Отверженные

18

Гермионе с трудом верилось в свой поцелуй с Люциусом Малфоем. Из всего, что могло прийти ей в голову, он оказался самым непредвиденным и самым странным. «Видит бог… я совсем не собиралась целовать Люциуса… Я всего лишь хотела подтолкнуть. Посмотреть, как он среагирует. И… подобрала момент», — Гермиона не могла сказать, что сожалеет о поцелуе, но справиться с тем, что это произошло, было по-прежнему трудно. Губы все еще горели от прикосновения к его рту. Полученную информацию стоило, конечно, хорошенько осмыслить. Собственно, ничего особо неожиданного не произошло: Люциус отстранился от нее. Хотя… это было не совсем правдой, и Гермиона знала, что несколько секунд он отвечал на ее поцелуй, прежде чем отстраниться. Всего несколько секунд, но Люциус был другим человеком — живым, настоящим, не боящимся чувствовать. Это заставляло задуматься: почему же он сделал то, самое первое свое предложение, если теперь просто сбежал от нее. Особенно после того, как сам подтвердил, что она не ошиблась, и его предложение означало именно то, о чем Гермиона и подумала, даже несмотря на некоторую завуалированность. Но тогда, пребывая в шоке и отвращении, она не поняла его. Предложение Малфоя казалось бесконечно далеким от того, чтобы стать реальностью. Правда, с тех пор много изменилось. Они прошли долгий путь, точней, получалось, что она прошла. «А вот Люциус, по всей видимости, двигался совсем в другом направлении...» Но Гермиона не была готова отпустить эту ситуацию, нет! Так или иначе, с Люциусом теперь оказалась связана огромная часть их с Оскаром жизни и их будущее. Да, сказать по правде, и не готова была Гермиона разрушить их маленькую отверженную всеми семью. И чем больше думала об этом, тем сильнее убеждалась в своей правоте. Логичней и естественней всего теперь казалось остаться здесь, в Малфой-мэноре. С Люциусом. Гермиона не могла объяснить, почему изменила свое отношение к этому дому и к его хозяину. Все произошло само собой. «Может, я просто увидела в наших отношениях единственный для себя выход избавиться от того отчаяния, в которое обстоятельства толкнули меня. Или… поняла, насколько глубоко отчаяние самого Люциуса, пускай и тщательно скрываемое. Он может таить его в себе сколько угодно, но я же знаю, что оно есть и что оно душит Малфоя. Просто Люциус слишком горд, чтобы показать его и сбросить маску, которую носит вот уже несколько десятилетий, — у Гермионы не получалось даже представить себе такую жизнь. — О, нет. Только не это. Лучше умереть, чем такое беспросветное одиночество и постоянная глухая тоска…» Гермиона отдавала себе отчет, что рассуждения ее полны чисто женской эмоциональности и могут быть преувеличением, но не думать обо всем этом уже не могла. «По-хорошему, нам нужно поговорить с ним. Откровенно. А это будет трудно. Я уже попыталась, и что, спрашивается, из этого вышло? Но… я не могу оставить все так, как есть! И неопределенность, в которой сейчас повисли мы оба, не может продолжаться вечно. Нам все равно придется обсудить свои отношения, пусть он и сбежал от этого так трусливо». И она присоединилась к Люциусу за обедом. Если Малфой и удивился, то, нужно отдать ему должное, виду не подал. Тем более что Гермиона обедала с ним каждый день с тех пор, как он оправился от отравления. «Странно, но, живя втроем в этом маленьком мирке, мы удивительно мало времени проводим вместе», — то, что раньше, когда она только поселилась в Малфой-мэноре, виделось некоей спасительной благодатью, теперь (особенно с учетом желания обсудить с Люциусом нечто важное) стало ощущаться как самая настоящая неприятность. — Кажется, наша тренировка закончилась немного быстрее, чем планировалось, — через некоторое время решилась нарушить тишину огромной столовой Гермиона. Сосредоточенно уткнувшись в тарелку с супом, Люциус помолчал, но потом все же отозвался: — Для того чтобы быть хорошей ученицей, вы слишком легко отвлекаетесь от занятий. «Ого… Да он ведь злится!» — удивленно заметила она. Нет, конечно, прочитать эмоции Люциуса Малфоя было нелегко, еще слишком плохо и совсем недолго знала она его. Но в целом теперешняя ситуация забавляла Гермиону. Особенно то, что он назвал поцелуй «отвлечением». Хотя… если совсем уж честно, потянувшись к Люциусу с поцелуем, она и сама не знала, чего же хочет дальше. «Вот что бы я, спрашивается, делала, если б он отреагировал иначе? Может быть, в глубине души я знала, что он поведет себя именно так, как и повел? Потому что… неизвестно, насколько далеко я могла бы зайти в случае, если бы он… Нет!» — она вздрогнула: мысль о физических отношениях с Люциусом Малфоем (как с мужчиной!) казалась совершенно… нереальной. — Я просто чувствовала, что нужно обсудить кое-что. — И выбрали для этого совершенно неподходящее время. И еще менее подходящее место. — Хорошо. Назовите мне подходящие время и место. Я занесу это в свой ежедневник. — Не утруждайтесь. Нечего заносить. — И, тем не менее, нам нужно обсудить сложившуюся ситуацию. Оторвавшись от тарелки, Малфой снова бросил на нее недовольный взгляд. — Думаю, вы должны найти себе другого преподавателя. — И вы считаете, что я смогу найти кого-то, кто знает Беллатрикс так же хорошо, как и вы? Мне нужен человек, который обучит бороться именно с ней. Она никогда не перестанет охотиться за нами! И если ей удастся вывести из строя вас, то я останусь последней линией обороны, что защищает Оскара. Конечно, Гермиона отлично знала, что ее слова были явной манипуляцией. Манипуляцией, с которой Люциус не мог поспорить, потому что та была правдива: никто не смог бы научить Гермиону приемам, защищающим от Беллатрикс лучше и быстрее, чем Люциус. По крайней мере, никто из тех, кто взялся бы ее обучать. Задумавшись, он откинулся на спинку стула, и Гермиона поняла, что почти выиграла. — Я не привык заниматься с непослушными, неуправляемыми учениками, — наконец резко бросил Малфой. — В таком случае, я клятвенно обещаю, что больше не буду целовать вас, — парировала Гермиона, тут же заметив, как в его глазах промелькнуло что-то неясное, чего она не смогла разобрать. Не понимая, почему он столь упорно отвергает ее, Гермиона даже слегка расстроилась, что разозлила великого и ужасного Люциуса Малфоя. Правда… расстроилась лишь самую малость. Потому что, никогда не восхищаясь Лолитой, сейчас находила это поддразнивание весьма увлекательным. Ничего не ответив, Люциус отвернулся и раскрыл «Ежедневный Пророк». И Гермиона догадалась, что уже не впервые за сегодняшний день. Поняв, что он собирается демонстративно игнорировать ее, тоже не произнесла больше ни слова. Только поглядывала на него, заканчивая доедать обед. Всё в этом человеке казалось очень сдержанным. И очень точным. Любое его движение выглядело выверено и продумано. «Надо же… ни одного ненужного жеста!» Ей ужасно хотелось расспросить Люциуса о чем-нибудь еще, в конце концов, просто поговорить с ним о чем-то, но начинать разговор снова было… боязно. «Все понятно. На сегодня можно считать беседу законченной…» * * * А утром Гермиона сразу же спустилась в дуэльный зал. Не будучи уверенной, что Люциус вообще соизволит прийти, она все равно ждала. Ей действительно нужно было научиться очень многому, и только Малфой мог подготовить ее к сражениям с Беллатрикс Лестрейндж. Сегодня она надела джинсы и легкий пуловер, зная, что тренироваться в них будет намного легче, чем в платьях, которые обычно предпочитали ведьмы. Прошло всего несколько минут, как в зал вошел Люциус. Этим утром он снова был без сюртука, оставив лишь надетый на белую рубашку жилет. И может быть, поэтому выглядел более человечным, чем в своем привычном темном одеянии. Повернувшись, Люциус положил что-то на стоящий рядом стол, и Гермиона увидела, как он распрямляет черную ленту и аккуратно подвязывает волосы, прежде чем обратиться к ней. — Должен сказать, что выглядите вы сейчас совершенно неженственно, — буркнул Малфой, поворачиваясь и вставая в стойку. — Никогда не понимал любви маглов к этой нелепой малопривлекательной одежде. — Я выбрала джинсы лишь по соображениям практичности. Но теперь… когда знаю, что вы хотите видеть меня женственной, возможно, я буду уделять своему внешнему виду больше внимания, — не удержавшись, Гермиона снова решила поддразнить его. Перенеся эту милую насмешку с привычным стоицизмом, Люциус резко выстрелил в нее заклинанием, причем настолько мощным, что Гермионе пришлось стремительно отшагнуть в сторону, чтобы не попасть под него. «Ясно… Только что мне дали понять, что сейчас я на чужой территории». Почти сразу же Люциус метнул следующее заклятье, отклонив которое, Гермиона даже умудрилась ответить ему. — У вашей руки слишком большая амплитуда. Это дает мне время предвидеть ваши действия. И она уже в который раз отметила, насколько точны и выверены его собственные движения. — Неужели в вас все предназначено лишь для сражений? — Не все, но готовым к этому нужно быть всегда. — Понятно. Постоянная бдительность, — повторила Гермиона слова профессора Грюма, точней, Барти Крауча-младшего, игравшего эту роль. — Совершенно верно. «Неужели он постоянно ожидает нападения? Что, даже от меня? Или… он всегда жил с этим ощущением? Но тогда получается, что мое присутствие в Малфой-мэноре для Люциуса лишь еще одно неудобство…» — Вы же знаете, что я имею в виду не себя… не свое нападение… — чуть обиженно отозвалась она. — Конечно, знаю. Тем более что вы не очень сильны в подобных вещах, — спокойно согласился Малфой и выстрелил еще одним заклятием, тут же отброшенным Гермионой. Сказать, что их диалог привел ее в состояние жуткой растерянности, означало бы не сказать практически ничего. Только вот теперь Гермиона начала догадываться, насколько глубоко его недоверие ко всем и всему. И насколько он, скорее всего, устал от ее глупых подшучиваний. «Что бы я ни сказала, это будто отдаляет нас друг от друга все сильней и сильней. Но почему?! Почему он не доверяет мне? И почему так упорно подчеркивает это?» — Поймите же, я никогда не причиню вам боль! — выпалила Гермиона в жалкой попытке переубедить его. «Ведь он же сам когда-то заговорил о доверии! Согласна, было время, когда я думала, что Люциус Малфой способен убить меня, но с тех пор произошло очень многое. И теперь… теперь я уже точно не воспринимаю его как своего врага!» — запутавшись в собственных мыслях, она вдруг поняла, что в их отношениях имеется серьезная проблема: они оба не знают, почему должны доверять друг другу. Ведь, кроме Оскара, их почти ничего не связывает. А когда будет покончено с Беллатрикс, не будет связывать, можно сказать, совсем ничего. — А я вот причиню вам боль, если так и будете бестолково размахивать рукой, — Люциус метнул в нее что-то совсем уж неизвестное, и испуганная Гермиона сильно пригнулась, уходя от атаки. — Ладно. Думаю, на сегодня достаточно, — он снова повернулся спиной, то ли все же доверяя ей, то ли проверяя. — Я велю Уолли принести вам книгу, которую придется изучить. Она будет полезна для дальнейших занятий. На этом Люциус снова вышел из дуэльного зала, оставив Гермиону одну. Раздосадованная, она швырнула заклятие прямо в каменную стену, уже поцарапанную следами былых сражений. Сегодня она снова повернула разговор к тому, что казалось ей очень и очень важным, к взаимному доверию, и Малфой снова уклонился от него. Застонав от разочарования, Гермиона поняла, что готова расплакаться. С одной стороны, он упорно не хотел обсуждать с ней это, а с другой, в следующий же момент поворачивается спиной, демонстрируя свою уязвимость. «Ну почему… почему этот человек настолько усложняет все?!»