Жизнь под чужим солнцем

18.Подарое для Бекки

- Джоан! - звонкий голос Пэнси, раздавшийся со второго этажа, не предвещал ничего хорошего. Гермиона, преодолев, наконец, последнюю ступень предательски высокой лестницы, очутилась на втором этаже. Увидев Пэнси в дверях комнаты, которую та обычно занимала, когда гостила у них, на первый взгляд живой и невредимой, Гермиона слегка успокоилась.

- Ну и зачем ты так кричала? Я уж подумала, что-то действительно случилось, - не подозревая ничего плохого, Гермиона шагнула в комнату. Открывшаяся ее взору картина была настолько впечатляющей, что на несколько секунд у нее пропал дар речи. Придя в себя, она повернулась к Пэнси, задав вопрос, впрочем, совершенно не будучи уверенной в том, что хочет получить на него ответ:

- Что здесь произошло?

Пэнси ничего не ответила, все еще в ужасе продолжая взирать на перевернутую с ног на голову комнату. Все шкафы были распахнуты настежь, и теперь их содержимое ровным слоем покрывало пол; белье с кроватей было содрано чьей-то безжалостной рукой, причем было абсолютно не понятно, куда оно делось, так как в спальне его не наблюдалось. Окно радовало взор раскрытыми ставнями, и теплый летний ветер колыхал занавеску, по непонятной причине изрезанную в лохмотья. Подушки были выпотрошены, ваза с цветами разбита, еще недавно светло-бежевый ковер покрыт пятнами неизвестного происхождения. Довершала картину разбросанная по всей комнате косметика Пэнси, которая представляла особую ценность для своей хозяйки, будучи изготовленной во Франции по какому-то эксклюзивному рецепту.

- Да что же это такое? - прошептала Гермиона, перешагивая через разбросанные вещи. Дойдя до кровати, она обессилено села, растерянно уставившись на Пэнси, которая застыла в дверях с выражением мрачной решимости на лице.

- Если это то, о чем я думаю, я не посмотрю, что... - договорить ей не удалось: из коридора послышался залихвастский свист, топот, лай, потом смех, снова свист, и, наконец, в комнату в прямом смысле этого слова ввалилась весьма живописная группа, при взгляде на которую у Пэнси предательски покраснели щеки - нехороший признак, который свидетельствовал о том, что она доведена до белого каления. Гермиона же тихо ахнула и прижала ладони к лицу, молясь о том, чтобы Пэнси не догадалась, что она сотрясается от беззвучного хохота. Следовало бы догадаться раньше.

Шесть лет, которые прошли со дня свадьбы Драко и Гермионы, пролетели как один день. Ни единой минуты, ни ей, ни ему не пришлось пожалеть о принятом решении связать себя друг с другом на всю жизнь узами брака. По мере того как проходило время, Гермионе стало казаться, что все ее прошлое было не более, чем сном. Она все реже и реже вспоминала о тех событиях, которые произошли с ней до свадьбы, и о тех людях, которых она когда-то любила, и вот однажды утром она проснулась с осознанием того, что и сама поверила в свою легенду. Она каждый день благодарила провидение за то, что однажды Люциусу Малфою взбрело в голову написать его странное завещание, так, впрочем, и не найдя ответа на вопрос, зачем все-таки он это сделал. Через год после свадьбы у них с Драко родилась дочь, названная Ребеккой, незамедлительно ставшая маминым и папиным сокровищем. Первая девочка, родившаяся в семье Малфоев за многие десятилетия. Нарцисса души не чаяла во внучке, как, впрочем, и крестные родители, которыми стали Пэнси и Блейз. К слову сказать, Пэнси почти сразу же после свадьбы Драко и Гермионы тоже пошла под венец, а через год стала счастливой матерью двух очаровательных близнецов. Гермиона была нежно привязана к мальчишкам, прощая им все шалости, в то время как Пэнси утверждала, что она находится на грани инфаркта каждую минуту с того самого дня, как близнецы начали ходить. И вот теперь Гермиона, кажется, вполне прониклась этим утверждением. Впрочем, справедливости ради стоило сказать, что ее собственная дочь тоже была далека от образа хрупкой сказочной принцессы, какой ее так отчаянно желала видеть бабушка.