Познавая прекрасное

20

Ни о чем не думая и даже почти не осознавая, где она сейчас, Гермиона какое-то время молча лежала на полу. Не открывая глаз, она размеренно и глубоко дышала, пытаясь прийти в себя, и с наслаждением чувствовала, что и тело, и душа до сих пор полны пережитыми ощущениями. Острыми. Почти болезненными. И настолько яркими, что возвращаться в реальность окружающего мира не хотелось совершенно. Гермиона не знала, сколько пролежала в этом полубессознательном состоянии, когда ощутила прикосновение к бедру — настойчивое, обжигающее, заставившее вздрогнуть, будто от удара током. Усилием воли она заставила себя сосредоточиться и приподняла голову, чтобы тут же натолкнуться взглядом на Люциуса, уже склонившегося над ней, и медленно, но верно подбирающегося поцелуями туда, где снова так жаждала его ощутить. Откинувшись назад, она чертыхнулась. «Как только могла подумать о том, что Люциус Малфой останется в долгу?» Но уже в следующую секунду, когда его язык коснулся горящего от вожделения клитора, эта дурацкая мысль куда-то улетучилась. — Да… Да, пожалуйста… Выгнув спину, Гермиона откинулась назад и жадно толкнулась навстречу ласкающему рту. Малфой тут же положил ладонь на ее живот и крепко прижал к полу, не позволяя двигаться. В кабинете, отдаваясь эхом, прозвучал разочарованный женский стон. Дразняще медленно Люциус кружил и кружил вокруг набухшего бугорка, избегая прямых касаний и заставляя Гермиону дрожать от мучительной, хотя и сладкой, неудовлетворенности. Наконец, еще раз ударившись затылком об пол, она потянулась и, схватив Малфоя за волосы, резко дернула, направляя туда, где он был так нужен. В отличие от не принявшей чужой диктат Гермионы, он позволил ей контролировать ситуацию и послушно коснулся клитора. А затем проник во влагалище пальцем. Сначала одним, потом еще одним. Гермиона ощутила мягкое неспешное движение и снова застонала. Все тело горело, а сознание туманилось от медленной изощренной ласки. Хотелось кричать, и она еще раз попыталась толкнуться навстречу Люциусу бедрами. Но снова оказалась прижатой к полу сильной рукой Малфоя, не дающего даже шевельнуться. Чувствуя, как мышцы влагалища знакомо сжимаются в приближении оргазма, Гермиона возмущенно пробормотала что-то и тут же ощутила, как проваливается в пропасть. Потому что Люциус наконец нашел клитор губами и с силой втянул его в себя. Веки полыхнули огнем, и она низко гортанно застонала, забившись от накатывающих одна за другой волн удовольствия. Малфой продолжал крепко держать ее, и эта вынужденная неподвижность делала оргазм еще более сильным, более острым. Громко прокричав «Люциус!», Гермиона даже не заметила, как впилась ногтями в кожу его головы. А когда, наконец, немного успокоилась, и тело перестало дрожать от только что пережитого наслаждения, она открыла глаза и посмотрела на свои руки: на кончиках пальцев алела кровь. Довольно улыбаясь, Люциус склонился над ее лицом: — Счет мы сравняли. Ощущая жуткую неловкость, Гермиона раздвинула его волосы и увидела темно-красные царапины. — Прости… Я сделала тебе больно. Мне, правда, очень жаль, — сразу же начала оправдываться она. Малфой внимательно посмотрел ей в глаза, а затем наклонился и поцеловал. Жестко. Глубоко. Когда же, наконец, оторвался, произнес размеренно и твердо: — Я уже просил, чтобы ты никогда не извинялась передо мной. Ни за что, — его взгляд потеплел. — Все-таки ты — невероятная женщина… В голосе его слышалось удивление, смешанное с такой нежностью, что Гермиона невольно ощутила, как от непрошеных слез защипало глаза. Она резко отвернулась, не позволяя Люциусу заметить проявление излишней, как ей казалось, сентиментальности, и почувствовала облегчение, когда он поднялся и снова вернулся в кресло. «Почему? Почему рядом с ним моя душа, будто обнажена?» Гермиона тоже встала и, бросив пару заклинаний, быстро привела себя в порядок. Однако на рабочее место так и не вернулась, а остановившись перед Люциусом, почти официально заявила: — Сегодня я запланировала посещение музея Виктории и Альберта. Малфой предсказуемо дрогнул бровью. — Виктории и… кого? — Виктории и Альберта. И не пытайтесь обмануть меня нарочитым невежеством, мистер Малфой, — Гермиона поддразнила его. — Я все равно не поверю, что ты никогда не слышал об одном из самых знаменитых Британских музеев. Хотя, признаюсь честно, не думаю, что чистокровный маг Люциус Малфой соизволил там побывать… Качнув головой, Люциус ухмыльнулся, и Гермиона поняла, что не ошиблась. Она уверенно продолжила. — Тебе придется переодеться. Мне кажется, что если наденешь то, в чем на днях ходил на ланч, будет вполне нормально… — она замолчала, вспоминая, как потрясающе смотрелся Люциус в том френче и пуловере с высоким воротником. — Ну, так как? — А у меня есть выбор? — с легким сарказмом протянул Малфой. — Нет, — отрезала Гермиона, откровенно наслаждаясь своей властью над ним. — Я тоже отлучусь домой, чтобы сменить одежду. Вернусь через тридцать минут. Надеюсь, что и тебе этого времени хватит. На этом она чувственно развернулась и, сознательно покачивая бедрами, вышла из кабинета. Какое-то время Люциус просто стоял на месте с довольной улыбкой на губах, а потом тоже покинул министерство. * * * Полчаса спустя Гермиона, одетая в облегающие джинсы, свитер и удобные ботинки, вернулась назад. Волосы ее были заколоты, а с шеи свисал легкий симпатичный шарфик. Люциус уже находился в кабинете, и взгляд его тут же неторопливо заскользил по ее телу. Увидев Малфоя, Гермиона тихонько ахнула. Нет, Люциус не надел то, о чем она упоминала: сегодня на нем была голубая рубашка, добротная и явно дорогая, которая удивительно шла ему. Две верхние пуговицы расстегнуты, а рукава он слегка закатал, обнажив сильные предплечья. Волосы Люциус вновь убрал в хвост, и это лишний раз подчеркивало черты его лица, будто вырезанные из мрамора. Но то, в чем он оказался одет ниже, заставило Гермиону глубоко вздохнуть и задержать дыхание. На Люциусе Малфое были джинсы. Тяжелые, строгие, темные джинсы. Явно очень дорогие, но… джинсы! Гермиона наконец выдохнула и невольно засмеялась, чтобы скрыть шок восхищения, охвативший ее от этого зрелища. — Что? — нервно вскинулся Малфой. — Ничего, — она подавила очередной смешок. — Просто… Так непривычно видеть тебя таким... — Каким? Гермиона кожей почувствовала его неловкость. — Ну... ты надел джинсы... — И что с того?.. — в голосе Люциуса явно слышалось разочарование, смешанное с толикой раздражения. — У меня с ними какие-то проблемы? Если Люциус Малфой и мог показаться смущенным, то этот благословенный момент наступил именно сейчас. — Нет, нет, даже не думай. Просто… так непривычно видеть тебя в них... — Гермиона приблизилась к нему, по дороге еще раз скользнув взглядом по высокой и сильной фигуре. — Не переживай. Ты выглядишь потрясающе. Она заглянула Люциусу в глаза и кокетливо улыбнулась. — Я надеялась, что смогу сосредоточиться на шедеврах магловского искусства, но… Боюсь, если рядом будешь ты, да еще в таком виде, это будет нелегко, — Гермиона с наслаждением отметила в его взгляде вспышку желания. Ужасно хотелось снова поцеловать его, и она видела, как Люциус уже начал наклоняться, чтобы коснуться ее губ. И все же… Нашла в себе силы отодвинуться и направиться к двери. — Ну же, не будем больше задерживаться. Пойдем, — довольно улыбаясь, Гермиона вышла из кабинета. И не заметила недовольную гримасу, скользнувшую по лицу Малфоя. — Сегодня у нас с мистером Малфоем запланировано посещение музея. Пожалуйста, сообщите об этом Ормусу, — на ходу бросила она Присцилле, у которой отвисла челюсть при виде внушительной фигуры Люциуса, одетого в рубашку и джинсы. До музея они добирались на такси. Малфой неловко уселся на заднее сидение с видом явного отвращения на лице, которое наглядно демонстрировало то, что Люциус думает о магловских средствах передвижения. Гермиона криво улыбнулась его реакции. «Мда… Он, конечно, старается быть терпимым, но… путь нам предстоит долгий». Оказавшись в музее, Люциус позволил ей взять на себя роль гида, хотя внешне казался незаинтересованным и даже слегка скучающим. И если бы Гермиона знала его хоть чуточку меньше, то так и не поняла бы, что на самом деле он с интересом слушает все, о чем она говорит, и с не меньшим интересом разглядывает все экспонаты, на которые обращает его внимание. В зале с экспозицией предметов русского ювелирного искусства начала 20-го века они задержались. Красота вещиц поражала, она была невероятна, и Гермиона поймала себя на том, что с изумленным восхищением разглядывает даже мельчайшие детали этой роскоши, возведенной до уровня искусства. Она медленно двигалась от стеллажа к стеллажу, когда взгляд вдруг наткнулся на нечто, заставившее ее замереть от удивления. Под стеклом одной из музейных витрин находился крошечный лебедь с маленькими алмазами на крыльях и инкрустированный эмалью. Точно такой же, как и тот, что подарил Люциус. Гермиона нашла карточку экспоната. Надпись на ней гласила: «Лебедь. Работа Петера Карла Фаберже, Санкт-Петербург, 1907». Еще не придя в себя, она почувствовала, как подошел Малфой, и недоуменно подняла на него глаза. — Этот лебедь... Он… такой же, как ты подарил мне… — Хм… С той разницей, что твой более драгоценен, поскольку еще и магически зачарован, — без обиняков уточнил тот. — Так значит, мой… тоже Фаберже? — не до конца веря, выдохнула Гермиона. — Да, — коротко ответил Люциус. — Но как… откуда он у тебя? — ее недоумение казалось бесконечным. — В то время мой дед служил главой департамента иностранных магических отношений. И довольно часто бывал в России. Это подарок тамошнего министра магии. Он же, собственно, и устроил, что кого-то из волшебников допустили к самому процессу изготовления вещички, поскольку Фаберже был тогда чрезвычайно моден. Ну, а мастер, похоже, сделал еще и несколько копий. Разумеется, уже не волшебных. Кстати, приятно взглянуть на собрата… — Люциус наклонился, чтобы рассмотреть фигурку лучше и, казалось, абсолютно не замечал того, насколько пораженной выглядела сейчас Гермиона. — Но... это же… семейная реликвия и она... бесценна, — еле слышно прошептала все еще ошеломленная Гермиона, мысли которой хаотично метались. — Да, я в курсе, — бросил Люциус и, повернувшись, направился в следующий зал. Еще с минуту она стояла на месте, пребывая в шоке от этих откровений, но потом последовала за Малфоем: растроганная и счастливая до такой степени, что даже не могла говорить. Пройдя еще несколько залов, Гермиона, наконец, пришла в себя и снова вошла в роль гида, с упоением рассказывая ему о чем-то. А уже скоро они отправились перекусить. Ресторан с огромной террасой находился в самом центре внутреннего дворика музея. Рядом с большим бассейном, наполненным водой, которая ярко сияла в свете солнечных лучей. Бассейн был чист и мелок, и счастливый смех возящихся в нем детей эхом отражался от стен огромного здания. Это было прекрасно, хотя Гермиона и чуточку нервничала, опасаясь реакции Малфоя на безудержную радость жизни, окружавшую их здесь. Напрасно. Лицо Люциуса оставалось совершенно бесстрастным и уж точно не раздраженным. Наоборот, он даже казался спокойным и расслабленным. И Гермиона подумала, что, скорей всего, детский смех способен смягчить и не такую суровую личность. Мирно беседуя о только что увиденном, они с аппетитом поедали ланч. Люциус говорил мало, но, судя по тому, насколько внимательно он слушал ее и насколько к месту вставлял замечания, стало понятно: день прошел не зря. И ей удалось пробудить в Люциусе, если и не восхищение, то хотя бы интерес. Искренний настоящий интерес. Обернувшись на раздавшийся рядом горестный вопль, Гермиона увидела, что одна из девчушек, игравших неподалеку от них, разбила куклу — дешевую китайскую подделку одного из экспонатов музея, но от этого не менее красивую. Окрестности огласил горький плач, и Гермиона задохнулась от отчаяния и жалости, увидев, что хрупкая игрушка разлетелась на несколько частей. Девочка безутешно плакала, ползая по асфальту и пытаясь собрать обломки. Ее мать сидела с подругами на другой стороне бассейна и даже не заметила произошедшего. Они с Люциусом оказались ближе всех, и Гермиона уже начала вставать, чтобы кинуться на помощь, но не успела. Люциус поднялся быстрей и в пару шагов подошел к малышке. Затаив дыхание и не веря глазам, Гермиона замерла на месте. Малфой присел на корточки и собрал валяющиеся на земле части. Затем взял оставшиеся фрагменты у девочки, сложил все между ладонями, поднес ко рту и коротко дунул, громко прошептав какую-то абракадабру. Медленно развел руки и протянул маленькой бедняге абсолютно целую куклу. — Как вы это сделали, сэр? — несмело спросила та, уставившись на него округлившимися от удивления глазами. Люциус наклонился к ней, посмотрел в глаза и прошептал: — Я — волшебник… Глаза девочки расширились еще сильней и, благоговейно глядя на Малфоя, одними губами она беззвучно прошептала «спасибо», а потом повернулась и побежала к матери. Гермиона опустила голову и улыбнулась, искренне любуясь нежной, хотя и несколько ироничной, красотой его поступка. Конечно же, родители-маглы так часто используют термин «волшебство» для маленьких почти повседневных своих обманов, что ребенок даже не удивляется подобному объяснению. И эта малышка, скорей всего, даже не поняла, что сейчас ей впервые в жизни сказали правду. Если разве что… почувствовала. Люциус оглянулся: его глаза довольно сияли. Но затем сразу же поднялся и выражение лица изменилось. Как будто вспомнил, кто он такой и как следует вести себя на людях чистокровному магу. — Спасибо… Это было здорово, — искренне поблагодарила его Гермиона, стараясь не обращать внимания на его теперь уже почти каменное лицо. — А ты очень хорош с детьми… Малфой пренебрежительно поморщился. — Не обольщайся. Это был разовый случай. И могу тебя заверить, практически не имеющий отношения к тому, как я обычно веду себя с ними. — Да, но Драко обожает тебя. Значит, что-то ты все-таки делал правильно. — Что-то… Хорошее объяснение. Драко всегда знал, кто именно оплачивает его капризы. Вот и все, — нарочито небрежно бросил Люциус. — Неправда! Не говори так… Когда тебя арестовали, он был в отчаянии. И постоянно думал о том, что отец находится в тюрьме. — Может, и так, — сжав губы в тонкую линию, Люциус сузил глаза и уставился куда-то в пустоту. — Но, скорей всего, это была лишь его уязвленная гордость. И стыд. Не более того. — Нет же, Люциус. Драко страдал. И ужасно переживал за тебя, поверь! Именно это стало самой главной причиной, почему он оказался таким уязвимым и... таким открытым для шантажа... Целый год он прожил в аду. Драко не просто любит, он бесконечно уважает тебя, как отца, и как личность. Ты переживаешь, что искалечил и испортил его, но это не так! Потому что в Драко есть нечто светлое и человечное, как бы не пытался кто-то уничтожить в нем это… Прервав свою многословную тираду, Гермиона замолчала, с опаской ожидая его реакции. Но Люциус не произнес ни слова. Лишь смотрел прямо перед собой, будто размышляя о только что сказанном. Гермиона поднялась и шагнула к нему, пытаясь заглянуть в лицо, которое Малфой упорно отворачивал. Он еще немного помолчал, а потом глубоко вздохнул. — Знаешь, я люблю своего сына... очень люблю. Осторожно коснувшись его руки, Гермиона тихонько сжала ее. — Пойдем. Нам пора возвращаться, — мягко, но настойчиво она подняла Люциуса и потянула к выходу.