Познавая прекрасное

30

Они так и смотрели друг на друга, не произнося ни единого слова, пока наконец не заметили, как голоса расходящихся по домам сотрудников стихли, сменившись тихим шарканьем принявшихся за уборку министерских эльфов. Улыбнувшись, Гермиона поднялась со стола, а Малфой тяжело опустился в стоящее рядом кресло. — Ну же! Не садись! Пойдем, поедим что-нибудь. До концерта время еще есть. Приведя себя в порядок, Гермиона подошла и протянула ему руку. Почти так же, как уже несколько раз протягивал ей ладонь сам Люциус. Дрогнув бровью, Малфой усмехнулся и позволил вытащить себя из кресла. — И где же мы будем ужинать сегодня вечером? — Недалеко. Мы даже можем дойти туда пешком. Это ресторан «Критерий», прямо на Пикадилли, рядом с площадью. Удивительно красивое здание, замечательная еда и довольно умеренные цены. Это одно из заведений Марко Пьера Уайта. — Кого? — Магловского шеф-повара. У него достаточно высокомерный и тяжелый нрав. Чем-то напоминает твой, кстати, — Гермиона хулигански улыбнулась, накинула плащ и вывела Малфоя из кабинета. Но стоило им шагнуть в коридор, как Люциус остановил ее. — Подожди! Кажется, ты кое о чем забыла… Обернувшись в замешательстве, Гермиона увидела, как он, сардонически усмехаясь, показывает на свою мантию, и расстроено вздохнула. — Вот же черт! Я не хочу тратить время на то, чтобы ты аппарировал в поместье и возвращался назад. На что Малфой огляделся по сторонам и повлек ее в узенький и темный боковой коридор, куда Гермиона даже ни разу не заглядывала. Там стоял большой шкаф, в котором хранилась специальная защитная одежда для работы с особо пахнущими волшебными существами. — Откуда тебе известно, что находится в этом шкафу? — с сомнением спросила она. — Дорогая, ты забываешь, что я посещал министерство множество раз. Причем начиная с тех пор, когда тебя еще и на свете не было. Люциус подошел к шкафу и открыл его. Внутри аккуратно висели белые защитные мантии, чем-то похожие на комбинезоны. Увидев их, Гермиона рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой. — Прости… мне почему-то кажется, что для сегодняшнего вечера нам не сильно подойдут эти чертовы балахоны. Бросив на нее испепеляющий высокомерный взгляд в лучших фамильных традициях, Люциус отвернулся и закрыл дверцу шкафа. Затем, наставив на нее палочку, пробормотал какое-то длинное и неизвестное Гермионе заклинание. После этого открыл шкаф снова и достал оттуда безупречный черный костюм от Акваскутум для себя и струящееся красное платье от Николь Фари для Гермионы. И даже туфельки, изумительно подходящие к нему. Глядя на Малфоя с откровенным изумлением, она глубоко вздохнула. «Этот мужчина никогда не перестанет удивлять меня…» Люциус же хитро ухмыльнулся и протянул с насмешливым неодобрением: — Ох, мисс Грейнджер, как же мало вы в меня верите. Ничего не ответив, Гермиона приблизилась и нежно дотронулась до его щеки губами. Затем, потянувшись, взяла наколдованный наряд и, отойдя в центр коридора, начала переодеваться. Делала она это нарочито неспешно, зная, что Люциус не сводит с нее глаз, и тихонько улыбнулась, когда, оставшись в одном белье и чулочках, услышала его громкий выдох. Затем так же медленно подняла над головой платье и позволила ему скользнуть по фигуре, мягко и аппетитно облегая ее изгибы. По-прежнему не отрывая от нее взгляда, Малфой довольно кивнул: ему явно понравилось увиденное. И быстро переоделся сам. Снова связав волосы сзади, выглядел он сейчас просто ошеломляюще, и Гермиона лукаво улыбнулась в знак того, что и сама оценила изменения в его внешнем виде. Ненадолго вернувшись к ней в кабинет, они оставили там снятую одежду, а Гермиона еще и волшебную палочку. Она и сама не могла понять, что заставило ее сделать это, но брать палочку с собой почему-то не хотелось. Вечер обещал быть мирным, да еще и в окружении огромного количества маглов. Закончив с приготовлениями, влюбленные покинули Министерство магии и, поднявшись наверх, окунулись в оживленную и приятную суету вечернего пятничного Лондона. * * * Снаружи их встретил теплый летний вечер, и пока они шли по улицам, заполненным толпами прогуливающихся туристов, а также жителей Лондона, желающих расслабиться после напряженной рабочей недели, Гермиона чувствовала, как откуда-то изнутри одна за другой на нее накатывают волны необыкновенного восторга. И это ни капельки не удивляло: ведь все, что сдерживало ее и мешало полноценно наслаждаться жизнью, осталось в прошлом. Разрыв с Роном, объяснения с друзьями — все осталось позади. И сейчас она рука об руку шла именно с тем, с кем и мечтала идти вот так уже несколько долгих недель. У нее даже мелькнула мысль, что ни разу в жизни она еще не ощущала себя такой откровенно и безмятежно счастливой. Взглянув украдкой на идущего рядом Люциуса, она снова залюбовалась его профилем — сейчас, в теплых лучах заходящего солнца, лицо Малфоя казалось высеченным из мрамора. Он был прекрасен, этот красивый, сильный и умудренный опытом волшебник. И он принадлежал ей. В эту минуту Гермиона поняла, что все, страшно разделяющее их в прошлом, отодвинулось куда-то далеко и стало практически неважным. Да что там неважным? Оно, это прошлое, оказалось почти забытым, заслоненным чувствами и эмоциями теперешних отношений. И сегодня вечером через Грин-парк шел не экс-Пожиратель смерти с грязнокровной колдуньей, а лишь двое влюбленных, счастливых тем, что могут ни от кого не скрываться, искренне наслаждаясь близостью друг друга. Иногда, поддавшись очарованию этого вечера, они останавливались, крепко обнимались и начинали целоваться с какой-то страстной, но трогательной нежностью. На глазах у таких же парочек или обыкновенных одиноких прохожих. И это ни капли не волновало ни Люциуса, ни Гермиону. Казалось, что в огромном городе или даже в целом мире они находятся сейчас только вдвоем. В конце концов они добрались до яркой людной Пикадилли. И Малфой почувствовал облегчение, когда Гермиона потянула его в сторону от (уже слегка надоевшей) толпы к красивому зданию, украшенному позолоченным куполом и чуть выступающему прямо на мостовую. А попав внутрь, поразился богатому и вычурному стилю, в котором оформили этот ресторан. Потолок его был украшен, словно в византийской церкви: золоченая мозаика сверкала почти с каждого дюйма. На стенах висели огромные зеркала, и все вокруг казалось добротным, респектабельным и роскошным. Люциус чуть заметно усмехнулся, подумав, что подобная яркость чем-то напоминает ему дорогой элитный бордель, но вслух этого не произнес. Обижать Гермиону не хотелось, да и в целом атмосфера заведения казалась приветливой, радушной и доброжелательной. Войдя, она сразу же заговорила со служащим, стоящим рядом со швейцаром. — У нас забронирован столик на имя мисс Грейнджер. Тот почтительно кивнул и провел их к небольшому столу, стоящему в уютной глубине зала. Расположившись за которым, Люциус довольно улыбнулся: — Смотрю, ты отлично поработала: предусмотрела для сегодняшнего вечера все. Довольная похвалой, Гермиона ответила смущенной улыбкой. Они сделали заказ, и Люциус снова попросил принести дорогого вина, за которое, как она надеялась, и сам же собирался заплатить. Несмотря на то, что ресторан оказался заполнен многочисленными посетителями, желающими отдохнуть, расслабиться и вкусно поесть этим пятничным вечером, закуску им принесли достаточно быстро. И Гермиона обрадовалась, когда Малфой одобрительно кивнул, глядя на тарелку. Приступив к еде, они принялись негромко и мирно беседовать на самые разные темы, и она в который раз поразилась, насколько легко, насколько просто и естественно чувствует себя рядом с ним. С человеком, которого, казалось бы, должны разделять с ней не только прожитые годы, но и разница в мировоззрении, жизненные идеалы и многое, многое другое. Стараясь не упоминать ни Драко, ни школьные конфликты с ним, Гермиона рассказывала о своих первых месяцах в Хогвартсе, откровенно признаваясь в страхах и делясь реальными проблемами, поджидавшими ее тогда в силу маглорожденного происхождения. И была очень благодарна за то, что слушает Люциус внимательно и с явным интересом. «Может быть, благодаря мне, он сможет понять, как много сложностей приходится преодолевать таким, как я, маглорожденным, когда мы впервые оказываемся в их волшебном мире? И как, на самом деле, нуждаемся в помощи таких, как он. Чистокровных. Живущих в этом мире с самого рождения. И знающих о нем то, о чем мы даже не догадывались, приехав в Хогвартс». И все же ее не переставал грызть червячок сомнения, что, будучи терпимым лично к ней, вряд ли Люциус Малфой станет вдруг настолько же терпимым к другим маглорожденным волшебникам. Подумав об этом, Гермиона тихонько вздохнула и аккуратно сменила тему. И обрадовалась, когда, поддавшись на ее уловку, Люциус начал рассказывать о Драко и его работе в Гринготтсе. О разочаровании в гоблинах, об их скупости и предвзятости к волшебникам. Рассказывал он спокойно, даже несколько иронично по отношению к сыну. Из чего она сделала вывод, что все жалобы Драко отец делит как минимум на два. Было заметно, что он не одобряет привычку своего ребенка постоянно жаловаться на жизнь и винить в возникших проблемах кого угодно, но только не самого себя. Тем временем им принесли горячее, а беседа плавно перетекла на обсуждение литературы. Не подумав, Гермиона упомянула одну из последних прочитанных книг и оказалась бесконечно удивлена, обнаружив, что и Люциус уже прочел ее. — Прости, но… это написано… маглом, — она не удержалась и вопросительно вскинула бровь. Прежде чем ответить, Малфой слегка поморщился, а затем устало вздохнул. — Я уже говорил тебе… Не стоит игнорировать многогранность и разнообразие окружающего нас мира. Да и вообще, не ты ли сегодня столь горячо убеждала мистера Снипуорта в том, насколько открыто и искренне я воспринимаю все, что ты подготовила для программы моей реабилитации? — он ухмыльнулся, забавно, но очень похоже, передразнивая ее интонацию. Покраснев, она смогла лишь рассмеяться. Возразить было нечего. Они продолжили говорить о книгах, и с радостным изумлением Гермиона обнаружила, что Люциус очень много читал, пожалуй, даже больше, чем она сама. И что начал читать магловскую литературу уж точно задолго до того, как его заставили проходить эту самую программу. Восхищенная Гермиона видела сейчас перед собой человека, запоем читавшего самые разные книги на протяжении нескольких десятилетий. Оказавшись по-настоящему ошеломленной этим фактом, она смотрела на него словно на какое-то чудо, думая о том, насколько же многого не знала об этом высокомерном чистокровном волшебнике. «Да он, в общем-то, и не стремился показать свою разностороннюю натуру. Передо мной всегда оказывался чванливый сноб или, что еще хуже — потенциальный убийца». И сама не заметила, как с губ невольно слетело: — Ты так много времени потратил в своей жизни впустую… Люциус замолчал, уставившись в тарелку, и Гермиона испугалась, что разозлила его до глубины души. Но потом, насадив на вилку кусочек мяса, он спокойно и твердо отозвался: — Может быть. Поразившись его согласию, она замерла, а Малфой поднял на нее глаза и продолжил: — Зато теперь у меня уж точно появилась возможность восполнить упущенное. Он сделал глоток вина, продолжая глядеть на Гермиону, не отводя глаз. И этот взгляд заставил ее нежно улыбнуться в ответ. — Твоя откровенность и искренность примиряет меня со многим… Люциус снова вздохнул. — Знаешь… для меня оказалось огромным облегчением то, что больше не придется лгать. — В том числе и о нас? — ей вдруг стало жалко, что беззаботное и мирное настроение их беседы изменилось из-за неясного напряжения, повисшего в воздухе. Малфой долго молчал, прежде чем ответить. — Как мы уже договорились с тобой, будем решать возникающие проблемы по мере их поступления, — к счастью, его голос звучал абсолютно спокойно. — И я не думаю, что Снипуорт сомневается в том, что на самом деле происходит между нами, и в том, что происходило за закрытой дверью твоего кабинета во второй половине дня. Также как и не думаю, что смогу лгать, если разговор зайдет о тебе напрямую. Или лгать тебе. Видишь ли, так уж случилось, что ты вдохновляешь меня на абсолютную честность. Услышав это, Гермиона внезапно и резко потянулась через стол, даже сбив при этом попутно какую-то посуду вместе со столовыми приборами, и схватила Малфоя за руку, поднося ее сначала ко рту, чтобы поцеловать ладонь, а затем приложив к щеке. На глаза ее снова навернулись слезы. Сидящая рядом пара поначалу изумленно вытаращилась на столь неуместное проявление эмоций, но смущенно отвела глаза, увидев, как эти двое смотрят друг на друга. Люциус же мягко провел ладонью по ее лицу, вытер скатившуюся слезинку и только потом медленно убрал руку. Ужин постепенно подошел к концу, и Гермиона поняла, что им уже пора отправляться в концертный зал. Проигнорировав ее кошелек, Малфой снова расплатился сам, хотя поначалу она и попыталась возразить: — Я не настолько старомодно воспитана, Люциус. И в моем мире женщины очень часто платят за себя сами. На что получила спокойный, но категоричный ответ: — Дорогая, если ты заметила, я снова заказал не самое дешевое вино, поэтому вполне естественно, что мне за него и расплачиваться. Тем более что я достаточно обеспечен, чтобы позволить себе заплатить за ужин со своей женщиной. И надеюсь, что ты учтешь на будущее: в таких вопросах все и всегда я решаю сам. По-моему, это должно быть для тебя вполне очевидно. Гермиона не нашла, что сказать. Они уже вышли из ресторана, когда она потянулась и, поцеловав его в щеку, нежно выдохнула на ухо: — Спасибо за чудесный ужин… Быстро поймав такси, Гермиона спокойно расположилась в салоне и невольно улыбалась, ожидая пока педантичный и брезгливый мистер Малфой снова тщательно протрет сидение, прежде чем усесться на него. А когда это произошло, назвала водителю адрес и расслабленно прислонилась к Люциусу. Уже скоро они подъехали к концертному залу, однако выйдя из автомобиля, она заметила на лице своего спутника несколько недоумевающее и настороженное выражение. Гермиона взяла его под руку. — Что? Снаружи не так впечатляет, как Ковент-Гарден? Подожди… Малфой ничего не ответил. Лишь качнул головой. Скепсис с его лица так никуда и не делся. — Добро пожаловать в Уигмор-холл, мистер Малфой! И хочу сказать вам, что это один из самых великолепных и знаменитых во всем мире концертных залов для исполнения камерной музыки. — И что же в этом великолепии дают сегодня? — Баха. Явно требуя пояснений, Малфой вопросительно приподнял брови, и Гермиона показала на висящую у входа афишу. — Сюиты Иоганна Себастьяна Баха для виолончели. В исполнении одного из величайших виолончелистов нашего времени. Я просто подумала… что тебе будет приятно… послушать… Он и в самом деле выглядел необычайно довольным, даже глаза затуманились какой-то странной дымкой, будто глядя в далекое-далекое прошлое. Словно завороженный воспоминаниями, Люциус мягко проговорил: — Я очень давно не слушал Баха… а ведь когда-то и сам играл его… Гермиона невольно сжала его руку крепче, и он будто пришел в себя. — Кстати, многие думают, что Бах был волшебником, который предпочел жить среди маглов и не афишировать свою магическую сущность. — Что ж… И эти предположения, на мой взгляд, имеют смысл. Мне тоже иногда не верится, что обычный человек мог создать такую волшебную музыку, которую написал Бах. На что Малфой не удержался и с ухмылкой подколол ее: — Ну-ну, мисс Грейнджер, уж кто-кто, а вы должны все-таки больше верить в способности своих собратьев по происхождению. Гермиона засмеялась и, игриво хлопнув его по руке, повела внутрь. Пробираясь сквозь толпу собравшихся в фойе зрителей, она и в этот раз ревниво отмечала восхищенные женские глаза, которые Люциус притягивал к себе, словно магнитом. И снова ловила себя на том, что ревность пьянящим коктейлем смешивается в ее душе с гордостью и чувствами собственницы. Нет, конечно, все эти откровенно кокетливые взгляды возмущали ее, но то, что Малфой, как и тогда, совершенно не обращал на них внимания, несколько успокаивало праведное возмущение. Наконец они добрались до своих мест и благополучно расположились на них. Гермиона искоса взглянула на Люциуса и тихо обрадовалась, что на его лице ясно светится ожидание предстоящей встречи с любимой музыкой. Вскоре вокруг них раздались аплодисменты: на сцене появился виолончелист. В зале воцарилась тишина, и переполненная эмоциями Гермиона глубоко вздохнула. Концерт начался. С первых же секунд ее поглотили глубокие и богатые разнообразными тонами звуки. Музыка, льющаяся из-под смычка виолончелиста, казалась Гермионе бесконечным прекрасным потоком, текущим от инструмента к каждому зрителю, находящемуся в зале. Она восхищенно замерла, а потом вдруг подумала, насколько обедняла саму себя, много лет не посещая никаких концертов. «Я уже почти забыла, каково это — наслаждаться классической музыкой из зрительного зала. И если бы не Люциус, то так и провела бы остаток жизни, перемещаясь между Министерством магии и маленькой квартиркой…» После третьей сонаты, она искоса взглянула на Малфоя. Тот, тяжело дыша, не отрывал взгляда от сцены. Глаза его подозрительно блестели. Заметив это, Гермиона быстро отвернулась, чувствуя себя непрошеным гостем, ненароком заставшим хозяина за чем-то очень и очень личным. Тем временем программа плавно переходила от одного прекрасного произведения к другому, и Гермиона даже не заметила, как выступление подошло к концу. Присоединившись к оглушительному шквалу аплодисментов, она снова украдкой посмотрела на Люциуса. Тот сидел неподвижно: не хлопал, молчал и просто смотрел куда-то в пустоту прямо перед собой. Выражение его лица все еще было таким же, каким она и увидела, когда концерт только начался. Постепенно зрители начали расходиться, а Малфой все еще сидел и не двигался. Погруженный в себя, он продолжал молчать, и Гермионе почему-то не хотелось вырывать его из этой задумчивости. В конце концов, когда в зале остались лишь они, к ним подошел управляющий, спросивший, не случилось ли каких-то проблем. Поняв, что больше ждать нельзя, Гермиона нежно коснулась колена Люциуса. Он вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и с глубоким вздохом повернулся к ней. — Нам пора, — попыталась улыбнуться Гермиона. — Они просят освободить зал… Поднявшись, она снова взяла его под руку и потихоньку повела прочь. Скоро они вышли на улицу, где шум вечернего Лондона отрезвил от возвышенных звуков виолончели обоих. Убедившись, что Люциус уже пришел в себя, Гермиона нерешительно спросила: — О чем ты думаешь? Малфой резко остановился, продолжая безучастно смотреть вперед. — Это было похоже… на разговор с собственной душой… — затем повернулся и поймал глазами ее взгляд. — Спасибо тебе… — Но за что? — За то, что… подарила мне возможность жить заново… Произнесенное настолько глубоко взволновало ее, что ноги слегка подкосились, и на секунду Гермионе показалось, что она вот-вот рухнет прямо на тротуар. Слова Люциуса и их искренность так трогательно коснулись самых глубин ее души, что это почти причиняло боль. Не выдержав его взгляда, Гермиона отвела глаза, но потом заставила себя снова посмотреть на него и, приподнявшись на цыпочки, прильнула к губам с благодарным поцелуем. Несколько секунд они жарко целовались, а затем отстранились друг от друга и снова рука об руку шагнули в темноту лондонской ночи.