Сердце Астории

30

Его судили не в Министерстве. В какой-то кривой пристройке к Азкабану, наскоро сколоченной еще для первых пойманных после войны Пожирателей. Комната была очень схожа с той старой, уже восстановленной, но почему-то не использованной сейчас для Малфоя. Я медлила, заглядывая в двери зала суда до того момента, пока на скамейке свидетелей не осталось пустым только мое место, и стояла потом еще пару минут. Перси Уизли появился прямо передо мной и безучастно предупредил: — Скоро начало. Свидетелей защиты оказалось не слишком много. Там сидела Нарцисса, какой-то незнакомый мне седой волшебник и Блейз Забини. Я неторопливо шла через гудящий зал. Блейз сначала скользнул по мне взглядом, а потом, словно догадавшись о чем-то, заинтересованно уставился. Я поспешила занять свое место, чтобы лишить Забини удобства бесстыдно меня разглядывать. Заседание началось как-то скомканно. Зачитали обвинение, вызвали пятнадцатилетнюю девчонку, которая утверждала, будто Драко Малфой разбрасывался Авадами в битве за Хогвартс. Затем прочли показания Гарри, дали высказаться седому волшебнику — дальнему родственнику Люциуса, и в центре появился Забини. По моим ощущениям, он говорил правду и вроде бы ничего не приукрашивал. Когда Блейз пересказывал каминные разговоры с Драко, он как бы между прочим упомянул о загадочной соседке друга, едва заметно для остальных наблюдателей покосившись на меня. — Мисс Гермиона Джин Грейнджер, — раздался наконец гулкий призыв. Я пошла и тут же чуть не споткнулась. Заставила себя на пару секунд остановиться и только потом продолжила путь. — Темная метка — еще не достаточная причина для того, чтобы быть заточенным в Азкабане. Казалось, что дрожь в голосе сдает меня с головой. Я не та, кто должен был защищать Малфоя. Последний человек на Земле, который смог бы сделать это. Я подняла глаза. Ожидала, что надо мной посмеются или махнут на такого жалкого свидетеля рукой. Но Визенгамот молчал в ожидании дальнейших слов; большинство присяжных опустили головы, записывая что-то, но всем своим видом не выражая каких-либо стремлений — ни посадить подсудимого за решетку, ни яростно его защищать. Волшебный мир устал перечислять на очередном заседании имена погибших. Уже не дымило здесь, не пахло жаждой мести в четырех стенах с железным «троном» в самом центре. Никто не хотел вспоминать, прокручивать произошедшее снова и снова, потому что только и делал это все нелегкие полгода. — И наказание невиновного есть преступление. Я повернула голову, разыскивая опору, поддержку. Руки, вцепившиеся в кафедру, дрожали, в горле пересохло. Гарри смотрел прямо перед собой, но сосредоточенно слушал: это было видно по сдвинутым к переносице бровям. Стоял к тому же во главе отряда, а на груди поблескивал в неверном свете свечей значок Старшего аврора. «Почему он мне не сказал? Мерлин, так горжусь!» — Прошу вас выслушать мои показания в защиту Драко Люциуса Малфоя, — говорила я через силу, собирая слова, как мозаику. И за все это время ни разу не взглянула на Драко. Не позволяла себе сделать это и пока перечисляла оправдания, делилась с присяжными рассказами о войне и о той жизни, в которой были только я, Малфой, залезшие в дом с головой, и нечастые гости, которые, впрочем, стабильно оказывались чем-то между второстепенными героями и декорациями. Я говорила еще несколько минут, потом замолкла, окончив речь. Из звуков здесь остался только тихий скрип перьев, и некоторое время совершенно ничего не происходило. Эта минута стала для меня роковой. Я позволила себя найти взглядом Малфоя. Секунда, две, три... настырно уставившийся на министра, Драко наконец повернул голову, и я потерялась. Потерялась в реальности, запуталась, было ли правдой то, что я только что твердила присяжным, а эти глаза смотрели на меня... В них было слишком много, чересчур густое облако чувств заполнило, обволокло. Я не могла дышать и двигаться, пыталась найти хоть что-то в этой серой радужке, но не могла. Ни вопроса, ни обвинения, ни прощения. Так много и... ничего, что бы помогло мне сейчас вдохнуть. — Спасибо, мисс Грейнджер, — обрушилось на меня. — Мы учтем ваши показания. Я с трудом разжала пальцы и спустилась. Гарри обеспокоенно смотрел на меня, но я прошла мимо и села на место, ощущая на себе, кроме дружеского, холодный, острый взгляд Драко, от которого щипало в глазах. — Суд изучит все доказательства, представленные обеими сторонами. В соответствии с пунктом номер четыре «Порядка принятия судебных решений в отношении Пожирателей смерти, обладателей Черной метки», Визенгамот объявит о виновности или невиновности Драко Люциуса Малфоя 13 декабря, через неделю. Присутствие обвиняемого, а также представителей официальных сторон обязательно. Удар молотка — и присяжные быстро собрали пергаменты, оправили мантии и по одному стали исчезать из зала суда. Пока мои ногти впивались в ладони все глубже, помещение постепенно пустело. — Гермиона? — позвал меня Гарри. — Иди. Он помедлил. Покосился на свою команду, ожидающую приказа, а потом туда, в сторону Малфоя, а я так и сидела с чуть опущенной головой, сосредоточенно изучая длинную царапину на паркете. — Встретимся внизу через полчаса, — наконец сказал Гарри. Ушел и он, вместе с остальными аврорами. Я осмелилась оглядеться. Тощий адвокат наклонился к Малфою, сидящему с болезненно прямой осанкой, и что-то быстро заговорил. У Драко были закрыты глаза, и когда собеседник закончил, он только кивнул. Адвокат тоже покинул зал — торопливым, несколько нервным шагом. Малфой встал. Не давая себе шанса подумать, не имея такой возможности, я вскочила со своего места. Но рядом с Драко появилась Нарцисса. Идеальные блестящие светлые волосы и дорогая иссиня-черная мантия не могли скрыть в этой женщине простую мать. И даже прямой, смелый взгляд мгновенно сменился обеспокоенным и нежным, стоило Нарциссе перевести его на Драко. Она положила на плечо сына чуть дрожащую руку и прислонилась лбом к его лбу. Они стояли так несколько долгих секунд, дыша в едином ритме, и мне ничего не оставалось, кроме как ждать. Потом наступил момент, когда Нарцисса повернулась ко мне и, задумавшись, улыбнулась. У меня чуть не выпрыгнуло сердце. Как я ни старалась, ответить миссис Малфой тем же не получалось. Драко что-то сказал ей. Нарцисса провела тонкими пальцами по его щеке, кивнула, приподняла полы длинной мантии и принялась спускаться по лестнице к выходу из зала суда. — Драко. Это прозвучало так жалко, так тихо, но он услышал. Шаг, еще один — Малфой спускался к дальней двери. Я сосредоточилась на собственных ногах, которые грозили вот-вот запутаться в себе самих. Драко шел так быстро, что у выхода я практически бежала, чтобы догнать его. Каблуки туфель оглушающе стучали, билось как сумасшедшее сердце. Он резко завернул в слабо освещенный коридор. Я опять ускорилась, опасаясь перепутать поворот, один из многочисленных, но увидела вдруг чуть приоткрытую дверь, ведущую на что-то вроде балкона. А там — высокий, безобразный железный забор, внизу — гневное море и множество грязных серых камней повсюду. — Драко… Он стоял, выжидающе глядя на меня, убрав напряженные руки в карманы брюк. Море возмущалось, и казалось, нужно кричать, чтобы оно не заглушило тебя. Я видела Малфоя уже второй раз за новую жизнь, и теперь мне сильнее захотелось подойти ближе. Прикоснуться к нему, почувствовать тепло, услышать что-нибудь саркастичное — что-нибудь, кроме шума черного моря. Ощущение собственной жажды, нужды в нем залило горячей лавой сознание. Ничего из того, что происходило между нами, не останется сном. Это было. С ним и со мной — не с Асторией. От того, что случилось, я не могла убежать и скрыться, это засело в клеточках моего тела, пропитало воздух между мной и Драко. — Я удивлен, что ты здесь. Его голос был хриплым и глубоким. — Почему? Он промолчал. Направился к железному ограждению. — Пожалуйста, давай поговорим, — неуверенно попыталась я. — Слышал, ты пришла в себя. Слова произносились Драко медленно и размашисто, будто у него все было в порядке. — Я должна сказать тебе, Драко… Это очень важно. Что я собиралась сообщить? Практически не слышала себя — просто пыталась выпить это чувство, когда можно смотреть на Малфоя, находясь в паре футов от него. Надо было произносить что-то вразброс в попытке не дать Драко уйти. — Мне кажется, я уже все знаю. Поттер подкинул мне парочку подробностей, когда, знаешь ли, требовал разрезать ладонь. — Спасибо. Малфой усмехнулся и отвернулся, всматриваясь в пену беспорядочных черных волн, и я воспользовалась этим, чтобы подойти ближе. По лицу хлестнул ледяной ветер, на несколько мгновений я задохнулась воздухом и словами, застрявшими в горле. — Пожалуйста… выслушай меня. Драко приподнял бровь. — Я слушаю. — Я… Эти месяцы, какие они для Малфоя? Страшное воспоминание, ужасное прошлое, от которого он хотел убежать, сверкая пятками? Или нечто темное, но затягивающее в себя с обжигающей настойчивостью, потому что, возможно, в жизни не было моментов ужаснее и прекраснее, чем те… То же, что для меня? — Я думаю… Думаю, должна признаться, что сейчас я чувствую к тебе то же, что тогда. Сейчас, без Астории. Если, конечно, это для тебя важно. — А для тебя это важно? Тон был такой, словно Малфой пытался ударить меня словами; я не могла увернуться. — Да, Драко. Мне сейчас трудно. Но я признаюсь тебе. Торопиться уже не имело смысла, так что в нашем разговоре напряженных пауз было гораздо больше, чем слов. — И что, как думаешь, ты чувствуешь ко мне? У Малфоя, кажется, были аргументы в рукаве, раз он пошел в атаку. — Я хочу быть рядом. Не думать и не сочинять, а говорить о том, что внутри, — это оказалось не так легко и даже чуть болезненнее, чем представлялось раньше. Особенно тяжко было ждать, пока он хоть как-то отреагирует. Серые глаза заполнили все пространство вокруг. Малфой оказался в такой опасной близости — от его запаха кружилась голова. Я закрыла глаза, готовая броситься в собственное беспощадное море, утонуть там, просто сдавшись Малфою сейчас. Но он стоял не двигаясь. — И где же хваленая рассудительность, мисс Грейнджер? Его шепот коснулся моей щеки. Я уцепилась за забор, прилагая все усилия, чтобы устоять на ногах. — Что? — Ты вела себя так, будто сошла с ума. Я не преувеличиваю. Говорю серьезно. Как бы сформулировать: на тебя влияла Астория? Тобой руководило чужое сердце? Или твоя психика просто не выдержала всех этих происшествий? Он задыхался. Но переждав, сделав глубокий вдох, все-таки добавил с нажимом: — Ты ведь понимаешь, что от этого не избавиться за одну ночь и даже за три дня комы? — Да, — произнесла я. Я догадывалась, к чему он ведет, но гораздо более значительным в эту секунду показалось то, что Малфой знал подробности о коме, и я была почти уверена, что он спрашивал Гарри. — Как я должен реагировать на все это, если знаю, что здесь нет ничего настоящего? Драко смотрел на меня выжидающе, но получить ответ уже не надеялся. Это было слишком правдоподобно, чтобы спорить, но не укладывалось в голове. Просто не совпадало с тем, что я испытывала сейчас, эти мысли выталкивались, как нечто инородное. — Ты ничего ко мне не чувствуешь. И снова лжешь, сама того не понимая. Я так устал от тебя, Грейнджер… Напряжение в его руках, в теле сменилось слабостью впавшего в отчаяние. — Драко, — произнесла я его имя снова, как заклинание. — Нельзя оправдать все сумасшествием. Почти неосознанно я потянулась к Малфою, сжала его руку изо всех сил и поднесла к тому месту, где билось мое сердце. — Оно теперь мое. Я отвоевала его. Твое бьется так же, Драко? Так же, когда ты стоишь рядом со мной? Он опустил взгляд на мою вторую руку, которая смяла его мантию у сердца. И тогда всё вышло из-под контроля. Он сжал мой подбородок, заставляя приблизиться еще. От его пальцев должны были остаться синяки. Тяжелое дыхание Драко заглушало шум черного моря. Заколка, которая и так еле держалась на моих волосах, проскользнула через дыру железного забора в челюсти морской пены. — Ты хуже, чем любой Пожиратель, бывавший здесь, — прорычал Драко. — Ты хуже, Грейнджер. Твои пытки куда более изощрённые. — Нам надо признать эти чувства, Драко, — попросила я дрожащим голосом и слабо уперлась руками в его плечи. Чувствовать Малфоя рядом было совершенно необходимо. — Мы сможем… начать сначала. Как все звучало неуместно! Малфой отстранился, и мне показалось, что я вот-вот упаду в волны вслед за своей заколкой, хотя и опиралась на высокое ограждение. — Уходи. — Что? Я вглядывалась в него, а Драко смотрел в сторону и сжимал почти белые пальцы в кулаки. Хотелось, чтобы мне это послышалось. Уходить сейчас значило бы не оставлять нам ни единого шанса. Но он повторил. — Я не собираюсь уходить, — сказала я, с усилием делая вдохи и выдохи. Серые глаза взглянули почти с ненавистью, и мне вдруг самой показалось, что я обязана оставить его в покое. — Мне не нужно разговаривать с тобой. У меня есть возможность жить дальше, Грейнджер. И я не хочу, чтобы ты была в моей жизни. Это прозвучало очень даже искренне. И, что уж тут спорить, вполне справедливо. Считанные секунды, пока Малфой медлил, я думала: неужели у меня не осталось и капли гордости, чтобы просто согласиться с ним сейчас? Разойтись и больше никогда не появляться в жизни друг друга — разве не это звучало как радужное будущее? И я подумала о том, что, вполне возможно, это и правда остаточный эффект, раз я вообще пришла сюда, следовала за Драко, отчаянно желала восстановить в памяти его запах, взгляд и прикосновения. Но когда Малфой резко развернулся и широкими шагами скрылся за поворотом, все здравые мысли разбились на мелкие острые куски. Сердце пропустило удар. Сам воздух, сама жизнь вдруг показались ненужными. Это было так больно, что слезы, которые значили действительно крах гордости, просто невозможно было остановить. * * * Мне кажется, он не дышит. Пальцы сжимают его запястье, и возникает ощущение, будто они проходят сквозь полупрозрачную кожу. Я и сама, похоже, не дышу — только нездоровый свист выползает откуда-то изнутри. — Не спи, — звучит это еле разборчиво. — Сам говорил, что ничего хорошего из этого не выйдет. И вдруг — вдох, выдох. — Отойди, — бросает Малфой, чуть только разлепляет веки и различает мое лицо перед собой. Я послушно отползаю. Вокруг нас все та же пустая комната; взгляду не за что зацепиться: ни единой мелочи, ни одной трещины. Руки тянутся к голове — я сжимаю ее, что, безусловно, всего лишь жалкая попытка держаться за реальность. Смутно припоминаю, как попала сюда снова. Мое тело точно у Поттеров: Гарри нашел меня у забора, что-то кричал. А потом, когда Джинни встретила нас у выхода, многозначительно молчал в ответ на все ее вопросы. Я заснула слишком быстро. Эта легкость пугала. Драко не встает и не садится, лежит, уставившись вверх, перед собой. «Что же это такое, Малфой?!» — хочется мне спросить. До истерики смешно, что от решения держаться друг от друга подальше на деле ничего не зависит. — Ты еще не сошел с ума? В квадрате белых стен слуху тоже не за что цепляться, тишина закладывает уши, как вата. — Нет, — после долгого молчания отвечает Драко. А обещал. На мне строгая черная мантия с испачканным подолом. Не помню, когда в последнее время задумывалась, что надеть. Суд застал меня врасплох, благо выбор был невелик. — Надо что-то делать, Грейнджер, — летит в меня, и я оборачиваюсь. Малфой — трагичная картина в драгоценной рамке. На нем тоже почему-то — мантия, в которой он выслушивал показания свидетелей, а на пальце блестит большой перстень с зеленым камнем. — Я почти уверена, что тебя не посадят. — Надо что-то делать, — упрямо повторяет Драко, ошибочно полагая, что я неправильно его поняла. Я поняла правильно, только что же могу предпринять? — Ты пойдешь к этой старухе, — добавляет Малфой. — Ты пойдешь со мной, — отрезаю я. Конечно, надо повторить визит к Дэймон. Но она со страшной вероятностью может не помочь, и Драко это знает не хуже меня. К тому же мой одиночный визит только вызовет жалость. Если мы пойдем вдвоем, то признаем наконец, что у нас есть общие проблемы; что-то мне подсказывает, это приблизит благополучный исход. Малфой смотрит на меня, однако я не вижу света в его глазах. И пока ищу там что-нибудь живое, знакомое, успеваю даже забыть, что мы только что обсуждали. — Да. Завтра, в девять утра, — почти не шевеля губами соглашается Драко. Это брошено наугад, ибо сейчас мы здесь, во сне, который контролирует нечто непредсказуемое, и черт его знает, сколько уже времени прошло. Но если мы проспим назначенный час — то, похоже, сразу оба. Мы молчим, и оба задумываемся, что надо будет разобраться, как выбираться из снов. Неужели только выспавшись или будучи разбуженными? — Малфой, — зову я. — В прошлый раз ты оставался здесь без меня, или нас выкинуло одновременно? — Одновременно. Вот как, мы в одной упряжке, рассуждаю я лениво. Два фестрала, связанные кровью. Мы застываем в молчании и бездействии до того момента, пока сон не разрывается, выпуская через швы настоящую жизнь. В комнате темно. В доме все спят.