Сердце Астории

22

Я проспала почти половину дня. Торопливо села, силясь отряхнуть с себя остатки странного сна. Необычен он был безмолвием. Мы с Асторией сидели друг напротив друга, она вышивала гладью огромный красный увядающий цветок, а я молча следила за её плавными движениями, не имея возможности прервать тишину. Сделав последний стежок и закрепив нить, Гринграсс встала, убрала стул взмахом руки, кивнула мне, повернулась и ушла. И этот кивок значил не прощание. В нём я различила больше, чем она могла сказать мне за три минуты (или часа?) сна. Астория дала добро на этот прыжок в пропасть. Дала понять, что этой ночью все пошло по плану и теперь, прыгнув, я потяну за собой Драко. И сидеть нам в той безвылазной яме вдвоём. Продолжай, Грейнджер. Всего один кивок. Я глубоко вздохнула и умылась ледяной водой. Не помню, как попала в ванную, и только лишь когда вышла в гостиную, разглядела Малфоя. Он бессовестно крепко спал, распластавшись по всему дивану. Дышал глубоко и спокойно. И я впервые задержалась на мысли, что время идет, уходит безвозвратно и бесполезно. После войны я планировала заняться чем-нибудь полезным. Хотелось помогать — всем, каждому. Но теперь главной целью жизни стало прямо противоположное: сделать человека несчастным. «Хотя почему несчастным? — тут же спрашивала я саму себя, отмывая чашки от кофейной гущи — результата ночных посиделок. — Может, он никогда не догадается о самом худшем? Может, он всегда будет думать, что я его по-настоящему люблю?» «Ерунда, рано или поздно догадается, — возражала себе. — И тогда станет по-настоящему несчастным». «Просто неудачница». «Думай о хорошем, как учила мама» Кажется, смахивало на раздвоение личности. Думать о хорошем? Ладно… Может… может, он полюбит меня и, когда узнает, простит? Смешно, сказочно и бредово, но всё же — хорошо бы. Да. И мне хорошо, и Астории. Я открыла холодильник и поняла: есть было нечего. И для кого я старалась? Кому в моём положении нужны были эти «хорошие» мысли? Постучались. Я бесшумно пробежала мимо покорённого Морфеем Драко, открыла дверь, прошептала заклинание и почти с радостью заметила в руках трёх друзей большие пакеты со всякой съедобной всячиной. Для них. Я собиралась стараться думать о хорошем — для них. * * * — Подожди, Гарри, перелистни-ка обратно, — задумчиво попросила Джинни, заглядывая в книгу под его рукой. — Вряд ли это важно, — с сомнением перечитывая указанный Джинни абзац, ответил Гарри. — Всё равно перепиши. — Ладно, — вздохнул он и улыбнулся на упрямое выражение лица невесты. Я оставила большую деревянную поварёшку самостоятельно помешивать суп и подсела к друзьям. Пододвинула к себе очередную книгу и принялась разыскивать в оглавлении хотя бы намёк на полезную информацию. — Ты нашла что-нибудь в том, что мы приносили? — спросил Рон. Джинни и Гарри как по команде вскинули головы. — Да, сейчас. Я принесла из спальни кожаный блокнот, найденный когда-то на просторах пыльного кабинета и больше чем наполовину исписанный моими собственными заметками. Все книги были тут же отложены в сторону, а внимание обращено к моим записям. В спешке всеобщего энтузиазма чтение началось с последних, и предложение, записанное мною накануне нынешней ночи с Малфоем (ночь с Малфоем — это словосочетание явно порадовало бы Асторию, надо было запомнить), было вынесено на мозговой штурм первым. — Как можно привязать себя к миру живых? — произнес Рон, чтобы дать начало обсуждению вслух. — Зелье бессмертия? — предположил Гарри. — Разве не понятно, что подобными методами можно только застрять между мирами? Как будто только идиоты ищут философский камень… — возразила Джинни. Гарри и Рон пожали плечами и нахмурились. — Бессмертие… Звучит как-то банально. Не то, — добавила я. Гарри согласно кивнул. — Может быть. — И почему они не могут написать свои книги нормальным языком, чтобы все их поняли? — раздражённо бросил Рон и отодвинул блокнот подальше от себя. Джинни хмыкнула и открыла рот, чтобы что-то ответить брату, но её перебил Малфой, незаметно появившийся в кухне. Ну, не совсем перебил. — Что-то очень интересное? — шепот коснулся моей щеки, и Драко потянулся за записями. — Нет! Я захлопнула блокнот прямо в его руках и прищемила Малфою палец. — А это?.. Я отняла у него книгу и захватила все остальные со стола. Пара книг упала на пол. Гарри торопливо подскочил, подняв их, забрал у меня ещё половину шатающейся стопки. — Я помогу. — Рановато для сюрприза на мой день рождения, — протянул Малфой, поймал ещё одну падающую из моих рук книгу и отдал её с весёлой и слегка удивлённой ухмылкой. — Обед почти готов, — сказала я, чтобы отвлечь его. — Пойдём, Гарри. Я ушла в спальню и открыла шкаф, пряча книги подальше. Гарри шёл следом. Наблюдая за моими действиями, он задумчиво спросил: — Не собираешься ему рассказать? — Нет. — Почему? — Зачем? — Ну не знаю, — Гарри передал мне оставшиеся тома и положил руки в карманы. — А зачем скрывать? Мы от этого избавимся. А так ты создаёшь себе лишние проблемы. Он, наверное, имеет право знать… — Гарри, — я повернулась и глубоко вздохнула. — По-моему, ты просто пытаешься наладить мою жизнь такой, какая она есть. Ты не надеешься, что это пройдёт. — Неправда, — серьёзно возразил он. — Это всё очень сложно, — в конце концов отрезала я. — Обедать будешь? — Давай, — махнул рукой Гарри. — О, Поттер, — мгновенно отреагировал Малфой на наше возвращение, — твоя всё-ещё-Уизли скоро обгонит тебя со своим списком побед. Надо будет нам с ней полетать на мётлах, а то у неё уже столько времени не было достойных соперников. Ты согласен, что современные сборные позорят весь квиддич? Ой, я забыл, твои дружки же в одной из них… — И тебе желаю доброго дня, Малфой, — мрачно ответил Гарри. — Это ты позорил весь Хогвартс, когда играл в сборной Слизерина. И в этой привычной для всех атмосфере мы принялись наслаждаться разлитым Джинни по тарелкам супом-пюре. Только Рон почему-то кисло косился на Малфоя. Тот, уловив эти волны раздражения, брезгливо отодвинулся вместе со стулом и успокоился только в неприличной близости ко мне. — Или отодвинься, или иди есть в гостиную, — вскользь бросила я. — Я тебе не домовик, чтобы мне указывать, — хладнокровно парировал Малфой. — Мне нравится так. Рон мгновенно напрягся. Гарри поспешно завёл разговор о новых приказах дл авроров, чтобы успокоить Рона, и когда беседа более-менее завязалась, Малфой едва заметно отодвинулся на среднюю между мной и Роном дистанцию. Бедный Драко, не смог продержаться дольше десяти минут вблизи грязнокровки ради моральной победы над уязвлённым Роном. Но я промолчала. * * * Курт шагнул за порог и снял мантию. Я стояла смирно, ожидая, когда он меня поцелует, но этого не произошло. Я попыталась изобразить удивление, но он только напряжённо улыбнулся мне, прошёл в гостиную и принялся сосредоточенно раскладывать лечебные принадлежности из чемоданчика. Привычным незаметным движением палочки за спиной я наложила на дверь кабинета заглушающее, чтобы сидящий там Малфой ничего не подслушивал. — Что-то случилось? Курт поднял голову. Мне сложно было разобраться, что значило его выражение лица. — Нет, всё хорошо, садись. На этот раз так называемый плановый осмотр не прерывался на весёлые шуточки и мимолётные поцелуи. И взглянул Вайнел мне в глаза только тогда, когда обязан был спросить: — Никаких улучшений или новых симптомов? Я отрицательно покачала головой. — Я нашла немного новой информации, но она ещё нуждается в обработке, так что… — Хорошо. Я послушно замолчала. Курт снова поднял на меня встревоженные глаза, изучая, и встал. Под лёгким взмахом его волшебной палочки все пергаменты и смотровые принадлежности собрались в небольшой чемоданчик. — Я уезжаю в командировку, — сказал Вайнел белоснежному перу в своих руках. — На месяц. Могу посоветовать тебе целителя на это время. — А надо? Курт рвано вдохнул и облизнул губы. — Думаю, да. Тебе нужно следить за собой. И… Гермиона, я хотел… Чемоданчик медленно наклонился, словно стараясь разглядеть что-то под диваном, и, перевесив самого себя, громко приземлился на пол. Курт зажмурился и отвлёкся, чтобы поднять его, и сжал кожаную ручку так, что побелели костяшки пальцев. — Ладно, позже поговорим, — вдруг произнёс Вайнел не своим голосом: низким, серьёзным голосом, как будто падение чемоданчика разом убило в нём весёлого подростка, и из глубины души выглянул вдруг разочарованный жизнью мужчина. — Нет, говори сейчас, пожалуйста, — ответила я торопливо, заметив, что он собирается поворачиваться ко мне спиной. Я знала, что хотел сказать Курт. И мысленно уже простила его и до сих пор об этом не жалею хотя бы потому, что из нас двоих я была виновата перед ним раз в сто сильнее. Вообще, это была ужасная идея, насквозь пропитанная наивными надеждами (или отчаянной безнадёгой) — встречаться с человеком, у которого к тебе есть истинные чувства, когда тебе на него глубоко наплевать. И даже в тот решающий для наших с Куртом отношений момент я думала только о том, что через пару минут стану абсолютно свободной. А через пять — буду грезить о дальнейшем безболезненном существовании; и не только грезить — я пойду к Малфою и залезу к нему в душу, в сердце, в голову, сделаю всё, чтобы приручить его и свои сны. Я решила это точно к тому моменту, когда Вайнел, стараясь не отводить от меня глаз, сказал: — Я не думаю, что нам стоит возобновлять наше общение после моего возвращения. Наступила тишина. Он смотрел куда-то в сторону, а я почувствовала, как внутри меня что-то дважды стукнулось о щит безразличия, но слишком слабо, чтобы задеть эмоции. — Прости меня, пожалуйста. Я трус и слабак. Но я больше так не могу. В его красивых глазах была мольба. Мольба о прощении? Мерлин, моё прощение было в его руках! Простая история о том, что он связался и продержался все это время с такой, как я, станет геройской страничкой жизни Вайнела. — Я в порядке, Курт. — Конечно, — боль сквозила в его взгляде, и он опять опустил голову, как бы проверяя, всё ли забрал. Да, он чувствовал себя ужасно. Мы расставались, а переживал это только он. Вайнел словно встречался с куклой, которую надеялся когда-нибудь оживить, но отчаялся. Он устал от стеклянных глаз и механического голоса. Он устал от меня. Курт напряженно улыбнулся и подарил мне последний внимательный взгляд. Он хотел сказать что-то напоследок. Но мой бесстрастный разум посчитал лучшим исходом то, что в конце концов Вайнел захлопнул рот и, не поворачиваясь более, вышел из моего дома навсегда. Я была в этом уверена. * * * Нормальные люди празднуют разрушение отношений? Я несла в кабинет к Малфою фамильную бутылку золотого коньяка и мутные рюмки, найденные на задворках шкафа. Вроде, с горя. На самом деле, с холодка и апатии. Алкоголь должен был согреть меня, как и остальных людей, но я опасалась, что перед моим холодом любой градус бессилен. — Посреди дня? — удивлённо поинтересовался Драко, присевший на край дубового стола и со скучающим видом играющий с какой-то странной маленькой безделушкой. — Отпраздновать, — ответила я, выставляя всё богатство на стол. — Или как это называется? Малфой подбросил игрушку и безучастно спросил: — Вайнел бросил? Я молча проследила, как безделушка раскрылась в воздухе в большую фиолетовую звезду и снова упала на ладони Драко маленьким комочком. Малфой повернулся ко мне и приподнял брови, видимо, приняв молчание за согласие: — Серьёзно? — Бинго. Он снова отвернулся, ничего не ответив. По лицу его ничего не читалось, так же, как по моему. — Наливай, чего стоишь, — проронил он и ловко бросил складную звезду на полупустую полку книг. — Давай ты? Малфой вздохнул и встал. Взял бутылку за горлышко. Это Астория, она так держала меня — за самое горло. Я села на маленький диванчик прямо напротив того места, где только что сидел Драко. Я должна была его видеть, видеть его глаза, быть к нему как можно ближе. Без всяких там предчувствий я понимала, что это — лучший момент для сближения. — Ну что, за твою свободу? — Малфой протянул мне рюмку. — Свободу в стенах этого дома. В котором ты заперла саму себя и заодно меня. Он вылил в себя коньяк, слегка поморщился и закрыл глаза, умиротворённо запрокинув голову. Я последовала его примеру, но отчаянно закашлялась, почувствовав внутри обжигающую жидкость. Однако вскоре по телу разлилось тепло, и я тоже закрыла глаза, пытаясь задержать это ощущение. — На той кофейной гуще, что мы оставили ночью, можно было погадать, — сказал Драко спустя несколько секунд. — Но когда я спохватился, ты уже помыла чашки. — Ты гадал по ночам с Панси на пару? — Нет, с Блейзом. Мафой сказал это так спокойно, что я на секунду подумала, он серьёзно. Но Драко шутил. Шутил! Это коньяк был так хорош или его радовал крах моей личной жизни? На какое будущее мне надеяться, переворачивая чашку? Ну осилю я все условия сделки с Асторией. Добьюсь чувств Малфоя к себе (нет, правда, звучало это абсурдно). Перестану бояться снов. Начну высыпаться. Возможно, найду выход из своего положения. И что дальше? Какой бурей накатят на меня чувства, сколько эмоций мне придётся пережить задним числом? Выдержу ли я это? Стоило ли этого вообще желать? Конечно, стоило. Но то, что я могла выдержать это, — далеко не факт. — Ещё по одной? Вайнел там уже, наверное, вторую бутылку глушит. — Почему ты так думаешь? — полюбопытствовала я, забирая обновлённую рюмку. Малфой пожал плечами. — Есть такие, которых черта с два выкинешь из сердца. Разве что вырезать. Он выпил, оставив меня наедине с его намёком. Если Драко говорил про меня, то сильно ошибался. Думалось мне, не может поселиться в сердце та, у которой и собственного-то нет. — Малфой, — протянула я лениво, решительно наплевав на философскую лирику. — Поцелуй меня. Драко сначала долго смотрел на меня, потом негромко рассмеялся. — Зачем ты опять ведешь себя как ночная бабочка, Грейнджер? — Неправда, — запротестовала я. — Вайнела нет теперь… нет рядом со мной. И мне нужен ты. Иначе я умру. Про смерть я, конечно, немного преувеличила. Хотя кто знает, на что способна была Астория? Всё же я почти не соврала. Мне действительно нужен был Драко, но исключительно для личных алчных целей, а отнюдь не от любовных капризов. Малфой снова рассмеялся, отвернувшись к маленькому окну, сквозь которое лился мягкий свет закатного солнца. Я встала и подошла к нему. Взяла его лицо в ладони и наклонилась, чтобы поцеловать. Он напрягся, изо всех сил пытаясь держать себя в руках. Но прошли секунды, и Драко страдальчески простонал, смягчая губы, подчиняясь и подчиняя. И когда его напряжённые пальцы приподняли края моей хлопковой рубашки и коснулись спины, сквозь меня, словно нитка сквозь бисер, медленно и болезненно прошла знакомая иллюзия острых ощущений. Была ли за моей спиной Астория? Каждый ли дюйм кожи в мурашках — её заслуга? Или это Драко, и его руки, его губы, только он? Мысли ходили по кругу, как заколдованные. Меня снова ждали рассуждения о собственной физиологии и психике, если бы Малфой не притянул ближе к себе. Притянул так резко, что мысли все рассыпались, и осталась лишь одна, одиноко тонущая и героически борющаяся с течением: плевать мне сейчас на Асторию. И на Драко плевать, пока он ко мне не прикоснётся.