The god that failed

глава 1. арбузы и убийство

Лето первым же днем обрушилось на Сеул раскаленной жарой и удушающими облаками. Ветер скрылся в расщелинах между тонкими блоками домов еще с середины весны; стало глупым надеяться на прекращение зноя. Оперативные домохозяйки запасаются пакетами льда, обжигающими ладони, и литровыми бутылками, в которых когда-то прохладная жидкость давно сварилась в теплую жижу. 

Внезапно обрушившаяся на город духота не вызывает облегчения – скопившийся в воздухе влажный пар лишь затрудняет естественные процессы дыхания; сердце бьется быстрее, когда поднимаешься по лестнице, пить все равно хочется. 

Умирая от жажды, Чонгук ощущает, как под футболкой по груди скатывается прохладная капелька пота, неприятно смачивая хлопковую ткань. Кожа липкая от влаги, из ловких пальцев выскальзывают пластиковые ручки пакетов с продуктами. Ему приходится идти пешком два километра, потому что старенький велосипед не выдерживает тяжести – весь покрылся коркой ржавчины и издыхает последние скрипы около шаткой калитки, но до школы последний год еще как-то умудрялся доковыливать. 

Сегодня Чонгук празднует свой девятнадцатый день рождения, и если он не хочет чертить на земле искусственное лакомство с песчаными свечками, а съесть что-то поистине сладкое и бывающие в его рту раз в год, то приходится попотеть над готовкой самостоятельно. Обычно он ограничивается наивным желанием в полночь под звездным небом, сложив в замок ладони, но на свое совершеннолетие хочется вкусить сладостный кусок свободы и независимости от выевшей все остатки снисхождения матери. В этот день Чонгук выжимает стоп-кран толерантности и терпения по отношению к ней.

С детства он варился в бедности и к десяти годам уже успел наглотаться крепкого алкоголя, не знал, как это – жить без запаха спиртного, въевшегося даже в кожные ткани. В хиленькой государственной школе с ним мало кто общался: обычно дети здоровались из уважения и сразу же с отвращением убегали, нацепив маску надменности на свои миленькие личики, возомнив, что лучше только потому, что их родители с последних сбережений кормили их два раза в день, а не забывали об их существовании, оставив на столе лишь обгрызенную корку хлеба. За это Чонгук презирал всех и каждого, однако не считал себя лучше, наоборот приравнивал к изгоям, мечтая вырваться из отчего дома как можно скорее.

Учился он не ахти, сконцентрировавшись на выживании в нерадивой среде, не тратил много времени на уроки, просто не имея мотивации поступать в высшее учебное заведение, надеясь попросту не сдохнуть от голода. Всю работу по дому Чонгуку приходилось делать самому, хотя в основном он приводил в человеческий вид только свой угол, брезгливо косясь на раскардаш, устроенный матерью. Готовить учился впопыхах, мучился на нелегальных подработках с тринадцати лет, таская тяжести и сжигая себя заживо. Отроду молочная кожа давно посмуглела, сменив рафинад на тростник с кофейным отливом. Чонгук сгорел и выгорел, отдавшись во власть природе, пропитался горячими ультрафиолетовыми лучами.