Скрижали

12.

Не менее пяти минут я таращился на бордовый переплёт, в душе не зная, как к нему подступиться. Я, конечно, спокойно понимал эту речь, словно она и не чужда. Но каким образом должен освоить этот загадочный язык — сензар, —  вариантов не было.

Открыв книгу на титульной странице, всё всматривался в восьмиконечную звезду, заточённую в круг. Символ шибко походил на типичную магическую дребедень. Коснулся страницы, аккуратно обводя пальцем рунические знаки, сопутствующие пентаграмме; символы, шероховатые на ощупь, словно и в самом деле были выжжены на поверхности. Внезапно руны стали окрашиваться в синий, одна за другой... Не ожидав такого перформанса, отдёрнул руку. Застыл растерянным взглядом на странице, что принялась краситься в чёрный, будто истлевая и покрываясь слоем копоти с нижнего уголка.

Восьмигранный пентакль в окружности засиял синим, озаряя вечерний мрак комнаты, и руны заиграли, словно в музыкальной комбинации, а затем замерли. Только слабое сапфировое свечение на угольном фоне двигалось ритмичными волнами, и тени кружили медленный мистический танец синего огня на тёмных стенах. Сердцевина звезды начала тонуть в странице, будто проваливаясь и оборачиваясь объёмным рельефом. От пристального взгляда на эту диковинную иллюзию закружилась голова. Со всей осторожностью перелистнул чёрную страницу, подозрительно изучая её оборот, но обнаружил только желтоватый старинный пергамент; из такой же немного лоснящейся бумаги был завёрстан весь фолиант. По сути ничего особенного, просто древняя книга, и если бы не содержание на сензаре, она спокойно могла бы затеряться среди старых манускриптов. Ну, и если бы не магический титульный лист, источающий синее зарево, точно голограммная проекция.

На ощупь придвинул стул и уселся за стол, не отнимая зачарованного взгляда от древнего переплёта. Мимолётно скользнула мысль, что надо бы поаккуратнее с этой вещицей, а то слабо себе представляю, что будет, если кто из домочадцев это увидит. Я и сам ещё не мог относиться ко всей этой «чертовщине» без юродства, хоть она и цепко впилась в мою жизнь, как пиявка. Про родственников и говорить излишне.

Достав из ящика специальные перчатки из тончайшего материала для работы со старыми книгами, включил настольную лампу. Надев перчатки, поддался навязчивому желанию потрогать объёмную пентаграмму в окружении символов. Но стоило кончикам пальцев соприкоснуться с чёрной страницей, как сапфировый перелив угас, и лист начал светлеть, совлекая непроницаемую черноту. Дошло сразу — дело в перчатках. Видимо, тактильно реагировали эти «чары» именно на живую плоть. Избавившись от ткани на руках, стал листать страницы, усыпанные письменами, отмечая, что пергамент вовсе не сыпался и, вообще, был довольно упругим и не повреждённым, только лишь пожелтел в силу времени. Можно было бы подумать, что некая мистическая сила оставляет эти хроники в сохранности. Например, демон, являющийся хранителем. Однако довольно скоро пришёл к выводу, что материал лишь похож на пергамент с виду. Структура была слишком пластичной и прочной. Такого, я, клянусь, никогда прежде не встречал. Каждый лист был словно тончайшим экраном из гибкого эластичного материала.