Обитель Демонов

Без названия 34

Глава 34

Гермиона неподвижно сидела в седле, глаза ее были устремлены в никуда. Так уже продолжалось в течение нескольких дней, с тех знаменательных событий во дворце. Пробыв в городе какое-то время, чародеи налаживали обстановку как и во дворце, так и во всем городе, а наладить нужно было многое. Хоть личная стража Повелителя, ловцы и еще несколько человек признали в Гермионе принцессу и наследницу, другие до сих пор не верили и не признавали ее прав. Немного разобравшись с этим, чародеи решили, что пора отправляться домой. Оставив страну на попечение городского совета, они через пару дней отправились в путь в сопровождении небольшого отряда личной охраны теперь уже Гермионы, возглавляемого тем самым невысоким демоном с черненькой бородкой, назвавшимся Некроном. Стража должна была сопровождать девушку до границы, а вот демон, который, как выяснилось, был одним из приближенных советчиков Повелителя, решил, что будет сопровождать принцессу до тех пор, пока она не вернется во дворец или не назначит наследника.
Впрочем, Гермионе было все равно, она жила не в реальности, а в мыслях, которые всегда сводились к убийству отца и ненависти к себе. Все это время Нейрина тщательно наблюдала за принцессой — никто не мог к ней подойти. Что весьма раздражало всех ее спутников, кроме чародейки. Драко не переставал бросать на чародейку взгляды, полные ярости, надеясь, что она сдастся и разрешит поговорить с девушкой, которая с каждым днем все дальше и дальше отдалялась от своих спутников.
Путь до границы должен был пройти гораздо быстрее, чем когда путешественники шли сюда, это всех весьма обрадовало. По подсчетам Драко, они с Гермионой отсутствовали почти два месяца. К тому времени как они прибудут они прибудут в столицу другого мира, пройдет еще примерно месяц, и, вероятно, около недели они пробудут во дворце, прежде чем отправиться домой. По общим подсчетам, грубо говоря, это составит три месяца... долговато они отсутствовали. Что же происходит сейчас на Земле?
Парень быстро посмотрел в сторону Гриффиндорки, ее состояние давно его беспокоило, а запреты чародейки подходить к девушке еще больше раздражали Слизеринца. Он вспомнил, как Гермиона после первого привала ушла куда-то, а Нейрина запретила последовать за ней. Чертова женщина, почему она считает себя во всем правой? Драко раздражался и злился, а вместе с этим усиливалось беспокойство за свою спутницу. Почему она молчит? Почему Белзенкар и Нейрина ведут себя так, как будто это необходимо? Было столько вопросов, но нет ответов. Взгляд снова перескочил на Гермиону: интересно, сегодня ночью она опять уйдет?
Путники стали неторопливо спешиваться с лошадей, уже наступил вечер, и пора было останавливаться на привал. Парень внимательно наблюдал за молча стоявшей рядом со своей кобылой девушкой. Гриффиндорка и раньше была хрупкой, словно изящный цветок, хотя тогда за этой хрупкостью виднелась сила, но сейчас, она стала болезненно хрупко-ранимой. Да, она не только похудела, лицо ее приняло бледный, какой-то сероватый оттенок, карие глаза потускнели — она казалась привидением; иногда Драко думал, что девушка вот-вот исчезнет, настолько прозрачной и невыразительной стала ее внешность. Вероятно, за эти несколько дней она даже нормально и не поела, а о сне и говорить нечего — уходит она каждую ночь не для того, чтобы поспать где-нибудь в другом месте.
Слизеринец раздражено посмотрел на стражников, которые под руководством Некрона с завидным упрямством разбивали для ее высочества палатку. И тот факт, что девушка туда даже и не заходит, нисколько не умерял их пыл и рвение. Подобный ритуал повторялся на протяжении всех дней, которые они были в пути.
— Драко, иди сюда, — услышал парень голос Лизель.
Чертыхнувшись, Малфой вспомнил, что обещал графине рассказать немного о Земле. Придется выполнять обещание.

Гермиона равнодушно посмотрела на лагерь. Ее спутники думали, что она ничего из происходящего не понимает, но это было не так, девушка все прекрасно видела и понимала. Просто... просто она не хотела становиться частью того внешнего мира. Внутри себя было так спокойно, хотя нет — спокойствием это не назовешь. В Гермионе бушевал неукротимый шторм вины и раскаяния, ненависти к себе, сомнений. Все это образовало бездну боли и отчаяния, но она этим наслаждалась, купаясь во тьме своей боли. Это было какое-то извращенное наслаждение, девушка знала, что мысли и воспоминания причиняют боль, равной которой она никогда не испытывала, но продолжала вызывать эти видения прошлого, одновременно твердя себе, как кукла: "ты убийца, нет прощенья и пониманья, ты сама во всем виновата".
Гермиона неторопливым шагом пошла прочь от лагеря, не обращая внимания на пристальные взгляды — к ним девушка уже привыкла. Они даже не понимают, почему она уходит каждую ночь, да Гриффиндорка сама это плохо понимала, были лишь смутные подозрения: как бы она ни наслаждалась болью, избавиться от нее было бы подарком богов, хотя они тут и ни при чём. Девушка уходила, надеясь, что духи найдут ее и уменьшат боль, они должны это сделать! Почему она одна должна страдать!
Гермиона, прислонившись к дереву, устремила взгляд на луну — так и проходила каждая ночь. Девушка забыла, что такое сон. Когда-то, как теперь кажется, очень давно, она испытывала нечто подобное, во время своего обучения. Но даже тогда у нее была возможность отдохнуть, а сейчас ее нет. Каждый раз, когда глаза закрывались — в голове вспыхивали устрашающие картины, и, не успевая заснуть, она просыпалась с безмолвным криком на губах. Так было во дворце, но с тех пор, как они выехали, девушка даже и не пыталась уснуть, зная, к чему это приведет. Как она еще стояла на ногах? Скорее всего, из-за того, что обитала в своем собственном мире, как в окно смотря на реальность, в том месте ей не требовалось ни сна, ни еды, ни отдыха. Там все чувства тела были глухи и тихи, все затмевала боль.
Теперь Гермиона просто каждую ночь смотрела на луну, ожидая прихода духов и эгоистично думая, что они уменьшат ее страдания. Но духи не приходили, возможно, они опасались ее гнева, хотя такового не было, да и их мало что могло напугать. Скорее всего, они хотели, чтобы она сама, без чьей-либо помощи, вернулась в реальный мир.
Гриффиндорка медленно провела рукой по нежной изумрудной траве, она была такой живой по сравнению с самой девушкой, чья жизнь была лишь жалким существованием.
Из карих глаз полились слезы, они тоже стали привычными для нее, но это были не всхлипы или судорожные рыдания, а просто соленые потоки боли, скользившие по щекам. Мягко опадая на траву, они уносились по зеленым травинкам к земле, чтобы там начать свое существование в ее недрах. И им было все равно, что предыдущая хозяйка, пролившая эти капли боли, продолжает страдать.
Тонкий звон колокольчиков разлился по поляне, где сидела девушка, заставив ее вздрогнуть.

— Что с ней такое? — Дайген хмуро смотрел на спокойную темноволосую женщину. — Мне совершенно не нравится, что моя сестра похожа на безмолвное зомби, исполняющее все, что ей скажут.
— Дайген, успокойся, — Нейрина принялась методично латать дырку на платье. — Ты ей ничем не поможешь.
— И все же он прав, — вмешалась Лизель. — Я хочу видеть мою подругу, а не безмолвную куклу, чье состояние, кстати, ухудшается с каждым днем.
— И вообще, при чем здесь духи, — добавил Аморал, — почему они потребовали у нее плату? Гермиона мне ничего мне об этом не говорила.
Белзенкар вмешался в разговор.
— Она никому ничего не говорила, я долго размышлял об этом. Вмешательство духов многое объясняло, а именно то, почему мне и Нейрине приказано было не пытаться усилить магические возможности принцессы и...
— Что значит: было приказано? — перебил Аморал.
Чародей пожал плечами.
— В Кориме, когда был праздник, мы с Нейриной и Гермионой отправились в храм Афины. Нам нужно было забрать то, что обещано было очень давно... некое Знание, которое никому кроме меня и Нейрины прочесть не следовало. Там говорилось о том, что мы не должны вмешиваться.
— Ты еще долго возмущался, — едко вставила чародейка.
— Это было и вправду возмутительно! — словно продолжая давний спор, воскликнул старик.
Драко скептически посмотрел на чародеев — если их не остановить, то проспорят они до глубокой ночи.
— Так что с Гермионой? — вмешался он.
— Что?... — маги синхронно посмотрели на Слизеринца, затем быстро повернулись в сторону, куда ушла Гриффиндорка.
Во взгляде Нейрины читалось облегчение, чего нельзя было сказать об ее отце, чьи глаза пылали праведным возмущением.
— Да как они смеют!
— Успокойся! — необычно резкий и решительный голос чародейки перекрыл все вопросы и возгласы возмущения, она твердо посмотрела на сидящих. — Гермиона сама во всем разберется.
Не говоря больше ни слова, женщина, властным движением откинув темные пряди, зашла в палатку. Бормоча под нос ругательства, Белзенкар, уютно устроившись у костра, прикрыл глаза — он всегда был категорически против палаток или каких-либо других мест для сна, считая, что они созданы для неженок. Проведя большую часть своей жизни в скитаниях, он привык к тому, что предлагает ему сама природа — большего и не надо.
Удивленно смотря на быстро уснувшего чародея, путники, пожав плечами, тоже разошлись по палаткам, надеясь, что завтра все выяснится.

Гермиона, судорожно смахивая блестевшие в свете луны слезы, слушала духов. Они проговорили всю ночь. Не то чтобы девушке стало легче — нет, просто она стала постепенно возвращаться к реальности. И неважно, что Гриффиндорка половину из сказанного забыла — все это было лечебным бальзамом на ее израненное мученьями сердце. Понадобится время, и немало, прежде чем боль утихнет, став почти незаметной, главное, она теперь сможет с ней бороться, сможет не потерять себя.
Тяжело вздохнув, принцесса принялась пробираться к лагерю. С тех пор как она стала возвращаться в реальность, о себе дала знать и усталость, с трудом передвигая ноги, девушка наконец нашла место привала. В сером свете раннего утра виделись силуэты стражников, которые поспешно собирали палатки. Все готовились к новому дню путешествия.
Подойдя к лошади, Гермиона оперлась на седло — как же она устала. К ней подошла Нейрина, протянув чашку чая. Молча взяв ее в руки, девушка почувствовала, как пальцы обжигает из-за жара, исходящего от посуды. После маленького глотка по телу разлилось приятное тепло. Сильнее сжав пальцами чашку, она сделала еще один глоток, ей казалось, что она так давно не чувствовала тепла, такого манящего и притягательного.
— Драко, — заговорила Нейрина, Гриффиндорка даже не заметила подошедшего Слизеринца. — Я хочу, чтобы ты посадил Гермиону к себе на лошадь.
Приподняв бровь, парень молча кивнул и повернулся к сжимающей чашку девушке. Та протянула посуду чародейке, слабо кивнув в знак благодарности. Она еще плохо понимала реальность, в частности из-за того, что сильно устала, но некоторый смысл в словах женщины уловила.
Гермиона почувствовала, как руки подняли ее, словно ребенка, и посадили в седло. Тут же эти руки обхватили ее талию, крепко прижимая к себе.
Прикрыв глаза, девушка послушно придвинулась ближе, опираясь на твердое тело. Наконец-то у нее появилась возможность отдохнуть...

Драко задумчиво смотрел на мирно спящую Гриффиндорку, она, сидя боком на лошади, обхватила руками его талию, щекой прижимаясь к его груди. Девушка выглядела спокойной.
Когда он подхватил ее на руки, то поразился, насколько она стала легкой. Не то чтобы он раньше жаловался на ее вес, нет — Гриффиндорка всегда была очень легкой и хрупкой для ее возраста, но сейчас — это выходило за все мыслимые границы, ее вес сравнялся с весом ребенка одиннадцати-двенадцати лет.
Слизеринец бросил еще один взгляд в ее сторону. Что же произошло сегодня ночью? Все прошедшие дни находившаяся как в другом мире, она вела себя необычно, значит, что-то случилось, да еще и чародеи молчат. Похоже, никто не ответит на этот вопрос... если он сам, конечно, не попытается все выяснить. Мысли снова стали возвращаться к спящей девушке. Она даже не почувствовала, как они тронулись с места, не говоря о том, что заснула почти сразу, как оказалась на лошади... Пробурчав под нос несколько ругательств, Драко решил не думать об этом, переключив свои мысли на что-то более насущнее. Например: на встречу с Темным Лордом, до которой осталось не очень много... где-то около месяца... Не очень много?
Чтобы отвлечься от каких-либо мыслей, парень принялся равнодушно смотреть на дорогу. Лицо приняло обычное выражение безразличности, взор плавно скользил от одного дерева к другому. Так-то лучше.
Из этого состояния Слизеринца вывела его спутница, которая легко, почти незаметно вздрогнула. Цепкий взгляд тут же переметнулся к ней: черные, длинные ресницы, бросающие тень на бледные щеки, мелко дрожали, а вместе с ними колебалась и маленькая тень. Девушке что-то снилось и, судя по легким вздрагиваниям, это что-то не было приятным.
Тело Гермионы снова сотрясла мелкая дрожь. Прочь! Прочь от этого кошмара! Но у нее не получалось, она должна досмотреть это кошмар до конца, опять пережить тот день.
Резко вздрогнув, девушка широко распахнула глаза, в карих глаза блеснули слезы. Но с приоткрытых губ не сорвалось ожидаемого крика ужаса, он был безжалостно задушен Гермионой.
— Кошмар? — спокойный голос Слизеринца заставил ее поднять взор на своего спутника.
Глаза вновь заполнились слезами, но эти были уже другие слезы: неужели она думала, что если духи и помогли ей вернуться, то они и помогли ей избавиться от кошмаров?
— Я... — голос девушки был хриплым и тихим после долгого молчания. — Да.
Гермиона посмотрела вперед, где ехали остальные, они со Слизеринцем слегка отстали, но, похоже, это никого не волновало. Потом ее взгляд вновь вернулся к парню, а он молчал: потому что знал, что ей причинит боль то, что он может сказать. Хотя какое ему дело до ее боли, тут наверняка другая причина.
— Думаю, мне не стоит спрашивать, чем вызваны эти кошмары? — это вопрос причинил ей боль? Да.
— Нет, - сухо ответила девушка, ей совершенно не хотелось говорить, пусть он оставит ее в покое.
Гермиона сама понимала, насколько нереальным было ее желание. Слизеринец обязательно постарается вытянуть всю правду, ведь она столько дней молчала.
— Где мы? — чтобы уйти от неизбежных вопросов, спросила она.
— Скоро подъедем к тому дому в лесу, — он немного помолчал. — Нейрина хочет там остановиться, хотя бы для того, чтобы поблагодарить женщину.
— Это не разумно, — автоматически заметила девушка, вспомнив рассказы мальчика о том, как мать оберегала сына от стражников.