Отверженные

7

Вернувшись в Малфой-мэнор, Гермиона уложила измученного Оскара спать. Сказать по правде, и сама она чувствовала себя бесконечно уставшей: так, что больше всего на свете хотелось прикорнуть рядом со своим мальчиком и провалиться в целительный сон. Но позволить себе сейчас подобную роскошь Гермиона не могла — нужно было срочно выяснить кое-что. «Очевидно же, что напавшие на нас искали именно Оскара… Но почему? Я должна понять, зачем им понадобился мой сын. И должна подумать, как обезопасить его!» Спустившись вниз, она разыскала Люциуса в кабинете, тот привычно расположился у камина — так же, как и делал это каждый вечер. — На нас напали Пожиратели Смерти, и одна из них была похожа на Беллатрикс Лестрейндж. Я… я не понимаю, как могло произойти нечто подобное — ведь она мертва. — Может, и не мертва… — протянул Малфой, не отрывая взгляда от огня. — А может быть, это и не она, а кто-то другой под ее личиной… — Но зачем кому-то другому выдавать себя за нее? — Разве неясно? Чтобы внушить страх. Гермиона прищурилась. Она не могла понять логики поведения преследующих их с Оскаром Пожирателей. — Да… Но для чего они хотели схватить нас? Малфой ничего не ответил. — И кто же, по-вашему, может стоять за всем этим? — не сдавалась Гермиона. — Я думаю, это и впрямь была она, — Люциус сделал глоток из бокала. — Сомневаюсь, что кто-то выдавал себя за Беллатрикс Лестрейндж. Интерес к этому ребенку мог возникнуть только у нее. — И у вас, если уж на то пошло, — с горечью поправила Гермиона. — Но… Беллатрикс мертва. — Как раз не факт, мисс Грейнджер. Я не могу исключить вероятности, что Волдеморт создал для нее крестраж, хотя бы один. При всем своем эгоцентризме, он не хотел бы безвозвратно потерять самую верную и преданную соратницу. А почему всего один… Не стоит забывать, что сам он планировал жить вечно. Ошеломленная Гермиона приоткрыла рот, в голове никак не укладывалось, что такая темная и мерзкая вещь, как крестраж, могла быть сделана в этом мире еще для кого-то, кроме Волдеморта. Да и слишком эгоистичным казался этот волшебник, чтобы беспокоиться о ком-то, за исключением себя. «Разве что… их с Беллатрикс связывало еще что-то…» — на какую-то секунду посетила мысль, что, возможно, эти двое были любовниками, но, передернувшись от отвращения, она отогнала ее от себя. — Допустим, вы правы. Но чего она хочет от Оскара? — упрямо продолжала добиваться объяснений Гермиона. — Я слышала, как она назвала его «позорным выродком». — Как вам должно быть известно, род Блэков прекратил свое существование как по мужской, так и по женской линии. И Драко оставался единственным, в ком текла их кровь, поскольку его мать, Нарцисса, была урожденной Блэк. — Мой сын не имеет никакого отношения к семейке Блэк! — категорично возразила Гермиона. — И вообще я желаю, чтобы его имя никогда не связывали с такими нацистами и фанатиками чистой крови, будь они хоть триста раз магическими аристократами. Гнев, бурлящий в крови, порождал в ней ненависть и отвращение. — Нравится вам это или нет, но в его жилах течет кровь Малфоев… и Блэков. — Но вы должны понимать, что Малфои ничем не заслуживают такой роскоши, как прямой наследник мужского пола, — искренне пыталась достучаться до него Гермиона. — И уж точно продолжения рода не заслуживает та бешеная сука, чья кровь по кому-то ужасному недоразумению течет в моем сыне. Люциус посмотрел ей в глаза: девчонка порой поражала своей категоричностью и неимоверным упрямством, не лишенным, однако, логики и здравого смысла. Нахальная грязнокровочка будто назло ему (точнее, он даже не сомневался, что именно назло) каждый раз подчеркивала, какого невысокого мнения о его личности, о его семье, об убеждениях, которых род Малфоев придерживался на протяжении веков. И, похоже, делала это совершенно искренне. «Да уж… Кем-кем, но лицемеркой эту маленькую упрямицу назвать нельзя…» — Вы должны понимать, что Оскар слишком хорош, слишком чист и невинен — и для вас и для ваших преступных родственничков! — продолжала кипятиться Гермиона. «Клянусь Мерлиновыми подштанниками, на этот раз она меня достала!» — Независимо от того, что вы думаете, мисс Грейнджер, — в голосе Люциуса прозвучала сталь. — Мальчик — член моей семьи. И он в опасности! Не обольщайтесь, Беллатрикс Лестрейндж ищет его не как наследника угасшего рода Блэков, а как гнилое семя, случайно упавшее на землю и давшее всходы. Ищет, чтобы убить! — И кто же, позвольте спросить, виноват в этом? — не задумываясь, огрызнулась Гермиона. — Если бы мы по-прежнему жили в мире маглов, если бы вы не устроили шоу с требованием опеки над Оскаром, она бы никогда не узнала о нем. И ему бы ничего не угрожало сейчас! А теперь мой ребенок в опасности. Из-за вас! Вы уничтожаете все, к чему прикасаетесь. Теперь… теперь мы вообще застряли здесь, прячась от этой сумасшедшей старой коровы. Она обложила нас со всех сторон: так, что ваш чертов Малфой-мэнор остался единственным спасением. Если бы вы действительно любили своего внука, вы бы не ввергли его в этот кошмар. Как вы не поймете: Оскар не ребенок Драко, он лишь случайное последствие его трусливого и эгоистичного поступка! И если уж на то пошло, может быть, вашему роду, изуродованному многовековым поклонением темной магии, будет лучше вообще оказаться стертым с лица земли. — Продолжение древнего волшебного рода гораздо важней, чем ваши детские претензии ко мне и моим предкам. Род Малфоев должен продолжиться, и он продолжится. — Зачем? Вы же знаете, что родовое имя смешалось с грязью. Знаете, что люди плюются вам вслед, а фамилия Малфой стала синонимом насилия и жестокости. Как только у вас хватает совести заставлять носить ее невинного ребенка, принимая на себя чужие грехи? — Я и не ждал, мисс Грейнджер, что вы поймете меня… — начал Люциус Малфой, но Гермиона не дала ему договорить. — Потому что для этого нет причин, способных убедить меня. — Род Малфоев должен продолжиться, — спокойно закончил мысль он, не обращая внимания на реплику Гермионы. — История нашей семьи уходит в века вместе с историей самой магии. А… нынешние трудности — всего лишь небольшие помарки на свитке пергамента этого длинного повествования. — Небольшие помарки? — не поверила своим ушам она. — Да люди ненавидят вас, потому что винят в смерти членов своих семей. Неужели вы надеетесь, что вас когда-нибудь простят? Должно смениться не одно поколение, чтобы волшебники смирились с тем, что убийца их близких избежал справедливой кары. А я… я вообще не понимаю, как вы можете спокойно жить, зная об этом. И порой даже встречаясь лицом к лицу с теми, у кого вы отняли родных и любимых. Вас никогда не простят! — Довольно! — прогремел голос Малфоя и эхом отразился от каменных стен комнаты. — Нет, не довольно! — не сдавалась Гермиона. — Что? Правда глаза колет? Честно сказать, я сильно сомневаюсь, что Оскару понравится оказаться причастным к вашей семейке, когда он вырастет. «Да я сделаю все, чтобы он ни в коем случае не ощущал себя Малфоем! А когда мальчик повзрослеет, то Люциус не сможет указывать ему». Некоторое время она смотрела на своего собеседника, который вновь уставился на каминное пламя. В какой-то момент, горя от праведного гнева, ей даже хотелось выкрикнуть ему в лицо, что желает смерти им обоим: и Беллатрикс Лестрейндж и Люциусу Малфою. Пусть поубивают друг друга — и тогда они с Оскаром снова будут свободны! Но, глубоко вдохнув несколько раз, Гермиона немного успокоилась. «К чему столько пафоса? Этот человек не заслуживает ни капли моих эмоций. И что, если Беллатрикс доберется до него первой? Тогда нам придется бежать, исчезнуть в мире маглов снова, только теперь уже полностью оборвав все связи с магами». Она не знала, каким образом Люциус разыскал их адрес, но догадывалась, что, скорее всего, путем банальной слежки за кем-то из тех немногочисленных волшебников, с которыми она продолжала поддерживать связь. «Черт бы вас обоих побрал! Ничего… я, конечно, буду скучать по друзьям, но ведь самое главное — это жизнь моего мальчика». Больше не вступая с ним в перепалку, Гермиона обернулась и вышла. «Какой смысл бесплодно пререкаться с человеком, которого больше заботит достижение каких-то своих целей, нежели безопасность Оскара. Так… Мне нужно поспать. И я обязательно обдумаю все, но только утром». Спала она беспокойно, а проснувшись еще до рассвета, так и не смогла больше уснуть. В голове безудержно метались какие-то страшные, наводящие тошнотворный ужас мысли. Воображение раз за разом подбрасывало видения, что будет с Оскаром, попади он в руки Беллатрикс Лестрейндж. Перед Гермионой то и дело возникало лицо испуганного, плачущего и зовущего мамочку ребенка, и слышался безумный смех их потенциальной убийцы, открывшей на них с сыном охоту. Даже представлять это было невыносимо, и в конце концов она вскочила с кровати, судорожно принявшись одеваться. «Мне нужно срочно проверить все ли в порядке с моим малышом! Иначе я сойду с ума…» В доме царила полная тишина, когда она пробиралась в детскую по мрачным пугающим коридорам, освещенным лишь тускло мерцающими светильниками. Странно… почему-то в эти мгновения мучительный страх стих, уступив место абсолютной уверенности, что здесь, в поместье Малфоев, они с Оскаром находятся в полной, безоговорочной безопасности. Охранные заклинания Малфой-мэнора по праву считались самыми могущественными во всей Британии, их называли даже более надежными, чем заклинания банка Гринготтс, охраняющие все золото волшебного мира. Каким-то неясным глубинным знанием она вдруг поняла, что Беллатрикс не сможет войти в этот дом, будь на то воля его хозяина. Волдеморт, возможно, и боялся потерять такую преданную свою слугу, но все же и ей он не доверял полностью. Если бы мадам Лестрейндж знала дорогу, то была бы здесь уже вчера. О-о-о… эта женщина не стала бы дожидаться, когда Люциус опомнится и обновит охрану мэнора. Она бы ударила сразу! Но не теперь… Поэтому, шагая к детской, Гермиона больше боялась другого — как бы вчерашний испуг Оскара не навредил его хрупкой и впечатлительной детской психике. Тем более что малышу и так пришлось немало пережить в последнее время. Нет, он ей никогда не жаловался, но Гермиона знала: Оскар прекрасно понимает, что в их жизни что-то стало идти не так. И сегодня он, как никогда, нуждается в чьих-то теплых и заботливых руках, готовых защитить от всех бед на свете. Нуждается в ощущении, что жизнь по-настоящему прекрасна, а сейчас, здесь, даже прекрасней, чем у них дома. «Если, конечно, он еще помнит то время, когда мы жили не в Малфой-мэноре». Она осторожно толкнула дверь. В детской царил предрассветный полумрак: до восхода солнца было еще далеко. И Оскар все еще спал. Подойдя к кроватке, Гермиона едва удержалась, чтоб не вскрикнуть: рядом с той в кресле сидела какая-то темная фигура. Это был Люциус Малфой. Откинув голову на спинку, он, казалось, дремал — во всяком случае, глаза его были закрыты. Гермиона замерла. Никогда еще она не видела это чудовище таким… «Ох же! Ну каким — таким?» Она тихонечко подошла совсем близко. Пряди знаменитых светлых волос спадали ему на щеку. «Боже мой! Этот невозможный человек выглядит высокомерным даже, когда спит». Но все же не могла не отметить про себя, что Люциус (пусть и в измятой, потерявшей презентабельный вид одежде) смотрится очень интересным мужчиной. «Что?! Люциус Малфой — интересный мужчина?» — Гермиона нахмурилась, несколько раз тряхнула головой, отгоняя столь крамольную мысль, и переступила с ноги на ногу. Деревянная половица предательски скрипнула. Гермиона тут же увидела, что дыхание его изменилось. Люциус медленно поднял веки и уставился на нее. А она в который раз подумала, что у них с Оскаром совершенно одинаковые серые глаза — те самые, что обожала у сына и терпеть не могла у его деда. По правде говоря, этот диссонанс вдруг привел ее в замешательство. — Я уже проснулась, теперь вы можете уйти, — произнесла негромко, желая избавиться от его присутствия как можно скорей, и взглянула на спящего Оскара. Огромная всепоглощающая любовь сразу же затопила все ее существо. Маленький Оскар с его кругленькими щечками и длиннющими ресницами, отбрасывающими тень на бледную кожу, был невероятно мил. У Гермионы перехватило дыхание: смотреть на своего спящего мальчика она могла вечно. Запутавшийся в одеяле, с любимым игрушечным жирафом под мышкой он напоминал маленького ангелочка. Она невольно улыбнулась, вспоминая, каким образом у сынишки появился этот жираф: Оскар так жалобно смотрел на него, что девочка — бывшая владелица игрушки — не выдержала и подарила ее, несмотря на заверения сконфуженной Гермионы, что делать этого не нужно. — С сегодняшнего дня вы не имеете права покидать поместье без моего сопровождения, — раздался позади негромкий голос Люциуса. — Это опасно. Не оборачиваясь, Гермиона спросила: — И что, теперь мы везде будем появляться только с вами? Не думаю, что меня устроит подобное. — Мисс Грейнджер, это не просьба. Я запрещаю вам с Оскаром отлучаться из Малфой-мэнора, если сам не сопровождаю вас. Отныне без меня вы не имеете права даже выйти за ворота. Не верящая своим ушам Гермиона обернулась: Люциус Малфой был абсолютно спокоен и серьезен. — Знаете что, мистер Малфой, я ведь могу попросить, чтобы нам обеспечил защиту аврорат Министерства магии, уж коли ситуация настолько опасна. Люциус пренебрежительно фыркнул. — Неужели вы и впрямь думаете, что какой-то левенький аврорчик сможет защитить вас от Беллатрикс Лестрейндж? Я был лучшего мнения о вашем интеллекте. Эта женщина при желании скрутит узлом косой десяток работников аврората, чтоб вы знали. Поэтому, предлагаю покончить с бессмысленными пререканиями. — Но мимо вас она пройти не сможет — вы это хотите сказать? — День, когда Белла смогла бы пройти мимо меня, стал бы для нее счастливейшим, — Люциус нахмурился, и черты его лица окаменели. — Мисс Грейнджер, запомните, я безжалостно вышвырну вас из поместья и отлучу от ребенка, если вы осмелитесь ослушаться моего приказа. И это отнюдь не пустая угроза. Воспользовавшись тем, что стоит к нему спиной, Гермиона оскалилась, скорчив зверскую рожицу. Ужасно хотелось пожелать Люциусу сгинуть к чертовой матери, желательно в компании своей бывшей свояченицы. Она услышала шаги: скорей всего, Малфой сказал ей все, что счел нужным, и направился к двери. — Вы знали, что Беллатрикс вернулась? — не выдержав, полюбопытствовала Гермиона. — Нет, — бросил Малфой. — Я тоже узнал об этом только вчера. — Вы бы оставили нас в покое, если бы знали раньше? — Нет. «Мерзавец! Эгоистичная свинья! — мысленно завопила она. А потом, чтобы хоть как-то успокоиться, склонилась над спящим сыном и погладила его по светлой макушке. — Я не дам случиться с тобой чему-то плохому, мой маленький… Но я не уверена, что могу доверить этому человеку самое драгоценное, что у меня есть… Могу ли вообще верить ему?» — Знаете, вы создали мне столько проблем, что, кажется, я вас просто ненавижу, — чуть не плача прошептала она в спину уходящему Малфою. — Редко использую это слово, но сейчас оно удивительно подходит, чтобы описать то, что я чувствую. — Рад, что вы обозначили свои чувства столь откровенно, но советую избегать проявления таких сильных эмоций. Это, знаете ли, может навредить делу, — ответив, Люциус вышел из детской и аккуратно прикрыл за собой дверь.