Познавая прекрасное

45

Следующим утром Гермиона проснулась от ставшего уже привычным запаха мужчины, спящего рядом, и снова почему-то вспомнила ту их встречу во «Флориш и Блоттс», когда чуть не потеряла сознание от этого аромата. Не открывая глаз, она чувствовала под щекой мягкую кожу Люциуса, слышала его сердцебиение — сильное и равномерное, которое отдавалось у нее в виске, и потому, расслабленно вздохнув, позволила себе роскошь в сладкой полудреме еще немного полежать на груди любимого человека. Она снова глубоко вдохнула. Мускус и пряности. Вот уже в который раз ее посетила мысль о том, кем же был тот парфюмерный гений, что создал это уникальное великолепие, раз за разом заставляющее терять голову. Ведь на самом деле она всегда обращала внимание на завораживающее благоухание, сопровождающее Малфоя. И не только в книжном магазине, а еще раньше. Она помнила, как ощущала этот запах каждую их встречу: на чемпионате по квиддичу, в Отделе Тайн, в Малфой-мэноре, когда билась в агонии под пытками Беллатрикс. Наконец, во «Флориш и Блоттс», когда в первый же миг поняла, что именно он возвышается сейчас над ней. И каждый раз аромат Люциуса вызывал самые разные эмоции, но никогда, ни разу не смог оставить ее равнодушной. «Как могло случиться, что теперь мое мнение о нем так сильно отличается от того, прошлого? Может, потому, что узнала его по-настоящему? Узнала его страхи, его сомнения, смогла почувствовать его боль… Поняла его сожаления о нелепо растраченной жизни в погоне за… Чем? Славой? Властью? Почестями? Я узнала о нем так много и… поверила ему. Смогла принять таким, каков он есть — со всеми его достоинствами и недостатками». Боясь шевельнуться, Гермиона продолжала лежать, тихонько дыша Люциусу в грудь. Теперь она думала о себе и о тех изменениях, что случились с ней самой. Ведь раньше она и представить не могла, что сможет испытывать такие чувства — страсть, нежность, готовность брать и отдавать той же мерою. Отношения с Люциусом наполняли такой огромной жизненной силой, которую раньше она даже не подозревала в себе. И ни разу ее не коснулось даже малейшее сомнение в том, что он относится к ней иначе. Их молчаливое понимание друг друга, их взаимное проникновение в души и тела бесконечно трогало и волновало Гермиону. Никогда еще она не думала, что два человека могут быть так тесно связаны между собой, как оказались связаны они с Люциусом. Иногда ей даже казалось, что сердце готово разорваться, не выдержав той переполняющей нежности, того уважения и восхищения, той невероятной сумасшедшей любви, что испытывала к нему. Гермиона точно знала, что никогда не сможет оставить его. И надеялась, что Люциус чувствует то же самое. Пусть он до сих пор не признался ей в любви. Пусть! Но все его поступки говорили об этом лучше, чем любые слова. «Я подожду… Потому что верю — когда-нибудь он обязательно скажет мне это. И готова ждать, ведь само понятие «любовь» не раз становилось для него синонимом боли и разочарований… Я не хочу торопить или подталкивать его. Придет время, и Люциус сам решит, хочет ли он сказать мне о своей любви». Повернув голову, Гермиона нежно поцеловала его в грудь. На что Малфой глубоко вдохнул и пошевелился. По легкой боли она догадывалась о том, что ночью они занимались любовью, но никаких реальных воспоминаний об этом отыскать в памяти не могла. Просыпаясь, он снова аппетитно потянулся, и Гермиона с удовольствием провела ладонью по напряженным мышцам, в который раз откровенно восхищаясь красотой этого почти совершенного мужского тела. «Разве заслуживаю я чего-то такого, по-настоящему прекрасного, что дарит мне Люциус?» Тем временем рука Малфоя скользнула ниже и, ласково проведя по спине Гермионы, крепко прижала ее к себе. Так крепко, что та ощутила, как глаза защипало от невольно навернувшихся слез счастья, и услышала, как Люциус негромко пробормотал где-то наверху, над ней: — Доброе утро. — Привет, — выдохнула она в ответ, пытаясь скрыть тот шквал эмоций, что охватил ее в эти мгновения. — Суббота… — неторопливо протянул Люциус. — И я не в Азкабане. На пару секунд она зажмурилась, вспомнив мучительную агонию прошлого уикенда. — Боже мой… Неужели прошла всего лишь неделя? А кажется, будто целая вечность. Как же много всего случилось за это время. Знаешь, иногда у меня даже мелькает мысль, что мы вместе уже много-много лет… — Согласен, — лениво отозвался он. — Чем ты хотела бы заняться сегодня? — Ничем. Хочу просто жить. И почувствовала, как Малфой улыбнулся. — Отличная идея. Теперь наступила ее очередь потягиваться. Подняв руки кверху, она скользнула взглядом по спальне. — Такая красивая комната… Не представляю, что может быть что-то более изящное и уютное, чем она. Некоторое время Люциус молчал, но потом отозвался: — Это не самая большая спальня в доме. Когда я велел привести тебя сюда, еще в первый вечер, я подумал, что здесь тебе понравится. И будет хорошо и спокойно. Честно сказать, тогда я даже не подозревал, что пройдет время, и я буду называть ее «наша спальня»… Довольно улыбнувшись его спокойному расслабленному тону, Гермиона снова улеглась рядом. «Как же мне нравится, когда он такой… домашний». Однако при всем ощущении неимоверной близости к этому человеку, он по-прежнему оставался для нее загадкой. И Гермиона собралась с духом, чтобы задать вопрос: — А хозяйская спальня мэнора, наверное, очень большая, да? Снова помолчав, он в конце концов согласился: — Полагаю, что можно сказать и так. — И ты оставался там… после того, как твоя жена покинула этот дом? — Нет. — А где же? Неужели перебрался в свою прежнюю детскую? Ох… прости… с моей стороны это был бестактный вопрос, — она вдруг вспомнила, что случилось в той его комнате, и украдкой взглянула на Люциуса, опасаясь реакции. Но он просто погладил ее по лицу и вздохнул. — Не переживай, к счастью, здесь достаточно спален, чтоб разместить хоть целую армию. Так что выбор у меня был богатый. Однако я ни минуты не сомневался, в какой комнате хочу поселиться. Он замолчал, а Гермиона замерла, ожидая окончания. — В комнате моей матери. Тронутая, но совершенно не удивленная этим откровением, она поцеловала его в плечо. — Разве твои родители не жили в одной спальне? — Насколько я знаю, нет. У меня остались лишь очень смутные воспоминания о том, как утром захожу в комнату, а она сидит на огромной кровати, и светлые волосы растекаются вокруг ее фигуры, словно потоки рек. Потом она протягивает руки и помогает мне забраться наверх, потому что ее ложе еще слишком высоко для моего роста. Смотрит на меня сверху вниз, гладит по голове и начинает тихонько петь мне что-то… Пожалуй, это то немногое, что я помню о ней… — голос его звучал с такой редкой мягкостью, что у Гермионы защемило сердце. — Если хочешь, я покажу тебе ту комнату. — Конечно хочу. Очень! — она повернулась, чтобы посмотреть на него. — Люциус… Я так люблю тебя... И сама не поняла, почему сказала это сейчас. «Нет, я не напрашивалась на ответное признание. Я просто хотела…» Но Малфой улыбнулся и погладил ее по голове. Его глаза наполнились вдруг почти невыносимой нежностью, хотя ни единого слова он так и не произнес. Не в силах выдержать этот взгляд, Гермиона снова уткнулась лицом в его грудь. Большую часть утра они так и провалялись в постели, тихонько разговаривая о чем-то, поглаживая и лаская один другого. Гермионе казалось, что она словно растворилась в легкой чувственной нежности, которая окружала ее сегодня. В конце концов голод взял верх, и, одетые в одни лишь халаты, они спустились на кухню, где нашли Тибби, занятую приготовлением позднего завтрака. Это заставило Гермиону в очередной раз поразиться тому, каким невероятным образом и с помощью какой совершенно необъяснимой магии эльфийка угадывала, когда именно ее хозяевам может понадобиться еда. Ведь чаще всего они с Люциусом ничего не сообщали ей заранее. — Спасибо, Тибби. Пожалуй, мы с мисс Грейнджер позавтракаем прямо здесь. Служанка поклонилась и тут же принялась накрывать. А Гермиона вдруг покрылась пунцовым румянцем, вспомнив, чем они с Люциусом занимались на этом самом столе не далее как прошлым вечером. «Боже мой! Какое счастье, что я хорошенько очистила его… после того как…» Закончив с сервировкой завтрака, Тибби поклонилась еще раз и с тихим хлопком исчезла. Не в силах отвести друг от друга взглядов, Люциус с Гермионой жадно поглощали вкусности, приготовленные заботливой домовихой, и время от времени переплетали пальцы или беззаботно дурачились, угощая один другого особо лакомыми кусочками. Покончив с завтраком, они направились в парк, проведя там оставшуюся до обеда часть дня. В этот раз Люциус показал ей многие потаенные места, любимые с детства и уже почти забытые. Он рассказывал о них Гермионе, почти с детской радостью многое открывая для себя заново, что приводило ее в состояние искреннего и все возрастающего восхищения. Ближе к вечеру Гермиона спустилась в бассейн, а через несколько минут к ней присоединился и Малфой. И долго неторопливо плавали там, стараясь держаться один от другого на расстоянии, потому что знали, что случится, стоит им сблизиться и коснуться друг друга. Но оба словно чувствовали, что время для пылких вечерних ласк еще не наступило. Наплававшись, они уже поднимались наверх, чтобы переодеться, когда Гермиона заметила небольшую лестницу в самом конце коридора, на которую раньше не обращала внимания. — А там что? — кивнула она в ту сторону. — Да ерунда всякая, — беспечно повернулся к ней Люциус. — Старые вещи, картины, в общем, барахло… — Барахло? — Ну да. Все, что оказалось не нужно и копилось там… веками. Надо бы разобрать, наконец, эту кладовую, но у меня руки никак не доходят. — Если хочешь, могу помочь. Он ухмыльнулся. — Поражаюсь твоей добросовестности. Нет, конечно, я не против, и если есть желание покопаться в старинном хламе, то можешь заходить туда, когда захочешь. Более того, я даже уверен, что там найдется пара-тройка вещичек, представляющих для тебя интерес. Гермиона удивилась, с какой легкостью он согласился на ее предложение. — Спасибо. Очень хочу. Вернувшись в спальню, они почти сразу оказались в кровати и не покидали ее уже до самого утра, отвлекшись лишь на легкий ужин, что принесла им поздно вечером Тибби. И уже столь долгожданная близость была в этот раз наполненной острым, почти болезненным наслаждением, заставляющим их вожделеть друг друга снова и снова, упиваясь этим сумасшедшим вожделением. Воскресенье тоже тянулось медленно, лениво, вкусно. И отличалось от субботы лишь прогулкой до ближайшей деревеньки. Там Гермиона купила несколько газет и журналов, за что оказалась шутливо высмеяна Малфоем, считавшим, что на чтение этого печатного мусора не стоит тратить свое драгоценное время. Особенно то, которое могло быть посвящено ему, любимому. Гермиона слабо отбивалась, утверждая, что чтение воскресных газет — это один из вариантов скрасить досуг практически у любого цивилизованного человека, но Люциус лишь скептически ухмылялся, выслушивая ее аргументы. Он, в общем-то, и не скрывал, что переубедить его у Гермионы получилось неважно. Хотя на самом деле, оба блаженствовали от своих восхитительных пикировок. Однако по возвращении домой, когда она все же решила заняться чтением и улеглась на кровати, разбросав купленное прямо на постели, то смогла убедиться, что Люциус не шутил: он и вправду оказался решительно настроен помешать ей всеми правдами и неправдами. Не обращая никакого внимания на то, что Гермиона уткнулась в разворот «Санди таймс» и упорно читает статью о глобальном потеплении, он втянул в рот ее правый сосок, тут же найдя пальцами клитор и принимаясь настойчиво кружить по нему. — Нет, ты видел эти цифры? Становится страшно, насколько стремительно на самом деле происходит потепление! Ведь полярные льды имеют огромное значение для нашего выживания на этой планете. Можно сказать, жизненно важное, — делая вид, что игнорирует его, проговорила Гермиона. — Хм… Угу… — два его пальца толкнулись глубоко во влагалище. Одновременно с этим Малфой прикусил сосок, тут же принявшись зализывать набухшую ягодку языком, и Гермиона невольно выгнулась на кровати. Но читать упрямо не бросила. — Даже саммит хотят организовать. Знаешь, я сильно сомневаюсь, что всякие саммиты помогут бороться с парниковым эффектом. Для прессы языком помелят, а потом, когда дело дойдет до дела, благополучно обо всем забудут, — Гермиона поражалась тому, что до сих пор сдерживалась, когда он так упорно и настойчиво подводил ее к оргазму, да и самой ей не хотелось ничего большего, как провалиться, наконец, в блаженный обморок. Продолжая машинально блуждать глазами по странице, уже через несколько мгновений она поняла, что терпение подошло к концу. Газета выпала из рук, с шелестом скользнув рядом, а сама Гермиона судорожно вцепилась пальцами в покрывало. Сил сопротивляться искусным ласкам Малфоя, который уже переключился на вторую грудь, не осталось совершенно. Что говорить… в настойчивом стремлении добиваться поставленных целей они оба могли на равных соперничать друг с другом. — О-о-о… — Гермиона снова выгнулась на кровати, наконец окунаясь в чувственный бред. Она уже дергалась в конвульсиях, когда довольно ухмыльнувшийся Люциус начал двигать пальцами еще быстрее и снова сжал зубы теперь уже на втором соске. Крик экстаза сорвался с губ Гермионы в тишину комнаты. А Малфой все продолжал поглаживать и поглаживать ее тело, пока она не успокоилась и не затихла. Вот тогда он поднял голову и, насмешливо улыбнувшись, задал вопрос: — Так что ты там говорила о глобальном потеплении? Задыхающаяся Гермиона с трудом приоткрыла глаза. Взгляд ее туманился. — К черту потепление! Только ты… Единственное, что важно в моей жизни — это ты. — М-м… Так-то лучше, — Люциус склонился к ее губам, а потом неожиданно вошел в нее мощным и глубоким толчком. Еще не придя в себя, поначалу Гермиона задохнулась от шока, но тут же гостеприимно толкнулась ему навстречу, сжимая мышцы вокруг напряженного члена. — Боже… Как же я люблю этот момент, когда ты входишь… и мне даже немножко больно… Люциус… черт, я обожаю твой член… Чувствуя, как слова ее медом льются в уши, Малфой прикрыл глаза и начал двигаться, сосредоточившись на собственных ощущениях, которые были великолепны. — Я тоже, милая… Если б ты знала, как хорошо мне в тебе. Очень хорошо… Проведя по его спине ладонями, Гермиона намеренно задела ее ногтями, вызвав у него глухой стон. — Да… Еще. Хочу чувствовать, как ты впиваешься в меня. Еще, Гермиона! — теперь он двигался с еще большей силой, каждым толчком приближая ее к изголовью кровати. Гермиона вонзила ногти в кожу и провела ими по спине, зная, что царапает его до крови. И зная, что ему чертовски нравится это. Теперь он двигался так быстро, что она даже не могла попасть с ним в такт и лишь крепко сжимала мышцы навстречу его толчкам. Уже скоро лицо Люциуса исказилось в экстазе, и он конвульсивно вздрогнул над ней, взрываясь глубоко внутри. Не отводя глаз, она смотрела и смотрела на него. Обычно, погруженная в ощущения собственных оргазмов, выражения его лица в момент наивысшего блаженства Гермиона не видела, и сейчас это зрелище почти заворожило ее. Он был наедине со своей болью и своим наслаждением, но она знала, кто является источником всего этого. И боли. И наслаждения. Тело тяжело рухнувшего на нее Малфоя было горячим и скользким от пота. Проведя руками по его спине, Гермиона почувствовала, какая та мокрая, и знала, что пот на ней смешался с кровью. А когда поднесла пальцы к лицу, то увидела, что они красные, и тихонько охнула. Люциус слегка повернул голову: — Ну что там? Гермиона показала руку, на что он довольно ухмыльнулся. — Я не удивлен. Это было… великолепно. Поцеловав его в плечо, она вытерла пальцы о простыни, попутно подавив в себе желание извиниться перед ним. Потому что знала — Люциусу не нужны ее извинения. Этим вечером они снова поужинали в спальне и рано уснули, продолжая прижиматься друг к другу во сне. * * * Утро понедельника осенило ее печальным осознанием, что необходимость расстаться с Люциусом на целый день неотвратимо надвигается с каждой минутой. У обоих были свои обязанности, свои планы, назначенные встречи — он должен заняться делами попечительского совета в госпитале «Святого Мунго», а Гермиону с самого утра ожидало долгое совещание и последующая встреча с Кингсли Шеклболтом. Торопливо позавтракав, оба уже одевались, когда она вдруг вспомнила о предстоящем ужине с Драко и спустилась на кухню, чтобы обсудить это с Тибби. — Тибби, я очень надеюсь, что завтра вечером к нам за ужином присоединиться мастер Драко. Прежде чем ответить, служанка взглянула на нее с легкой опаской и, отвернувшись, пробормотала: — Очень хорошо, мисс. — Понимаешь, в чем дело… Ты знаешь его гораздо лучше и дольше, чем я. И уверена, знаешь его вкусы в еде. Ты могла бы приготовить завтра вечером какие-нибудь три блюда, которые ему особенно нравятся? — Конечно, мисс Гермиона, я посмотрю, что лучше приготовить к приходу мастера Драко. Гермионе показалось, что Тибби выглядит несколько озабоченной сообщенной новостью, но особо задумываться об этом не стала, тем более что эльфийка любезно улыбнулась ей на прощание. Поэтому просто вернулась в столовую, чтобы проститься с Люциусом, а это никогда не давалось ей легко. Тем более, когда он крепко обнял ее на прощание: в этот миг Гермиона вообще испугалась, что растеряет всю свою решимость и уже никуда не сможет уйти. Она пристально посмотрела Малфою в лицо (то было напряжено и серьезно) и, чтобы подстраховать себя от грозящей, как это часто уже случалось, истерики, через силу улыбнулась. Он наклонился с поцелуем и негромко проговорил: — Это были замечательные выходные. — Да, замечательные. — Возвращайся домой скорее. Мне не по себе, когда тебя нет рядом. — Конечно, любовь моя. Как только смогу… Они снова поцеловались, а потом Гермиона вырвалась и, подбежав к камину, исчезла в зеленом пламени. Ощущения от появления в оживленном министерском атриуме почему-то сегодня вызвали у нее желание развернуться и отправиться назад к Люциусу, в Малфой-мэнор. Усилием воли Гермиона заставила себя сосредоточиться, помня об уже назначенных встречах. Поэтому, тряхнув головой, она свернула к лифтам и, не заходя к себе в кабинет, направилась в сторону приемной министра магии. Увидев, что сегодняшнее совещание (посвященное развитию дальнейших отношений между маглами и волшебниками) проводится в расширенном составе, и на нем присутствуют не только работники министерства, но и различные британские маги, имеющие вес в сообществе, Гермиона напряглась. Она подспудно ожидала, что кто-нибудь обязательно не сдержится и, так или иначе, но упомянет об их с Люциусом романе. Поэтому на свое место прошла спокойно, целенаправленно стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды и раздающиеся то здесь, то там шепотки. Постепенно она расслабилась, увлекшись обсуждением темы, и даже начала принимать в нем участие, вступая в возникающие дискуссии. Дискуссировала Гермиона, как обычно, конструктивно и красноречиво, со знанием дела подмечая спорные моменты, ускользающие от внимания чистокровных волшебников. Было заметно, что многое из сказанного ею вызывает у участников совещания неподдельный интерес, и на мисс Грейнджер с нескрываемым уважением поглядывают даже те малознакомые маги, кто не сталкивался с ней по работе. Однако к концу встречи к Гермионе с неожиданным вопросом повернулся Шеклболт: — Я должен спросить: как проходит реабилитация Люциуса Малфоя? Особенно теперь, когда обстоятельства ее проведения… несколько изменились. И по-прежнему ли ты чувствуешь себя в силах заниматься этим проектом? На пару мгновений ошеломленная Гермиона потеряла дар речи, но затем нарочито безучастно повернулась к министру. И, поскольку вопрос ей был задан предельно сухим и официальным тоном, ответить постаралась точно так же: — Все хорошо. То есть… Я имею в виду, что программа реабилитации мистера Малфоя идет полным ходом и вполне успешно. По моему мнению, он уже далеко не тот человек, каким его привыкло видеть и знать магическое сообщество. Поэтому, если у вас нет возражений, господин министр, я бы хотела продолжить эту работу. Тот неловко и несколько примиряюще улыбнулся. — Сожалею, что был слегка резок, Гермиона, но к мониторингу бывших Пожирателей Смерти, особенно столь сильных магически, как Люциус Малфой, не стоит относиться легкомысленно. Как считаешь: ты еще в состоянии выполнить эту задачу? Осознав, что их отношения с Люциусом волнуют министра магии и министерских коллег гораздо больше, чем они пытаются это показать, Гермиона внутренне ощетинилась, хотя и понимала, что Кингсли просто делает свое дело, и делает его правильно. — Лично я не думаю, что мистер Малфой нуждается в дальнейших занятиях. За последнее время он достаточно сблизился с миром маглов, причем охотно, не демонстрируя ни малейшего недовольства этим фактом, ни каких-либо признаков своей бывшей непримиримости с их существованием, — понимая, что несколько преувеличивает терпимость Люциуса, возводя ее в степень энтузиазма, она опустила голову и слегка покраснела. — Не сомневаюсь ни минуты, что при желании господин Малфой способен легко продемонстрировать вам все, что сочтет необходимым, мисс Грейнджер. Его способность манипулировать людьми и ситуациями известна насколько, что уже стала притчей во языцех. Но так же и не сомневаюсь, что прекратить наблюдение за ним и работу над его реабилитационной программой было бы огромной глупостью. Да, мне известно, что на прошлой неделе он восстановился в попечительском совете госпиталя «Святого Мунго», и я даже рад этому, но… что получится в итоге — нужно еще посмотреть. Глядя ему в глаза, Гермиона не сдержалась: — Я уверена в том, что говорю, господин министр. И в том, что дальнейшие жизнь и поведение мистера Малфоя не вызовут никаких нареканий со стороны магического сообщества. Холодность, возникшая вдруг между ней и самым важным человеком волшебного мира, человека, которого она всегда считала своим хорошим другом, была настолько ощутима, что, казалось, даже повисла в воздухе. Шеклболт наклонился ближе и понизил голос: — Гермиона, прошу тебя, не теряй объективности. И помни: Люциус Малфой является могущественным волшебником, способным на многое, чего тебе и не снилось, и не забывай, что много лет он был темным волшебником. Поэтому, не стоит удивляться, что, в отличие от тебя, никто из нас не смотрит на него сквозь розовые очки. Безусловно, я доволен результатом, которого тебе удалось добиться за последнее время, но должен сообщить, что его по-прежнему будут контролировать. И очень тщательно. От этих слов внутри у Гермионы все похолодело, и она с трудом сглотнула. Сейчас Кингсли был несправедлив и предвзят: она пошла на отношения с Люциусом именно потому, что увидела в нем изменения, увидела то, что помогло чувствовать себя с ним рядом легко и естественно. Но и понимала, что ее отношение к Малфою — это ее отношение. А со стороны Министерства магии было бы глупо поверить в изменение опасного и очень сильного волшебника лишь со слов его любовницы, даже если та и сотрудник вышеозначенного министерства. И все-таки… зная, каково ему терпеть этот постоянный контроль, она не могла не содрогнуться от негодования и обиды за любимого мужчину. «Нет! Я не дам ему сорваться!» Отрезвленная публичным напоминанием о прошлом Люциуса, она вышла с совещания, больше не произнеся ни единого слова. Нет, она видела, как Шеклболт провожает ее беспокойным и озадаченным взглядом, но заставить себя подойти и заговорить с ним — не смогла. А вернувшись в кабинет и закрыв за собой дверь, вообще вдруг почувствовала к Министерству магии и его благочестивым сотрудникам (которые во имя служебного долга будут заниматься контролем и проверкой ее частной жизни) самую настоящую ненависть. «О-о-о… а идите-ка все к черту!» Гермиона потянулась за палочкой, собираясь тотчас аппарировать домой и вернуться к Люциусу, но глянула на часы и поняла, что наступило лишь время обеденного перерыва. Потом вспомнила, что и сам он будет занят весь день, а она даже не знала, где именно. И желание прямо сейчас увидеть его заставило расплакаться от отчаяния. Какое-то время, обхватив голову руками, она просидела за столом, но затем поднялась и аппарировала в Косой переулок, смутно надеясь случайно столкнуться с Люциусом там. Ей не повезло, поэтому пришлось вернуться в министерство. Время тянулось настолько медленно, что до конца рабочего дня Гермиона считала минуты, так ей хотелось скорее вернуться домой. Наконец дождалась, благополучно отвлекшись на какие-то документы (что поделать… это могло ее отвлечь практически всегда), и, взяв в руки сумку и палочку, решила аппарировать прямо из кабинета. От мысли, что по пути к каминам придется снова столкнуться с коллегами, ее начинало мутить. Как обычно, впечатление оказалось не самым приятным, утешало лишь то, что приземлилась она совсем рядом с домом. А когда открыла дверь, вошла и позвала Люциуса, то разочаровано вздохнула — ответом ей послужила тишина. По всей видимости, тот еще не вернулся домой. Тихонько вздохнув, Гермиона прошла на кухню, где нашла занятую ужином Тибби. — Добрый вечер, Тибби. Надеюсь, у тебя был хороший день… Служанка тут же обернулась, приветствуя ее широкой улыбкой. — Да, спасибо, мисс Гермиона. А как прошел ваш? Тоже хорошо? Поначалу хотелось просто кивнуть, но вдруг поняла, что не может. — Э-э-э… Боюсь, что нет. Бывали и лучше… — в глазах Тибби светилось такое тепло и сочувствие, что растроганная Гермиона продолжила: — Но знаешь, так хорошо оказаться… Запнувшись, она замолчала, но Тибби закончила сама: — Дома? Слово это, примененное по отношению к Гермионе, звучало так странно, что она даже взглянула на эльфийку с легким удивлением. «Но я же и сама… сама постоянно думаю о Малфой-мэноре как о своем доме… И чувствую себя здесь, как дома!» Она улыбнулась служанке, которая замерла в ожидании: — Да, Тибби. И правда, так хорошо оказаться дома. Облегченно выдохнув, Тибби повернулась к столу и взяла оттуда небольшой лист пергамента. — Я взяла на себя смелость подготовить меню для вашего завтрашнего ужина с мастером Драко. Не могли бы вы взглянуть, мисс Гермиона? — О, отлично, Тибби. Спасибо. Давай посмотрим, — она взяла пергамент и быстро просмотрела его. Список состоял из простой и даже несколько старомодной еды: французского лукового супа, ростбифа, йоркширского пудинга и сладкого пирога на десерт. Сама Гермиона уж точно предпочла бы что-нибудь более легкое, но Тибби объяснила свой выбор. — Мне сказали, что мастер Драко всегда любил эти блюда, особенно в домашнем исполнении. А уж приготовленные все вместе для воскресного обеда, они еще с детства были для него праздником. Поэтому… я подумала, что приготовить их будет… беспроигрышно. — О-о… И это очень мудрое решение, Тибби. Уверена, что будет просто супер. Большое тебе спасибо! Скажи, а у тебя есть для этого все продукты или нужно что-то купить? — Нет, мисс, у нас есть все, что нужно. — Прекрасно! Ну, тогда завтра утром вернемся к этому еще раз, может быть, мистер Малфой захочет что-то добавить. Хорошо? Хотя, думаю, что ничего не должно поменяться… Она изо всех сил старалась, чтобы голос звучал оптимистично, но Тибби это не убедило. Личико эльфийки по-прежнему оставалось напряженным и встревоженным. Неловко улыбнувшись, Гермиона вышла из кухни, а уже подходя к гостиной, услышала хлопок аппарации — это вернулся домой Люциус. Ее заполнило ощущение счастья, и, с разбегу бросившись ему на шею, она потянулась, чтобы поцеловать. И поцелуй этот был нежным и любящим, быть может, ему немножко не хватало страсти, но зато он казался переполненным тоской, которую Гермиона испытывала весь сегодняшний день. Она настолько истосковалось по любимому мужчине, что сейчас чувствовала себя по-настоящему счастливой, растворяясь в нем. Малфой выглядел усталым, но довольным. — Как прошел твой день? — полюбопытствовала Гермиона. — Насыщенно и продуктивно, но очень устал, — иронично поднял бровь он. Не уверенная, стоит ли рассказывать ему о своих сегодняшних обидах и тревогах, Гермиона улыбнулась и просто прижалась покрепче. Она сомневалась, что удивит Люциуса фактом продолжающейся за ним слежки министерства, но не очень хотела, чтобы он знал, как сильно это взволновало ее. Поэтому, ничего больше не сказав, она отошла от него и плюхнулась на диван. Будто прочитав ее мысли, Малфой сразу подошел и присел рядом. — В чем дело? — спокойно протянул он, однако во взгляде светилось настороженное внимание. «Ого… Неужели я такая плохая актриса?» Посмотрев на Люциуса с нарочитым удивлением и изо всех стараясь выглядеть беспечной, Гермиона пожала плечами. — Говори. Я жду, — чуть тверже повторил Малфой. Глубоко вздохнув, Гермиона вдруг подумала, что порой ненавидит его проницательность. — М-м-м… Просто… сегодня у нас было совещание, не только с работниками министерства, но и с другими волшебниками… и речь зашла о тебе. — Тебя посмели допрашивать о наших отношениях? — в голосе Люциуса зазвучало раздражение. — Нет… ничего такого… — А что тогда? — Ничего особенного… Хотя, Кингсли ясно дал понять мне, что ты по-прежнему под наблюдением и что моему мнению нельзя доверять безоговорочно. Глядя куда-то в сторону, он цинично ухмыльнулся. — Не понимаю твоего удивления. Эти трусливые министерские дураки никогда не откажутся от возможности контролировать меня, пойми. Думаю, это не только подчеркивает в их глазах собственную значимость, но и придает пикантности серым будням их жизней. Милая, ты совершенно зря расстроилась на этот счет, не позволяй им портить себе настроение. Бери пример с меня: пусть делают, что хотят, но пока они не трогают нас — да наплевать! Гермиона улыбнулась, хотя лучше себя не почувствовала. Поняв это, Люциус снова вопросительно приподнял бровь. — Понимаешь, я еще расстроилась… из-за того, что Кингсли… он так вел себя, так говорил о тебе… Это звучало очень… бесцеремонно. Он никогда не был со мной таким раньше, — и вдруг ощутила, что Люциус гладит ее по голове, словно ребенка. — Ты же и сама знала, что за отношения со мной придется платить… Гермиона, думаю, всем твоим друзьям (даже самым старым, самым верным) будет трудно принять то, что происходит между нами. И тебе еще предстоит обнаружить, что многие из них начнут вести себя по-другому. Вздохнув, она тихонько кивнула: он действительно был прав. Просто сегодня она не ожидала того, что случилось. «Ничего… Зато теперь буду подготовленной!» — Кстати, они по-прежнему довольны моей работой. Да и вся остальная часть совещания прошла очень неплохо… Только вот это… — Не переживай, — Малфой притянул Гермиону к себе, и та с радостью прижалась, вдыхая его аромат, придающий ей уверенности. — Да я не переживаю, правда. Это от неожиданности. Ну, и от того, что оказалась возмущенной их властью над тобой. — Властью?! Не сказал бы… Скорее, просто в данный момент я должен соблюдать некие правила игры для того, чтобы существовать так, как мне удобно. Только и всего. Они никогда не будут иметь надо мной власти. И, поверь, прекрасно понимают это. Люциус прижал ее к себе еще крепче, и Гермиона не удержалась, подняв на него глаза, полные обожания. — А кто-нибудь имел над тобой настоящую власть? — ей было ужасно интересно услышать ответ. — Когда был ребенком, мой отец, конечно… Потом… Темный Лорд. Думаю, это понятно, — не задумываясь, начал перечислять Люциус, что очень удивило Гермиону. — Пожалуй, больше и никто… до сих пор. Смущенная, она подняла голову. — И… кто же теперь? А когда встретилась с его глазами, чуть не задохнулась: так обжигающе они сверкнули в этот миг. Прежде, чем наклониться к ее губам с поцелуем, Люциус произнес лишь одно слово: — Ты.