Жизнь под чужим солнцем

45.Десять лет спустя

Я больше, может, не вернусь, а, может, я с тобой останусь…

Город 312 «Останусь»

Последние слова Бэкки уже давно отзвучали, затерявшись неверным эхом где-то в глубинах длинного и оттого кажущегося бесконечным гостиничного коридора, а Гермиона все еще продолжала в немом оцепенении взирать на стоящую в дверях девушку.

Бэкки нервно переступила с ноги на ногу.
Немая сцена грозила затянуться, а что говорить дальше, она не знала.

- Здравствуй, Бэкки, - Гермиона, казалось, очнулась от своего странного оцепенения и неуверенно улыбнулась.

Стоящая в дверях женщина - ее мама.

Ее мама, которую она не видела десять лет. Которую она совсем не знает и почти не помнит.

«Господи, дай мне сил справиться со всем этим!»

Бэкки глубоко вдохнула, стараясь унять бешеное сердцебиение. Все оказалось гораздо сложнее, чем ей представлялось в начале. Она ни минуты не сомневалась в том, что делает, когда тайком уходила из дома, не поставив об этом в известность ни отца, ни бабушку. Ни минуты не сомневалась в правильности своих действий, когда накладывала заклятие Конфундус на бестолкового портье, который отчего-то никак не желал сообщить ей, в каком именно номере остановилась ее мать. Она уверенно нажала на кнопку нужного этажа в отделанном зеркалами лифте, и лифт безоговорочно вознес ее нужный этаж. Не менее уверенно она ступала на тонких высоких каблуках по устланному ковром гостиничному коридору, направляясь к нужной ей двери, и все таким же уверенным был ее стук в дверь номера, за дверями которого жила та, которую она так страстно желала увидеть.

Вот только все изменилось в один-единственный момент. Когда дверная ручка сначала неспешно опустилась вниз, а дальше - настежь распахнутая дверь и безудержный поток солнечного света, пролившийся в сумрак тихого коридора.

Она не собиралась говорить «мама», вот только в последний момент отчего-то не удержалась.

Она десять долгих лет не произносила вслух этого слова, так почему же теперь оно далось ей так легко? На пороге стояла совсем чужая ей женщина, у которой не было ничего общего с ее матерью, по крайней мере, той, какой ее запомнила Бэкки.

Хотя, может, было бы правильнее сказать, с той, кем Бэкки привыкла ее считать.

- Извини, что я без предупреждения, - она едва удержалась от того, чтобы сказать «извините», но потом решила, что это было бы глупо и неуместно после того как она сказала «мама».