Портрет неизвестного

Глава II. Непредвиденное обстоятельство

На лестнице - кромешный мрак. Парадная - глухая, со двора. Жильцов не обреталось ни над ним, ни ниже.

Сначала он решил, что, видимо, ослышался. Стучат? 

Минуты две он вызволялся из петли. Другие две - отыскивал в карманах ключ. Возился с дверью... А дальше несколько минут как будто вынули из жизни.

- Что?.. Что вы говорите?

- Я говорю, пожалуйста, очнитесь. И закройте дверь. Мне кажется, за мной могли следить. К тому же холодно.

- Как понимать следить? Кто... Кто вы такая? - бормотал он, с ужасом смотря на барышню.

- Сейчас я все вам объясню.

- Что вы хотите объяснить? Мне ничего не надо объяснять. Послушайте...

Он чувствовал, что ничего не понимает.

***

Мы жили в крайнем доме, у реки. Помню веранду, сад. Помню, что временами было скучно. Сидишь, рассматриваешь воду, облака. Глядишь на ветви, тени на земле. Смотришь, как неспешно катится река. И будто бы перестаешь помалу понимать, что происходит.

По вечерам обычно собирались у огня. Мама играла на рояле что-нибудь или читала вслух. Отец прохаживал по комнате, посматривая на портреты, на огонь; покашливая, будто бы готовил речь, и ковыряя пальцем в трубке. Часто до ночи так и сидели там, словно позируя со скуки для французского романа... 

Вам, впрочем, скучно может быть? Все это детские, размытые воспоминания, жалобы. Было другое. Пасмурный, осенний день, как и положено всем скверным дням, который все переменилось.

В доме были шум, какая-то возня по случаю гостей. Все бегали по комнатам, роняли стулья. Жалко дребезжали в кухне окна, по которым стукал дождь. Хоть, вероятно, и никто того не слышал. Как ни слышали и стука в дверь, который раз от раза делался все более настойчив.

На пороге стоял странный человек в жабо, который сообщил, что некий граф изволили вернуться после длительного странствия и ожидают чести лицезреть, имеют честь надеяться и прочее, и прочее. Мама мгновенно побледнела. Отец коротко глянул на нее и тоже побледнел. Человек же, с небрежением поклонившись, удалился.

Следующие две недели в доме было невозможно жить. 

Днем бесчисленные взгляды, вымученная тишина и в ней отрывный, нарочито громкий выкрик каждой вещи: двери, блюдца. Ночью - бесконечный шепот и шаги. Затем, когда по исчислении названных недель, вновь появился человек и объявил, будто желает слышать о решении сударыни, мама с усилием отвечала, что муж ее недавно прихворал, но что сама она сердечно принимает приглашение.