Познавая прекрасное

52

Гермиона, все еще не восстановившая дыхание, по-прежнему лежала на полу гостиной и не могла найти слов. То, что прошептал сейчас Люциус, казалось удивительным. Почти волшебным. Она понимала, что можно и промолчать, что он и не ждет от нее никакого ответа. Но услышать от него эти слова было… чудесно. И тем более чудесно, что она и не ожидала чего-то подобного, хотя очень хотела, очень ждала. Давно ждала. А теперь, когда они наконец-то оказались произнесенными, Гермиона вдруг ощутила какую-то невероятную уверенность, что… круг замкнулся. Они с Люциусом пришли к некоему финалу, но означавшему не конец, а наоборот — начало чего-то нового. Интересного. Восхитительного. И еще более прекрасного. Волшебница глубоко вздохнула и, пробежавшись ладонями по спине Малфоя, прижала его к себе чуть крепче. Еще долго они так и лежали на полу пустой комнаты. Молча. И время неслышно отсчитывало минуты за минутами, которых они не замечали. Позднее утро плавно скатилось к обеду, когда Гермиона вдруг почувствовала какой-то дискомфорт и поняла, что естественных потребностей организма никто не отменял. В животе ощущались явно болезненные судороги. Она негромко засмеялась и шевельнулась под тяжелым мужским телом. Люциус шевельнул головой и вопросительно посмотрел на нее. Гермиона приподнялась на одном локте. — Не хочу тебя тревожить, но, кажется, мне нужно в туалет, — она смущенно улыбнулась. Поначалу показалось, что он ничего не понял, но уже в следующую секунду рассмеялся и, чмокнув Гермиону в нос, с негромким стоном скатился на бок. — Ну беги тогда, — в его глазах тоже прыгали смешинки. Быстренько вскочив, Гермиона побежала к двери и уже оттуда обернулась. — Да, кстати… Я тоже очень люблю тебя. С этими словами она бросилась в туалет, уже не увидев счастливую улыбку, появившуюся на лице Люциуса Малфоя. А когда вернулась, он уже заканчивал открывать окна. Солнечные лучи затопили комнату, подчеркивая ее сдержанную красоту и элегантные пропорции. Оглядевшись, Гермиона глубоко вздохнула. — Не переживай… Мы снова сделаем ее красивой. — Конечно, — задумчиво отозвался Люциус и провел ладонью по оставшимся деревянным панелям. — Завтра же поговорю с мастером. Эти панели нужно обязательно восстановить. — А я хотела бы сама выбрать новые шторы. Можно? Знаешь, в магловских магазинах такой огромный выбор тканей, можно подобрать все, что хочешь… Получится просто здорово! — она вдруг запнулась и нерешительно глянула на Малфоя. — Ну… если ты, конечно, не против. Но, если что, я могу и в Косой переулок сходить, там тоже есть. Даже не заметив ее замешательства, Люциус неспешно прохаживался по комнате. — Нет, иди, куда сочтешь нужным. Мне кажется, что как раз в магловских магазинах выбор будет больше. Особенно в Лондоне, — кивнул он, а увидев ее удивленный взгляд, улыбнулся: — Что? Просто купи ткань. Шторы сделаем сами, это не сложно. Даже я знаю как. И Гермиона счастливо рассмеялась. Еще какое-то время они ходили по гостиной, внимательно осматривая ее, и планировали необходимые работы. Пока наконец, довольные и проголодавшиеся, не вышли прочь. Вышли легко и спокойно, будто эта комната была лишь еще одной частью дома, что, впрочем, соответствовало действительности. Страница страшного прошлого и впрямь оказалась перевернутой. Вкуснющий обед, приготовленный заботливой Тибби, влюбленные съели на открытой террасе с видом на парк. Они неспешно разговаривали о чем-то, когда Гермиона заметила, как напряженные черты лица Люциуса постепенно смягчаются, делая его заметно моложе. Сейчас он выглядел невероятно красивым. Таким красивым, что от взгляда на него даже перехватывало дыхание. После обеда они направились в парк, где пьянящий ветер только что наступившей осени кружил вокруг опадающие листья, и долго гуляли там, нежно держась за руки. Оба чувствовали себя спокойными и умиротворенными, наслаждаясь общением друг с другом, будто бы в первый раз. Скоро они остановились у большого пруда, окруженного деревьями, чья листва только начала прощаться с летом, покрываясь золотом и багрянцем сентября. Стоящие на берегу деревца красиво отражались в подрагивающей ряби воды. Гермиона опустилась на покрытую травой отмель, и Люциус присел рядом. — Знаешь, когда я впервые поняла, что по-настоящему влюбилась в тебя? — неожиданно спросила она и, кажется, даже слегка испугалась своего вопроса. — Я мог бы начать гадать, но чувствую, что тебе хочется сказать об этом самой. Она улыбнулась. — Когда ты починил девочке куклу. Помнишь? В музее. Это было так чудесно. Неожиданно и чудесно. — Типично женское восприятие ситуации, — кривовато усмехнулся Малфой, отлично понимая, что для экс-Пожирателя Смерти вел себя в тот день на редкость мягко и чувствительно. — На всякий случай, если ты не заметил… я вообще-то и есть женщина, — поддразнила его она и откинулась на спину. — Неужели? — наклонившись, Люциус мягко коснулся губами ее рта. — Вообще-то я заметил… — он скользнул языком в приоткрытый рот Гермионы и чувственно пробежался им по деснам и внутренней поверхности щек, но потом отстранился. — Почему ты не рассказывала мне об этом раньше? Она слегка повернула голову, подставляя шею его поцелуям, и улыбнулась. — Потому что… поначалу не была уверена. Я поняла чуть позже… — Продолжай… — губы Люциуса оставляли на нежной коже шеи горячие чуть влажные следы. — Ну… понимаешь, когда… — И когда? — с легкой насмешкой протянул Малфой. — Может, и понимаю, но хочу услышать от тебя. Гермиона тихонько засмеялась, когда его язык медленно заскользил по ключице. — Я поняла это, когда мы… Когда ты взял меня… в кабинете, после музея. Свирепый и разъяренный, — ее голос уже звучал глухо и даже слегка прерывался от нарастающего с каждым мигом вожделения. — М-м-м… — протянул Люциус, ненадолго отрываясь от ее тела. — Помню-помню… Он уже расстегнул пуговички блузки и восхищенно замер, обнаружив, что на Гермионе нет бюстгальтера. Однако ничего делать дальше не спешил, заставив наконец ее мучительно застонать: хотелось продолжения ласки! И только насладившись этим нетерпением, Малфой наклонился и втянул сосок в горячий жадный рот. Гермиона радостно выгнулась навстречу его губам и, уже теряясь в ощущениях, все же проговорила: — Люциус, а ты? — А что я?.. — глухо переспросил тот, продолжая ласкать грудь языком. — Когда ты... — снова застонав, она прижала его голову к себе чуть сильней, но закончила фразу: — Когда понял, что… ну, понял про меня все… в самый первый раз? Прервавшись, Малфой поднял голову и посмотрел ей в глаза. Брошенному соску сразу же стало неприятно холодно, но любопытство в Гермионе горело сильнее вожделения. — Неужели сама не догадываешься? — голос Люциуса был удивительно мягок, но серьезен. Она покачала головой. — Может быть… После концерта, когда нес меня… Нет, не знаю… Люциус загадочно улыбнулся и, обхватив ее лицо обеими руками, поднял его к себе. Он пристально уставился на Гермиону: так, что она даже слегка занервничала, почувствовав себя дурочкой. Но взгляд проникал, казалось, в самую душу. — Гермиона, я понял, что влюблен в тебя как мальчишка с того самого момента, как ты подняла на меня глаза, натолкнувшись в магазине. Ошеломленная, она едва смогла выговорить: — То есть… еще во «Флориш и Блоттс»? — Да, глупенькая моя девочка, конечно… Удивленная донельзя, Гермиона почувствовала, как щеки ее багровеют, и смущено опустила голову, которую Малфой тут же прижал к своему плечу. Какое-то время они молчали, но потом он отстранился и, ухмыльнувшись, приподнял бровь. — Ну а теперь… могу я, наконец, продолжить? На что Гермиона впилась в его губы поцелуем, а потом легонько подтолкнула голову Малфоя вниз, снова направляя его к заждавшемуся соску. И он горячо прильнул, ласково касаясь сморщенной ягодки губами и языком, и не используя зубы, как делал это обычно. Потом перешел ко второй. И сегодня Гермионе этого было достаточно — сегодня ей нужна была нежность, а не страсть. Уже скоро она почувствовала, как начал пульсировать клитор, и невольно слегка раздвинула ноги. Ловкие, проворные мужские пальцы тут же скользнули в трусики и нашли его — влажный и воспаленный от вожделения. Гермионе казалось, что все тело горит, а Люциус продолжал и продолжал мучить ее неспешными, мягкими, изысканными ласками, желание потеряться в которых было невероятным. Оставляя дорожку поцелуев, он медленно опускался вниз, и Гермионе казалось, что она тает от этих горячих прикосновений. Громко застонав, она толкнула светловолосую голову еще ниже, туда, где жаждала его ласк сильней всего. Малфой послушно опустился, попутно снимая с нее нижнее белье и приподнимая юбку выше. Отдавшись в его власть целиком и полностью, Гермиона откинулась на спину и тут же ощутила, как его язык скользнул внутрь и неторопливо закружил по плоти, старательно избегая уже почти болезненно пульсирующего клитора. Люциус будто нарочно игнорировал его. Еле заметно дернувшись, она резко втянула в себя воздух и прикусила губу. Именно тогда он и коснулся набухшего узелка языком, а потом и втянул его в рот. Реакция последовала мгновенно: зажмурившись, Гермиона выгнулась и негромко вскрикнула — чувственный восторг уже подхватил ее своими волнами. Оргазм полыхнул яркой белой вспышкой за опущенными веками, и каждая косточка в теле словно бы растаяла, превратившись в странное желеобразное состояние. Еще долго она не могла прийти в себя и тяжело дышала, не поднимая головы. И только когда тело перестала сотрясать дрожь, смогла слегка приподняться на локтях и сфокусировать взгляд. Люциус по-прежнему лежал между ее ног, подняв на нее глаза и лукаво ухмыляясь. Счастливо рассмеявшись, Гермиона снова упала на спину. — Нет… ты просто… невероятный бесстыдник. В самом деле. — Судя по твоей реакции, я бы сказал, что тебе очень даже нравится мое… хм… бесстыдство. Она снова засмеялась. — И, что особенно примечательно, еще и на редкость высокомерный. Малфой поднялся на ноги и глянул на нее сверху вниз. — Ну… а в эту-то мою черту ты отчаянно влюблена, я уверен. — Ладно, признаюсь: ты прекрасен даже в своем бесстыдстве… — Гермиона тоже поднялась и встала рядом с ним. — Теперь моя очередь… — она потянулась к ремню на брюках Люциуса, но тот сразу же остановил ее. — Все в порядке. Не нужно. Я хотел насладиться твоим вкусом… и насладился. Прижавшись к нему, Гермиона приподнялась на цыпочки. Их лица были сейчас близко-близко: так, что, казалось, даже дыхание стало общим. — И как? Какая я на вкус? — соблазнительно полюбопытствовала она шепотом. Малфой немного помолчал, глядя прямо в глаза. — Как самое сладкое будущее. Слегка удивленная, она смущенно улыбнулась. — Как я уже говорила, мистер Малфой… в игре словами вам просто нет равных. Ничего не ответив, Люциус взял ее за руку и повел обратно в дом. * * * Остальная часть выходных прошла замечательно и спокойно. Гермиона сама приготовила воскресный обед, позволив Тибби потихоньку начать наводить порядок в открытой гостиной. Вспомнив их первую совместную трапезу, она пожарила говяжьи стейки, памятуя о том, какую именно степень поджарки заказал тогда Люциус. И удовлетворенно улыбнулась, глядя, с каким аппетитом он поглощает приготовленное ею мясо. Воскресенье они тоже провели вдвоем, перемежая долгие разговоры занятиями любовью. Во время которых Гермиона уж точно не осталась в долгу и с лихвой отплатила за жаркие субботние ласки. А в понедельник, когда оба разошлись по своим делам, она специально вышла из дома после Люциуса, снова взяв виолончель с собой. За последние дни ей все-таки удалось найти адрес мастерской опытного и авторитетного реставратора струнных инструментов, который, как она надеялась, сможет вернуть старинной виолончели былую славу. Поэтому в обеденный перерыв Гермиона поднялась в магловский Лондон и, взяв такси, доехала до мастерской. Уже скоро она беседовала с высоким надменным человеком по имени Уилфред Бессамер. Увидев принесенный инструмент, глаза мастера-реставратора увеличились настолько, что, казалось, вот-вот могут выскочить из орбит. — Мадам, пожалуй, это самая удивительная вещь, которую когда-либо приносили в мою мастерскую. Могу я спросить, откуда у вас оказался такой невероятный инструмент? — Боюсь, что не смогу сказать вам много, поскольку и сама не знаю, как он попал к предкам нынешнего его владельца. Я, конечно, постараюсь узнать хоть немного больше, но сейчас у меня очень мало информации. Полагаю, виолончель находится в их семье вот уже много лет. — А вы не возражаете, если я спрошу, кто этот человек? — он почти пожирал виолончель взглядом. — М-м… боюсь, что и назвать его имя я тоже не смогу. Но, если вас это утешит, он — не тот, кто известен широкой общественности. — Хотите сказать, что он даже не знаменитый музыкант? — во взгляде мастера ясно мелькнуло разочарование. — Насколько я знаю, нет. — Очень жаль… Для того чтобы музыкальный инструмент жил, на нем нужно играть. А этот человек… — он запнулся. — Я хотел сказать, ваш муж, не так ли? Он хотя бы изредка играет на ней? Покраснев, Гермиона опустила голову: — Мы… не женаты… И, насколько мне известно, в последнее время — нет, не играет. — Понятно… Ну что ж… Гермиона видела, что реставратору безумно любопытно, откуда у молоденькой девушки смогла оказаться виолончель Страдивари, и вдруг подумала, что он может заподозрить ее в причастности к каким-то преступлениям, тем более что тот добавил: — Может быть, ваш партнер планирует затем предложить инструмент какому-нибудь выдающемуся виолончелисту? Это бы многое объяснило. — Нет, думаю, нет. И очень надеюсь, что после реставрации он будет играть на виолончели сам. — Хм... Вы же сказали, что он не является профессиональным музыкантом. А находиться в руках какого-то дилетанта… простите, но это было бы оскорблением для инструмента великого Страдивари… — несколько снисходительно заметил Бессамер. Замечание его почти взбесило Гермиону своей невежливостью, но ей удалось сдержаться. Будучи реалисткой до мозга костей, она прекрасно понимала точку зрения реставратора, хотя думать о Люциусе, как о дилетанте, очень не нравилось. Поэтому уверенно возразила: — О… уверена, что этот человек может стать музыкантом, да и вообще может освоить все, что угодно. Особенно, когда настроен достаточно серьезно. Бессамер пренебрежительно усмехнулся. — Моя дорогая, чтобы овладеть виолончелью требуются годы, и это я не говорю о виртуозном владении, а о весьма скромном. Если же речь идет о серьезных успехах, то… даже одного усердия мало, нужен еще и безусловный исполнительский талант… — его взгляд с сожалением упал на лежащий перед ним инструмент. — Не переживайте, я уверена, что он сможет найти способ, чтобы как-то… облегчить себе процесс обучения, — Гермиона загадочно улыбнулась. Непонимающе приподняв брови, реставратор промолчал, и она уверенно закончила: — Во всяком случае, я очень надеюсь, что вы сможете восстановить ее. Благоговейно дотронувшись до виолончели, Бессамер негромко выдохнул: — Для меня это станет честью. Могу гарантировать, что сей прекрасный инструмент завоюет пристальное внимание не только мое, но и всей моей команды, а в ней, должен заметить, работают замечательные специалисты, поверьте, — улыбка, появившаяся на его губах, явно отдавала самодовольством. Подписав несколько документов, обеспечивающих сохранность виолончели, Гермиона уже направилась к выходу, когда вдруг вспомнила, что позабыла еще об одном и обернулась к Бессамеру. — Да, и… постарайтесь сделать так, чтобы о неожиданном появлении у вас на реставрации инструмента Страдивари знало как можно меньше народу. Мы не хотим огласки. Пожалуйста, не распространяйтесь об этом особо. Тот бросил на нее еще один любопытный взгляд, но понимающе кивнул. Гермиона улыбнулась и наконец вышла. «Бессамер сказал, что работы займут несколько месяцев, и закончит он, если все сложится нормально, перед Рождеством. Боже, какой замечательный подарок тогда бы получился!» — думала по дороге в Министерство магии обнадеженная Гермиона. * * * Остаток рабочего дня пролетел быстро и в конце концов пришло время возвращаться домой. Она уже привела в порядок рабочий стол и собиралась направиться в атриум, но остановилась. Столкнуться с целой толпой сослуживцев и стоять длиннющую очередь к камину не хотелось ужасно, и Гермиона решила аппарировать в Малфой-мэнор прямо отсюда. Встав посреди кабинета, она взяла в руки палочку, крутнулась на месте и с тихим хлопком исчезла. Приземлившись, Гермиона с удивлением осознала, что смогла удержаться на ногах, и попыталась сфокусировать взгляд и понять, где же на этот раз оказалась. К огромному своему удивлению, она увидела, что стоит прямо в доме посреди огромного холла на первом этаже, и не сдержала радостного смеха. Люциус, появившийся в дверях гостиной почти сразу же, удивленно протянул: — Привет… — он был явно доволен увиденным. Гермиона оглянулась. — Представляешь, сегодня я аппарировала прямо сюда… — смущенно сообщила она ему. — Да уж вижу, — Малфой приблизился, чтобы обнять ее. — Но это же… так чудесно! Люциус наклонился, чтобы поцеловать ее. — Конечно. Они прошли в гостиную, где Люциус налил им выпить. В камине по обыкновению летнего времени горел декоративный огонь, но Малфой взмахнул над ним палочкой, и Гермиона сразу же ощутила, как тело охватывает живительное тепло. — Думаю, настоящее пламя не помешает, вечера уже стали прохладней… — Да… так намного лучше. Для этого времени года и впрямь довольно прохладно… Кстати, какое сегодня число? Десятое сентября? — она вдруг ненадолго остановилась. — Боже мой, я совсем забыла! Надо же, как странно… — Гермиона снова замолчала и о чем-то задумалась. Люциус глянул на нее с любопытством. — Что странного? — Ну… — смущенно протянула Гермиона, не уверенная, что для него это будет важно. — Продолжай. — Просто… чуть больше, чем через неделю… будет мой день рождения. Малфой удивленно приподнял брови. — В самом деле? И полагаю, что тебе, как и моему сыну на будущий год, должно исполниться двадцать три? — Да, — покраснев, Гермиона опустила голову. Слова Люциуса невольно подчеркнули их разницу в возрасте, о которой она никогда не думала, но которая сейчас казалась такой очевидной. Немного помолчав, он протянул с насмешливым высокомерием: — Мда… дорогая, ты действительно просто какой-то животворящий бальзам для моего мужского эго. Гермиона шутливо ударила его по плечу, которое он, притворно сморщившись, потер. — Будешь так себя вести — никаких подарков не дождешься! — с напускной суровостью предупредил Малфой, но на губах его играла улыбка. — И ладно, — она прижалась к нему. — Не нужно мне ничего. Ведь все, чего я хочу, у меня уже есть. Улыбка его стала еще шире. — Хм… Уверен, что смогу придумать что-нибудь новенькое. Тоже улыбнувшись в ответ, Гермиона села рядом и прислонилась головой к его плечу, но мысли ее блуждали далеко. «Это будет мой первый день рождения за целую вечность, который я проведу не с Роном и Гарри, проведу не с другими моими друзьями…» — внутри вдруг болезненно кольнуло что-то, и Гермиона ощутила какую-то непонятную пустоту. Она повернулась к Малфою, глубоко вдохнула его запах, и знакомый аромат любимого всей душой мужчины наполнил ноздри. Чувство пустоты… прошло. * * * На следующий день Гермиона, как обычно, пришла на работу. Она воодушевленно занималась делами и что-то строчила на пергаменте, когда в кабинет, предварительно постучав, заглянул Гарри Поттер. Часы показывали одиннадцать утра. — Привет, Гермиона! Та вскинула голову и тут же расплылась в широкой улыбке. — О-о… здравствуй, Гарри! Приятель по-прежнему стоял в дверях, но лицо его было спокойным и расслабленным. — Так, насколько я помню, ты приглашала меня на кофе. Как насчет прямо сейчас? Гермиона не могла перестать улыбаться. — С удовольствием. Чего зря время терять… — она поднялась из-за стола, набросила плащ и вместе с Гарри вышла из кабинета. А по дороге почти с удивлением обнаружила, что беседует с ним совершенно так же, как и в старые добрые времена. Легко и непринужденно. Они говорили о каких-то мелочах, не имеющих особого значения, но это было и неважно. Они просто говорили, и это было… чудесно. Скоро они зашли в небольшое кафе в Косом переулке, где оба заказали себе вместо кофе по порции сливочного пива. И оно тоже напомнило Гермионе счастливые моменты давно минувших дней, проведенных в Хогсмиде. Дожидаясь заказа, они снова болтали о чем-то, когда Гарри сунул руку в карман и достал небольшой сверток, завернутый в подарочную упаковку, и яркую открытку. Гермиона пристыжено опустила голову. На самом деле она была невероятно тронута, тем более тронута, что этим сумасшедшим летом сама просто-напросто забыла о дне рождения Гарри. — Тебе не нужно было… Мне так неловко, — пробормотала она, чувствуя, как глаза начинает покалывать от слез. Но тот протянул сверток ей. — Это от нас… с Джинни. — Спасибо, Гарри, — еле выговорила Гермиона. Прежде чем ответить ей, старый друг вздохнул. — Мне очень жаль, что между нами возникла эта… напряженность. Не хочу продолжать отношения с тобой в том же духе, Гермиона. И Джинни тоже не хочет. Просто… для нас принять эту ситуацию оказалось… трудно. Очень трудно. Пойми… — они оба помолчали, но потом Гарри продолжил: — Но я стараюсь, правда. И буду стараться дальше. На губах Гермионы появилась мягкая улыбка. — Я знаю, Гарри, и очень рада твоему решению, — она потянулась через стол и коротко сжала его руку. — И прошу, не прекращай попытки. Старайся дальше. Гарри Поттер открыто улыбнулся в ответ. Теперь они уже пили сливочное пиво в абсолютно мирном молчании, пока любопытство Гермионы не взяло над ней верх. — Как там Рон? — Гм… был немного помят после пятницы, но теперь в порядке. Если уж честно, думаю, что эта встряска помогла ему понять, что нужно перевернуть страницу и двигаться дальше. Просто… я же не знаю точно, что там у вас произошло в тот вечер. Гермиона глубоко вздохнула. — Ох… Просто Рон уже был пьян, когда подошел. К сожалению, до этого он еще не видел нас… вместе. И ты же его знаешь… он начал вести себя очень вызывающе. Люциус, конечно, старался не реагировать, но Рон подкалывал его — то мной, то Волдемортом, то Драко... Ну а потом и просто спровоцировал на дуэль. Начал кидать проклятия… одно за другим. Но Люциус лишь защищался, выставив щит, от которого заклинания Рона только отскакивали. В конце концов он использовал какое-то заклятье, оно вызвало огонь, и Люциус принял его на ладонь. Я видела, что ему очень больно, но со стороны это выглядело… восхитительно. Люциус, удерживая пламя, приблизился к Рону почти вплотную. — Ничего себе… Силен черт. — Да. Это так, — от слов приятеля Гермиона почувствовала смесь гордости и смущения. — И что было потом? — Я… точно не знаю… Они стояли далеко, и я не слышала… — Думаю, что Малфой сказал ему что-то… очень неприятное. Гермиона и сама смутно подозревала нечто подобное и потому возражать не стала. Она знала, на что способен Люциус Малфой, особенно, когда разъярен и спровоцирован. — Мне кажется, что они оба наговорили гадостей, Гарри. Ситуация была ужасная. Я не извиняю Люциуса, но и Рон вел себя безобразно. — И тогда Малфой заехал ему по носу. Гермиона вздохнула. — Да… — она посмотрела на него в упор. — Надеюсь, ущерб ему нанесен не очень долгосрочный? — Если что и пострадало у Рона серьезно, то только гордость, — невесело усмехнулся Гарри. — Смешно, правда? Один из самых сильных волшебников Британии в итоге победил соперника путем банального удара кулаком! Оба не удержались и рассмеялись. — Ну… это был не банальный удар, а очень эффектный апперкот, — теперь Гермиона уже не улыбалась, только пристально смотрела на старого друга. — Поверь, Люциус — удивительный человек, Гарри, он необыкновенный. И я очень счастлива с ним… Опустив глаза, Гарри Поттер коротко кивнул, собрал свои вещи и медленно ответил: — Извини, мне уже пора. С наступающим днем рождения, Гермиона. Я уезжаю и боюсь, что не смогу поздравить тебя в этот день. Но мы же сможем собраться позже, правда? С легким сердцем она тоже поднялась из-за стола. — Это будет здорово! Счастливой тебе поездки, Гарри. И огромное спасибо за подарок. И тебе, и Джинни. Передавай ей от меня привет. Тот кивнул. — Конечно, передам, — он наклонился и чмокнул ее в щеку. — Пока, Гермиона. А счастливая Гермиона еще долго улыбалась, глядя вслед своему лучшему другу. И жизнь казалась ей прекрасной. Закончив работу, она снова смогла аппарировать прямо в холл Малфой-мэнора, где ее встретили запах ужина, бокал с «Чарующим светом» и сильные руки Люциуса Малфоя.