Познавая прекрасное

56

Семь лет спустя Гермиона, заканчивающая доклад «О плюсах и минусах лечения заклинаниями или зельями побочных эффектов от темномагических проклятий», сидела на открытой террасе Малфой-мэнора. И хотя звучало это название достаточно просто, на самом деле миссис Малфой проделала огромную и сложную работу. Доклад необходимо было представить на следующем заседании Визенгамота для принятия решения о возможных изменениях одного из законов волшебного сообщества. Несмотря на палящее летнее солнце, Гермиону обдувал нежный ветерок, ласкающий кожу и доносящий из парка пьянящий запах розовых кустов. Она прикрыла глаза и подняла лицо к небу, позволив себе немного расслабиться и отвлечься от работы. В конце концов, закончить ее можно было позже. Доклад мог немного и подождать. Невдалеке раздался дверной звонок. Кто-то посторонний пришел в поместье, но Гермиона не могла вспомнить, кто же должен навестить их во второй половине дня. Теперь гости в Малфой-мэноре бывали часто: то родственники, то друзья, то партнеры по бизнесу. Дом был наполнен жизнью, которая радостно и светло пульсировала в нем, и люди любили бывать здесь. На террасе появилась Тибби. — Госпожа, к хозяину пришел посетитель. Это мистер Далсимор. Гермиона повернулась, собираясь поприветствовать гостя, и наконец-то вспомнила, что Люциус рассказывал ей о предстоящем визите. Посетителем был новый управляющий госпиталем Святого Мунго, солидный уважаемый волшебник в возрасте чуть за шестьдесят. До сегодняшнего дня Гермиона ни разу не встречалась с ним и поднялась, чтобы поздороваться. — Господин Далсимор, спасибо большое, что нашли время зайти к нам. Очень рада познакомиться с вами. Волшебник тепло улыбнулся красивой ведьме, стоящей перед ним, и пожал протянутую руку. — Мое почтение, миссис Малфой. Поверьте, я тоже очень рад наконец встретиться с вами. Ответив на улыбку, та жестом пригласила его сесть. — И, пожалуйста, зовите меня Гермионой. Он продолжил: — Хочу сказать, что мне действительно приятно познакомиться. Очень много слышал о вас. Тем более что Люциус говорит о своей жене постоянно. Слегка покраснев, Гермиона вернулась на место. — Муж сейчас не в доме, но должен скоро вернуться. Они с дочкой спустились к озеру, думаю, решили наловить пескарей. Позвольте предложить вам чаю. Или, может, вы предпочтете чего-то другого: вина, сливочного пива, огневиски?.. — Да… Чаю было бы восхитительно. Хотя, должен сказать, я никогда не думал, что встречу такой типичный магловский напиток в поместье Малфоев! — О-о… Малфой-мэнор полон сюрпризов, мистер Далсимор, и уже много лет не перестает удивлять меня. Пока они ожидали, Далсимор рассказал о впечатляющих планах на будущее госпиталя и о том, что планы эти стали возможны лишь благодаря финансовой поддержке Люциуса и его влиянию. Понятно, что Гермиона не могла не светиться от гордости, слушая похвалы своему мужу. Наконец она услышала голоса, доносящиеся откуда-то из парка и приближающиеся к дому все ближе и ближе. Конечно, Гермиона мгновенно узнала их. Один — низкий и мягкий — принадлежал мужу, а другой — высокий и звенящий, словно серебряный колокольчик — был голоском… Поднявшись, Гермиона подошла к перилам, и лицо ее озарилось ласковой улыбкой, как только владелица этого звенящего голоска оказалась в поле зрения. Сначала она увидела белокурые кудряшки, развевающиеся над маленькой головкой. Они чуть подпрыгивали, будто их обладательница танцевала, легонько помахивая деревянным ведерком, ручку которого зажала в крошечном кулачке. — Мама! Мамочка, я поймала десять! Десять пескарей! А у папы поймалось только пять! Аврора Грейнджер Малфой ловко взбежала по каменной лестнице на террасу и бросилась в объятия Гермионы. Девочка была изысканно красива, являя собой удивительно гармоничное сочетание черт матери и отца. У нее был малфоевский цвет волос, бледная кожа и глубокие серые глаза, в которых светились недюжинный ум и решительность матери. Да и тугие кольца непокорных кудряшек очень напоминали Гермиону. Крепко обняв дочку, та провела ладонью по белокурым кудрям. — Неужели целых десять? А папа только пять? Вот это да! Малышка, да ты лучшая рыбачка в целом мире! Дай-ка мне посмотреть… — Гермиона взяла у девочки ведерко и с любопытством заглянула туда. Почти на самом дне сновало несколько маленьких пескариков. — Может быть, лучше выпустить их в пруд у фонтана, как ты думаешь? Малышка энергично закивала, а потом повернулась к высокому светловолосому волшебнику, поднявшемуся за ней вверх по лестнице, и схватила его за руку. — Папа, пойдем! Отпустим их в пруд у фонтана прямо сейчас. Пошли же! Люциус Малфой опустился рядом на колено, схватил дочь и начал щекотать ее. Аврора залилась смехом. Он поднялся, по-прежнему держа малышку на руках, и поцеловал в обе щечки: — Прости, милая… Мы же с тобой славно позабавились сейчас у озера, правда? Но теперь папе нужно сесть и поговорить с этим ужасно важным дяденькой, который пьет с мамой чай, — Люциус кивком показал на Далсимора, и Аврора хихикнула над отцовским преувеличением. — Ты обязательно отпустишь их, с мамой или Тибби сходишь и отпустишь. Мне в любом случае будет грустно в этом участвовать, ведь ты поймала намного больше меня, — Малфой надулся с такой забавной притворной обидой, что в теплом летнем воздухе снова раздался звонкий детский смех. Подойдя к ним, Гермиона обняла обоих. — Рори, послушай меня… Если твои пескарики могут подождать еще немножко, то совсем скоро к нам придет кое-кто, кто обязательно захочет помочь тебе, — она многозначительно подняла брови, надеясь, что дочка догадается. Глаза девочки сразу радостно загорелись. — Значит, к нам на ужин придет Драко? Улыбнувшись, Гермиона кивнула. — Ура-а-а!.. — Aврора вывернулась из папиных объятий и затанцевала по террасе, но потом снова подскочила к родителям. — А Софи? Софи тоже придет вместе с ним? — Ох, не знаю, милая. Думаю, если у нее получится, то обязательно придет. — И мы снова будем смотреть ее свадебное платье, да? — Ну, вот в этом не уверена… — рассмеялась Гермиона. — А сейчас иди в гостиную, хорошо? Почему бы тебе не закончить тот рисунок? Я приду через несколько минут, чтобы посмотреть, как у тебя получается. Только садись так, чтобы я могла увидеть тебя отсюда. Ладно? — Ладно. Это же так здорово: рисовать в гостиной, — и Аврора снова хихикнула. Наклонив голову, Гермиона слегка прищурилась, но потом тоже рассмеялась. — Это верно, не многим маленьким девочкам разрешают иногда рисовать на стенах в гостиных. — Да… и мне так жалко этих девочек. — Ну, не у всех же родители — волшебники. И наша гостиная счастлива, что иногда на ее стенах появляются такие чудесные рисунки. Правда, учти, что потом я уберу их. Но смеющаяся дочка уже побежала в дом. Гермионе оставалось лишь крикнуть ей вслед: — И, Аврора… будь осторожней. Никакого обмана. Ты знаешь, что тебе еще нельзя колдовать. Мама рассердится и огорчится, если ты снова зачаруешь рисунки. Девочка обернулась — лицо ее выглядело несчастным. — Ну мамочка… Я же совсем не виновата. Просто пальчики вдруг закололо, и рисунок ожил. Он начал искриться блеском. И это было так здорово! — Аврора пошевелила в воздухе пальцами, пытаясь объяснить, как именно ее последний рисунок вдруг стал волшебным. Оба родителя тихонько улыбнулись. — Мы знаем, сладкая, знаем, что ты не нарочно. Просто постарайся больше не делать этого… — утешил дочку Малфой. — Хорошо, я постараюсь, — кивнула Рори, лицо ее снова озарилось улыбкой. Девочка развернулась и вприпрыжку убежала в дом. Люциус приобнял Гермиону за талию и уже вместе с ней подошел к Далсимору. — Приветствую, Мариус, — протянул он гостю свободную руку. — Извини, что заставил ждать. Вижу, моя жена уже угощает тебя чаем. Может, останешься и пообедаешь у нас? — О, нет… С удовольствием, но не сегодня, Люциус. Мне нужно обсудить с тобой кое-что, но в любом случае, прошу простить, что отрываю тебя от семьи. Люциус притворно вздохнул. — Ничего, все нормально. Это даже хорошо. Не поверишь, как я устал за сегодня, — и он обессилено рухнул в кресло. Далсимор рассмеялся. — Ваша дочка — восхитительный ребенок. Сколько ей сейчас? — Двадцать первого октября будет четыре, — мгновенно отозвался Люциус. — О-о-о… она очень развита… И, смотрю, уже проявляет магические способности, не так ли? Брови Малфоя приподнялись с легким беспокойством. — Это да… — протянул он. — Мы заметили магию вскоре же после рождения Авроры. Еще трехмесячным младенцем она начала приподнимать какие-то мелкие вещички, находящиеся рядом с ней. Конечно же, как и у всех детей, ее волшебство проявлялось стихийно, и она до сих пор плохо контролирует его. Самое главное, чему мы учим дочку сейчас — это контролировать собственную мощь, понимать, как нужно справляться с теми силами, что оказались у тебя в руках. — И я не удивлен. У таких сильных волшебников, как вы, просто обязан был родиться одаренный магией ребенок. Люциус только улыбнулся. — Как знать… Мы, конечно же, очень гордимся ею, но пока столь сильная магия в таком возрасте несколько усложняет нам жизнь. Поэтому даже немного беспокоимся… не правда ли, дорогая? — он повернулся к супруге, которая слегка кивнула. — Хотя и безмерно благодарны судьбе за появление Авроры, ведь с ней я наверстываю то, что когда-то… — он недоговорил, и Далсимор непонимающе взглянул на Люциуса, а Гермиона нежно сжала руку мужа. Решив сменить тему, Далсимор тактично поинтересовался: — Я так понимаю, тебя можно поздравить со скорой свадьбой старшего сына? Вынырнув из состояния задумчивости, Люциус повернулся к нему. — Да… можно. Торжество назначено в следующем месяце. Поэтому наша дочка и волнуется о платье. Драко с Софи встречаются уже несколько лет. Бедная девочка… На мой взгляд, он заставил ее ждать. И все же… наконец понял, что именно она делает его по-настоящему счастливым. Никогда не думал, что требовательным запросам Драко подойдет кто-нибудь так, как подошла Софи. И, конечно, за свое знакомство эта парочка должна благодарить Гермиону, — он потянулся и поцеловал жене руку. — О, я так понимаю, что Софи — подруга Гермионы? И она… магла? — Это верно, — подтвердила та. — И она действительно великолепна. Пораженному до глубины души Далсимору ничего не оставалось, как только кивнуть. Но Гермиона ни на йоту не сомневалась, что он шокирован выбором Драко. Невеста-магла явно не укладывалась у волшебника в голове. Люциус встретился взглядом с женой и усмехнулся краешком губ. Ситуация его забавляла. Их беседу прервала Тибби, принесшая сэндвичи и кексы. Люциус с Далсимором заговорили о делах. И, послушав их немного, впечатленная деловой хваткой мужа Гермиона решила все-таки удалиться, чтобы проведать, как там Аврора. * * * С того знаменательного дня во «Флориш и Блоттс» прошло семь лет, и Люциус с Гермионой совсем недавно отметили его годовщину. В некотором смысле этот день был для них более важным, чем годовщина свадьбы, поэтому его они отмечали всегда. Трогательно и тепло. А женаты были уже чуть больше пяти лет. Гермиона помнила, как однажды вечером с книжкой сидела в гостиной и как расположившийся рядом Люциус вдруг совершенно неожиданно, но размеренно произнес: — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ошеломленная, она оторвалась от книги, будучи уверенной, что эти слова ей послышались. Но встретила спокойный взгляд Люциуса, ожидавшего ее реакции. Это заявление застало Гермиону врасплох, но вместе с тем казалось каким-то… само собой разумеющимся. «Чего же он ждет от меня, кроме одного-единственного, что я могу сказать ему?» — Конечно же — да. Я стану твоей женой, — отозвалась Гермиона, тоже стараясь говорить спокойно, но получилось у нее неважно: голос предательски дрогнул. Улыбнувшись, Люциус кивнул и вернулся к своей книге. Гермиона, чуть помедлив, сделала то же самое. И только ночью, отдаваясь ему, она вдруг осознала, что между ними что-то изменилось… стало другим. Теперь их соитие обрело нотку некой завершенности. Словно бы его предложение подытожило отношения, которые пришли к чему-то очень логичному и необходимому им обоим. «Мы и в самом деле стали единым целым…» Вскоре они начали готовиться к свадьбе. И хотя для Люциуса она должна была стать не первой, он отдавал себе отчет, что этот день будет для Гермионы особенным. Несмотря на возражения ее родителей, он оплатил изысканное дизайнерское платье, красиво расшитое бисером и шелком. Сбоку, на самой линии бедра, этот шедевр портновского искусства украшал вышитый на парче крошечный лебедь, заметный лишь тем, кто о нем знал. Церемоний брака они провели две: одну в магловской церкви (для родителей Гермионы и ее родственников), а другую — в специальном брачном чертоге Министерства магии, предназначенном для известных волшебников. На эту церемонию пригласили только самых близких, самых важных для них людей — Гарри с Джинни, Драко с Софи, а еще Полумну Лавгуд. После этого в Малфой-мэноре устроили небольшую, но веселую вечеринку, на которой присутствовали уже и Шеклболт, и профессор МакГонагалл, и родственники Гермионы. Вечер этот получился по-настоящему чудесным, даже много месяцев спустя Гермиона вспоминала его с теплотой и замиранием сердца. А на следующий день совершенно неожиданно она проснулась в Венеции. Это был свадебный сюрприз Люциуса: он аппарировал их, пока Гермиона спала. Правда, после этого ему пришлось целый день провести в постели, но утешало то, что там он находился не один. Заботливая молодая жена всячески старалась скрасить его вынужденное бездействие. Ее старания привели к тому, что Малфой не совсем пришел в себя и на следующий день, но это было уже не важно. Полностью поглощенные друг другом, Люциус с Гермионой не замечали вокруг никого и ничего. После свадьбы прошло несколько месяцев, когда как-то ночью Малфой вдруг сам коснулся еще одной интересной темы: — Помнится, когда-то, в самом начале, ты очень беспокоилась, боясь забеременеть. Помнишь? Когда в Придире появились сплетни о том, что ты уже носишь ребенка. Напрягая память, Гермиона наморщила лоб, а когда наконец вспомнила, то очень удивилась: тем летом ей казалось, что Люциуса совершенно не волнует этот щекотливый момент. — Да, припоминаю… — спокойно ответила она и с любопытством взглянула на мужа. Малфой погладил ее по руке. — И ты до сих пор боишься? Пораженная Гермиона приподнялась на локте. — Почему ты спрашиваешь об этом? — Просто желаю знать: хочешь ли ты детей? С ее губ слетел нервный смешок. — Ну… в принципе… конечно. Когда-нибудь. Очень хочу. Но… — Что «но»? — Я думала, то есть… я боялась, что этого не хочешь ты… Между ними повисло молчание. — И почему же я должен «не хотеть»? — тихо спросил он. — Потому что… у тебя уже есть сын, взрослый сын. И ты… — Уже старый и дряхлый? — язвительно подытожил Люциус. Гермиона звонко засмеялась. — О, нет! Отнюдь. Просто… дети требуют особого внимания. И я думала, что тебе уж точно не до орущих младенцев. — Я же не хочу такого младенца от первой встречной! Но… если бы на свет появился наш с тобой ребенок, думаю, это стало бы самой чудесной вещью в моей жизни. В глазах Гермионы блеснули слезы. — Ну как я могу не хотеть твоего ребенка, Люциус? Счастливо улыбнувшись, тот погладил ее лицо. — Милая, я готов к этому хоть сейчас, но пойму, если тебе захочется какое-то время подождать. Все-таки твоя карьера явно на подъеме. Ответом послужил ее громкий смех. — Я тебя умоляю… В министерстве подождут столько, сколько нужно. Тем более что беременность — это не болезнь. В этом я уверена! — Гермиона устремила на него твердый взгляд. — Я тоже готова. Хоть сейчас. — Что ж… пусть будет так, — Люциус склонился к ее губам с поцелуем и потянулся за волшебной палочкой. Опустив ту над животом Гермионы, он удалил заклинание предотвращения беременности, которым пользовалась она вот уже несколько лет, а потом отменил и действие магловских лекарств. Он помнил, что ими Гермиона подстраховывалась. Покончив с этим, Малфой резко повернулся и навис над ней. — Тогда не будем терять времени… — с этим он проник в Гермиону полностью. Не тратя ни секунды. И нужно сказать, что все следующие недели времени они действительно не теряли. Теперь, когда каждая близость могла привести к зачатию, она стала казаться Гермионе неким сакральным действом, приобретшим по-настоящему мистический смысл. Ее волновало и даже чуточку пугало это, но избавиться от ощущения присутствия магии в каждом их теперешнем слиянии она не могла. И не хотела. Любовные ласки, результатом которых могла стать бы беременность, оказались самыми чувственными, самыми чудесными и трогательными ее переживаниями за всю прожитую жизнь. А около месяца спустя Люциус случайно положил голову на ее живот, и еще восстанавливающая дыхание Гермиона машинально погладила его по волосам. Он замер, только вдавил ухо чуть сильней и слегка расставил пальцы, прижав рядом ладонь. Казалось, Малфой усиленно сосредоточился на чем-то. Гермиона, по-прежнему пребывая в состоянии блаженства, поначалу даже не обратила на это внимания. И вдруг он повернул к ней лицо. Удивленная, она вопросительно дрогнула бровью, но Малфой лишь улыбался и молчал. — Что? Уставившись на нее, Люциус не произнес ни слова. И уже слегка обеспокоенная, она неуклюже завозилась, пытаясь подняться. — Что случилось, Люциус? — Неужели ты ничего не чувствуешь? — тихо прошептал он. Прислушавшись к себе, Гермиона качнула головой. Кожу на животе слегка покалывало, и потому ей стало любопытно и даже чуточку страшно. — Что я должна почувствовать? — спросила и замерла в ожидании ответа. Малфой продолжал молчать, словно бы сомневаясь: говорить ей или нет. И Гермиона поторопила: — Ну же… Я хочу знать. Опустив глаза на ее живот, он слегка провел по нему ладонью. А потом снова посмотрел на Гермиону. — Внутри тебя появилась новая жизнь. И уже улыбаясь, она поняла, что задыхается от счастья. Поднявшись, Малфой прижал ее голову к себе, и на какое-то время они затихли, растворяясь в этой радости. Казалось, теперь их существование заиграло какими-то другими, совершенно новыми красками. — А откуда ты знаешь? — тихонько спросила его Гермиона, когда новость чуть-чуть улеглась в сознании. — У меня еще даже не было задержки. Это станет ясно только через неделю… — Срок совсем небольшой, но внутри тебя уже что-то изменилось. Я ощутил биение какой-то еще энергии, не твоей. Скоро твои магические силы возрастут, и ты сама почувствуешь это. Глаза Гермионы слегка повлажнели. Еще никогда она не ощущала себя такой счастливой. — Люциус… — хрипло выдохнула она, желая признаться в этом мужу, но слова куда-то подевались, и Гермиона запнулась, только провела пальцами по его лицу. Взяв ее за руку, Малфой молча поцеловал ладошку. * * * Беременность протекала, можно сказать, без проблем. В самом начале Гермиону немного тошнило по утрам, но целитель прописал специальное зелье, и неприятные симптомы вскоре прошли. Памятуя о том, как мучилась от токсикоза беременная тетушка, Гермиона даже почувствовала легкую вину за то, что колдомедицина настолько облегчила ее собственную жизнь. И да… Люциус оказался прав: силы и впрямь возросли. Еще никогда Гермиона не ощущала себя в такой гармонии со своим телом и со своей магией. Никогда еще ей столь легко и непринужденно не давались сложные, тонкие заклинания, как во время беременности. Сам же Малфой в эти месяцы был просто идеальным мужем. Он словно без слов чувствовал Гермиону, словно бы знал каждое движение души и окружил такой заботой, что это порой удивляло и саму будущую мамочку. Нет, его опека не была навязчивой: когда Гермионе вдруг хотелось побыть одной, Люциус незаметно исчезал, отговариваясь делами. Но почему-то всегда появлялся именно в те минуты, когда она начинала тосковать по нему. А еще он очень любил обнимать ее растущий живот. Гермиона знала, что Малфой чувствует ребенка, даже общается с ним, когда лежит вот так вот, позади нее, и обхватывает все больше и больше округляющееся тело обеими руками. Казалось, Люциус поглощен этим общением. Любопытной Гермионе было интересно, вел ли он себя так же, когда Нарцисса носила Драко, но спрашивать стеснялась. В один такой вечер, когда они уже лежали в постели, Гермиона поинтересовалась у Малфоя: — Ты уже знаешь, кто там? На что тот взглянул на нее с ласковой усмешкой. — Ну… думаю, что это точно не гиппогриф. Рассмеявшись, Гермиона легонько хлопнула его по предплечью. — Эй! Ты прекрасно понял, что я имею в виду! Кто там… мальчик или девочка? — Не знаю, милая. Правда, не знаю. Я никогда не интересовался этим. Мог бы, конечно, но нет… А тебе это так интересно, да? — Ну… не сказать, чтоб очень… А тебе вообще неинтересно? Задумавшись, Малфой молчал. — Пожалуй, нет… — с сомнением произнес он через несколько минут и продолжил уже уверенней: — Нет. Хочу, чтобы это стало сюрпризом. — Хорошо. Как скажешь, — послушно согласилась Гермиона, зная, что какого бы пола не родился их малыш, он все равно будет одним из самых обожаемых детей в мире. Рожала она в поместье. И изначально Люциус Малфой никак не собирался присутствовать при этом знаменательном событии. Но как только роды действительно начались, отойти от жены так и не смог. Тем более что взволнованная Гермиона испуганно цеплялась за его руки, будто Люциус мог спасти ее от всех неожиданностей, что могли произойти. Роды были долгими, и боль, которую ей пришлось испытать, казалась Гермионе ужасной. Понятно, что целитель использовал какие-то заклинания для уменьшения спазмов и общего дискомфорта, но в целом этикой волшебного мира не приветствовалось полное избавление от болевых ощущений. Это была старинная традиция, уходящая в века. Считалось, что агония, которую испытывает мать, улучшит магический потенциал приходящего в этот мир младенца. Уже потом, когда все закончилось, Люциус решил не напоминать Гермионе, как измученная схватками, она кричала на весь дом: «Сейчас же отвези меня в магловскую больницу! Хочу, чтобы мне срочно сделали эпидуральную анестезию!» Родившегося ребенка акушерка почти сразу же передала Малфою. Люциус показал хорошенькую и славную девочку измотанной родами матери, устало рухнувшей на кровать, и отошел с ней к окну. Прошло почти полчаса, а он все стоял и стоял, повернувшись ко всем спиной. И никто не видел, что происходит между отцом и дочерью в эти самые первые минуты их встречи. Они назвали дочку Авророй, что означало «новый рассвет», и чем-то напоминало о северном сиянии, танцующем в небе на краю земли. Волшебники знали, что в этом имени звучит магия. И что оно, как никакое другое, подходит для девочки, родившейся в семье магов. Первой его предложила Гермиона, которая уже после того, как дочку назвали, узнала, что именно это имя носила и мама Люциуса. Аврора росла точно так же, как и все остальные младенцы. Так же плакала по ночам, температурила из-за режущихся зубов, пачкала подгузники — все, как у всех. И Гермиона приняла свое материнство естественно и спокойно, тем более что рядом всегда был Люциус. Предупредительный и внимательный, он оказался замечательным отцом. Часто давал Гермионе отдохнуть, забирая дочку на долгие прогулки или просто играя с ней дома. И, похоже, Люциусу было вовсе не в тягость общаться с несмышленым младенцем, с крошечной девочкой, что неожиданно стала его самой большой любовью. Время незаметно пролетело, и вот Аврора Малфой подросла. Сразу после ее рождения около двух лет Гермиона не работала, занимаясь только ребенком, но потом вернулась в министерство. Поначалу на укороченный рабочий день, а вскоре и полноценно. Особенно, когда поняла, что Люциус готов отказаться от каких-то своих дел лишь для того, чтобы быть рядом с дочкой. А когда он все же оказывался занятым, преданная Тибби с радостью принимала эстафету и заботилась о девочке. Отношения с друзьями за эти годы наладились у Гермионы окончательно. Теперь Гарри с Джинни даже приезжали в поместье, а в последний годы все чаще и чаще, да и Люциус стал гораздо реже уходить в свой кабинет на время их визита. Да, теперь он предпочитал оставаться с гостями и, чему Гермиона особенно удивлялась, достаточно мирно общался с Гарри. Она видела, что обоим им интересно нормальное, почти приятельское общение, но гордость не позволяла ни тому, ни другому признаться в этом вслух. У Рона появилась новая подруга. И на этот раз, казалось, что последняя. Зная о ней очень мало, Гермиона тем не менее слышала, что барышня работает журналистом и пишет в основном для изданий, специализирующихся на квиддиче, а иногда даже комментирует матчи. Они с Роном казались вполне счастливой парочкой, и это радовало слегка испытывающую угрызения совести Гермиону. И вот теперь… должна была состояться свадьба Драко и Софи. Иногда Гермионе казалось, что это самое удивительное из того, что происходило в ее жизни. Драко Малфой решил жениться на магле! Порой Гермионе хотелось ущипнуть себя, настолько невероятным выглядело это событие. Но факт оставался фактом: эти двое были вместе уже много лет. В конце концов Гермиона поняла, что Софи стала единственной женщиной, которой удалось сделать по-настоящему счастливым ее старого школьного недруга. Будучи рядом с ней, Драко стал другим: более терпимым, но и более уверенным в себе; более открытым, но и более мудрым. Словно бы Софи придавала ему сил и дарила счастье, избавляя от персональных демонов, омрачивших юность Драко. Понятно, что прикосновение к темной магии не могло не оставить в его душе шрамов. Но понятно было и другое: человек с сохраненной, нетронутой душой всегда имел шанс исцелиться. Перевернуть горькие страницы прошлого и двигаться дальше. Что поделать… Софи пришлось немало потрудиться, исцеляя Драко, но она выдержала испытание с честью. И Люциус с Гермионой были уверены, что на этом энергичная и умная Софи не остановиться. Эта красавица-магла на редкость спокойно приняла откровение о волшебной природе своего избранника. И теперь была готова к тому, чтобы стать не только женой волшебника, но и матерью детей, в крови которых будет течь магия. Она очень мудро смотрела на жизнь и очень любила Драко. И Люциус с Гермионой не могли относиться к ней иначе, как с уважением, переходящим в восхищение. Аврора обожала старшего брата, и, нужно отдать ему должное, тот не чаял души в своей маленькой сестренке. Драко очень часто появлялся в поместье, где мог часами играть с ней. Теперь же Рори должна была стать одной из подружек невесты на предстоящей свадьбе, и именно поэтому ей не давали покоя все подробности, касающиеся долгожданного торжества. * * * Этим вечером, когда Далсимор ушел, в мэноре появился Драко и, к огромной радости сестренки, остался у них на ужин. Все семейство снова собралось на террасе, наслаждаясь теплым летним вечером и вспоминая радостное плескание рыбешек, наконец-то выпущенных в пруд у фонтана. А когда Драко удалился, стало понятно, что день подошел к концу, и Авроре уже пора спать. Угадав по лицам родителей, что сейчас ее отправят наверх, хитрая малышка с умоляющим взглядом тут же повернулась к отцу: — Папочка… но ты же обещал, что поиграешь для меня сегодня… Ну пожалуйста, сыграй на виолончели. Совсем немножко, а потом я пойду спать. И несмотря на то, что время уже было позднее, Люциус уступил, не находя в себе сил отказать дочке. Он поднял Рори на руки и понес в гостиную, а покачавшая головой Гермиона двинулась за ними. Оказавшись в комнате, она расположилась на диване и невольно улыбнулась, глядя, как сияющая от удовольствия дочка хлопает в ладоши. Люциус же присел на стул, поставил инструмент между ног и начал неторопливо настраивать, словно подразнивая горящую от нетерпения Аврору. Но та папин маневр разгадала и захихикала: — Ну же, папа! Давай, скорее играй! Ты же знаешь, что я не люблю ждать. Посмотрев на Гермиону, Люциус еле заметно дрогнул бровью: безусловно, его дочь была истинной Малфой. А потом опустил смычок и коснулся струн. Комнату наполнили богатые звуки виолончели. Аврора сразу же начала танцевать, она кружилась и прыгала — по-детски неуклюже и очаровательно. И, любуясь ею, Гермиона не удержалась от счастливого смеха. Люциус играл и играл, переходя от спокойных вещей к более живым, и звучание творения великого Страдивари, казалось, наполняло волшебством весь дом. Когда музыка стихла, и Аврора остановилась, Гермиона громко зааплодировала им обоим. — Браво! Это было чудесно. Отложив инструмент в сторону, Малфой поднялся и подошел к дочке. — На сегодня все, милая леди. Пора спать. Малышка тут же обняла его за ногу. — Спасибо, папочка! Я так люблю, когда ты играешь. Ощутив, как глаза подозрительно щиплет, Люциус присел рядом и крепко прижал ее к себе. — И я тебя люблю, миленькая, — прошептал он, уткнувшись лицом в кудрявую белобрысую макушку. — Люблю, даже если ты ничего не делаешь. Просто люблю. На этом мисс Малфой отнесли в постель и после коротенькой сказки поцеловали и пожелали спокойной ночи. День закончился. Еще какое-то время Люциус с Гермионой тихонько наблюдали, как девочка мягко проваливается в сон. И думали, что ничего прекрасней этого зрелища нет на всем белом свете. Этой ночью они раздевали один другого с мучительной медлительностью, а потом так же неспешно и лениво сплелись в объятиях, крепко прижавшись друг к другу. — Сегодня вечером Драко выглядел таким счастливым… — заметила Гермиона. — Да. Впрочем, в последнее время он постоянно такой. — И Рори так радуется свадьбе. Малфой усмехнулся. — Еще бы! Она же будет подружкой невесты. Гермиона ласково пробежалась пальцами по его телу. В этом году Люциусу исполнилось пятьдесят пять, но этот мужчина по-прежнему был очень хорош. И тело его, все еще молодое, сильное и гладкое, возбуждало ее так же, как и раньше. Нет! Пожалуй даже чуточку сильней… Подумав об этом, Гермиона ощутила, как становится влажной, внутри уже загорался привычный огонек страсти. Она подняла голову, и Люциус тут же потянулся с поцелуем. Какое-то время они молчали и лишь без слов блаженствовали от вкусной и теплой влажности ртов друг друга. Но потом этого стало мало, и Гермиона ощутила, что он готов взять ее. Она слегка отстранилась и посмотрела Малфою прямо в глаза. — Люциус, я люблю тебя. Ошеломленный ее внезапной серьезностью, он слабо улыбнулся, но потом ответил: — И я люблю тебя… люблю всем своим существом. — Просто… Я хотела сказать… Спасибо тебе! Что не побоялся и взял меня в такое чудесное путешествие. Взял в свою жизнь. — Не за что, — довольно рассмеялся Малфой. — Тем более что оно еще не закончилось. Он опустил голову и снова коротко коснулся ртом ее губ, а потом опустился ниже, потом еще ниже и еще… И уже затуманенным от удовольствия сознанием Гермиона смогла разобрать, как знакомый надменный голос протяжно промурлыкал: — Итак… на чем мы остановились?