— Глупо было влюбляться в девушку из ночного клуба, — Намджун начал что-то бубнить себе под нос, выпуская из губ, собравшихся в виде очертания буквы "о", дым. Он дошел до девушки, такой матовый, манящий к себе. Ее всегда манили соблазны, а его всегда манила она. Девушка, на которую смотрят все, и не смотрит никто. Как такое возможно?
— Не ворчи, — Она, та самая, села к нему на колени, заводя ноги за сильную, мужскую спину. Ей хотелось, чтобы он ревновал ее, но как можно ревновать ту, которая принадлежит всем, но и не принадлежит никому, — Ты с полной уверенностью можешь считать себя счастливчиком, — Намджун от нетерпения выпустил в ее пухлые губы еще одну порцию дыма. Сигарета кончилась, а нервы, увы, остались. Эта девушка изрядно над ним издевалась, но она издевалась так над всеми.
— Поясни.
— Ну, я тут, я с тобой... — Она завела свои длинные пальцы, на концах которых был идеальный маникюр (ногти практически всегда были покрыты черным лаковым цветом), в его густые волосы. Возбуждение все нарастало, и она, та самая девушка, приблизилась к нему почти вплотную. Меж их губами оставалось сантиметров.. хотя, какие сантиметры? Тут не было и одного, несколько миллиметров, но и вперед двигаться, так сказать, делать первый шаг, она не хотела. Да и не пришлось. Намджун, уже раскаленный, как кочерга в печи, набросился на нее, вдавливая поцелуй настолько глубоко, что от этого обоим сносило головы. Как там говорится, для полета в космос не нужна ракета? Правильно. Они сейчас чувствовали то, чего не должны чувствовать, ведь не принадлежали друг другу, но какая сейчас разница? Ее нет, ведь под ним была она, такая желанная, такая не его...
Он смело, резко и сильно, отдернул ее бюстгальтер вниз. Он почти протрещал по швам, отчего девушка скорчила рожицу, мол: "Это же мой любимый!", а Намджуну нравилось. Нравилось водить по ее телу губами, оставляя мокрые дорожки, что пробирались к заветному лону. Он укусил ее ключицу, мимолетно наслаждаясь этими краткими стонами. Она уже изрядно надавливала на его плечи, ведь ей хотелось большего, но он мучил ее так, что злость превращалась в похоть. Или же, наоборот. Два эти чувства сплетались вместе, вытанцовывая бачату внизу живота. И вот, началось. Он слегка, аккуратно и нежно, поцеловал ее грудь, уделяя особое внимание соскам. Это было нечто. От них пахло ее запахом, не духами, а именно тем, чем обладали люди с рождения. Если бы в глазах можно было видеть искры, то его бы глаза давно бы загорелись. Намджун поддался искушению и, вбирая в легкие немного воздуха, накинулся со зверским аппетитом на свою, так скажем, жертву. Он оставлял засос за засосом на ее груди, практически вырисовывая фигуру вокруг ареола соска. Ему нравилось оставлять отметины на ее теле, пусть он и знал, что на утро она пошлет его куда подальше за такие проделки. Ее тело — безымянный товар, который ходит по рукам каждую пятницу. Нет, она не проститутка, она стриптизерша, но кто отменял в клубах приват услуги? У парня снесло голову от злости, и он, наполненный яростью и обидой, вошел в нее. Его боксеры тут же спали вниз с прекрасного тела, а с нее спало все возбуждение. Точнее, оно спряталось, ведь никогда ранее такого не было. Намджун лишь ублажал ее, почти пресмыкаясь, но не вечно же оставаться игрушкой в руках взрослой девочки? Правильно.
Намджун чувствовал своим членом ее плотные стенки. Они с силой сжимали его дружка, отчего хотелось кончить уже, сразу же, но торопиться ведь некуда? У них еще вся ночь впереди, это утром будет стыдно, сейчас — плевать. После двухминутной игры в "обиженную девочку" по квартире, по его квартире, начали расходиться звуки бьющихся тел — он трахал ее невыносимо грубо, да так, что на ее глазах можно было заметить слезы. Только, было бы больно, она бы и не стонала, как последняя шлюха. Он ударил ее по ягодице, практически срываясь на рык, но издал лишь гортанный звук, все больше и больше вдавливая предмет своего обожания, ненависти и бушующей ярости в пол. Или, они были уже на кровати? Намджун отымел ее сегодня в тех позах, где нельзя дотянуться до его лица. Даже потрогать шею. Он не хотел терпеть ее прикосновения, ведь только сейчас осознал, каким был дураком.
Почти кончая, он вынул с упованием член, приставляя его к животу девушки, когда та, задыхаясь от собственных стонов, почувствовала на своем теле горячую жидкость, белого, полупрозрачного цвета. Он упал на нее сверху, зарываясь носом в мягкие, немного потные, от жаркого секса, волосы. Он думал о том, что пора (!пора!) бросать эту затею, ведь невозможно любить девушку, которая принадлежит всем, но и не принадлежит никому.
