Чёрная Вдова

12. Candida albicans; яд от смерти.

Чудовищная пульсация в голове. Невыносимая. Чертовски болезненная. Другая. Мозг просто агонизирует. Что-то клокочет в ушах, дико жжёт, где-то в недрах каналов, словно в одно ухо вонзили раскаленную кочергу и она, прошив голову насквозь, вышла из другого. Грудная клетка тяжело вздымается, будто меха придавило валуном, и они еле-еле ходят, всё заволакивая дымом. Густой туман. Что-то булькающее, вибрирующее вытекает из моих лёгких, царапает пересохшие горло, омывает зубы горячим потоком...

— А-а-а...

А... а... Что это, чёрт возьми? Стон?.. Это... не моё. И боль усиливается троекратно. В голове палицы бьют по вискам, по стенкам черепа изнутри, бьют, словно насмерть. Вибрации абсолютно иные. Голова вот-вот треснет, я уверен.
Хочу открыть глаза, но не могу и шелохнуться: в теле, едва ощутимо покалывающем, будто иголками, слабость тряпичной куклы — куклы Вуды. Что-то ударяет по ушам, тревожа раскаленную добела кочергу и приводит её в движение: она закручивается, наматывая мои мозги вокруг оси своего вращения.

— Се... б-ш-ш-ш... п-ф... с-ш-ш-ш... а-а-а...

Мозг разрывает вибрациями, густыми, мощными, как подземные толчки. Больше мне не вынести этих губительных ударов... Руки ментально тянутся к ушам, какого-то чёрта, но я не в состоянии их поднять. Пытаюсь продрать глаза, силюсь, но веки — заржавевший механизм. Струи плотного света бьют в щели зарниц, голова откликается болью.

Тщусь разглядеть в слепящем зареве, хоть что-то. Оно медленно угасает, точно пожарище под проливным дождём, оставляя лишь полотно дыма и пепла развеваться на ветру. В глазах зола, кругом молочный пар, но я угадываю очертания, чего-то округлого, до боли знакомого; оно становится угловатым, и плывёт, плывёт, акварелью по водной глади растекается. Маленькая пропасть сокращается внутри этого... Лицо, Господи, чёрт!.. Её лицо!
Она говорит, — это рот движется, что она говорит?.. Но только уничтожающие вибрации.

Мои пересохшие губы, совершенно ватные, но непроизвольно вторят движения. Себастьян.

— Себастьян... — она говорит, я вижу, но всеобъемлющая дрожь, колеблющаяся, плотная, будто материя... Кочерга крутится — адский коловрат! Крутится в черепной коробке, чертовски похожей на шарманку... Святые угодники! Это что... звуки? Это я был так страждущ постичь?Сатанинский вертел, прямо внутри головы?! Господи, спаси и отведи меня от этого чистилища! Я буквально готов пасть ниц и молиться, только бы вынуть пагубную пику из своего черепа! Словно рука Господня пронзила меня пылающим мечом, покарала за все согрешения! За все погребения души нетленной! За каждое содействие убиению бренных телес! Я сойду с ума, если кто-нибудь не выдернет этот кол из моей головы. Я сойду с ума. Не выдержу и окунусь в забвение.
Вдову смывает туманом, я вижу очертания горы, надвигающейся на меня; неужто Великан?.. Чувствую его огромные ручищи на своём теле: приподнимает меня, я по инерции хватаюсь за его шею; пальцы немые, непослушные, я то ли повис на чужых руках, то ли парю над костром, кажется, осыпаясь пеплом, и туман клубится, что-то копошится в глазах, аки черви, или в дыму, объявшем всякое реальное и иллюзорное.
Пульсация, боль, туман, всё вибрирует, содрогается. Я различаю очертания конской головы, смолёная грива, ноздри нетерпеливо ширятся; тьма в глазах, похожих на огромные маслины — Дарий.
Мгла пожирает взор, в брюшине что-то пенится, раздувается, пылает. Меня качает на волнах, из чрева извергается желчь, но постепенно шторм стихает, только пульсация отдаётся тупой болью в ушах и висках.
Не представляю сколько дней я провалялся в постели, сколько выблевал желчи, пребывая на краю бессознательного, полностью сожранный лихорадочной дрожью и немощью. Образ Вдовы, прослыл призраком в этом окуренном, как пчелиный улей, пространстве, с неизвестными интервалами сменяясь тёмным ликом корсарки. Они всё что-то говорили, а их рты подобно пастям церберов разрывали мою голову, но я не в состоянии был даже реагировать. Раболепно содрогающийся морок, полчище, осаждающее череп тараном, ледяные руки, касающиеся раскалённой кожи, полынная горечь во рту с привкусом цианида — мне неведомо сколько я провёл, будто внутри кадила с едким желчным эфиром.
Однажды, просто открыв глаза, с удивлением обнаруживаю себя в комнате, наполненной спёртым воздухом, на кровати. Хорошие вести — я дома. Плотные тёмные шторы, завешивая окно, позволяют пробиться одному единственному лучику, тонким галстуком, выпавшему из зазора. Мрак дымкой растекшись по стенам, отдаёт красным. В глазах мушки. Простыни пропитаны кислым потом, он, кажется, въевшись под кожу, пропитал мясо до самого скелета. Давление в полном мочевом пузыре, сподвигнет меня встать и справить нужду, но попытка сесть, не венчается успехом, тело просто отказывается сгибаться, словно позвоночник превратился в студень. С горем пополам приподняв руку, ощупываю слабыми пальцами голову и натыкаюсь на ткань — марля по ощущениям. Голова обмотана полностью, только лицо открыто. Я замираю, каменею, костенею.