В черном списке

Глава 12

Рен дал ему свою черную футболку с черепами.

Шума навели много, решетки до самой ночи так и не открылись, с утра тоже. Стрелки часов показывали половину восьмого, но ничего не произошло. Элай и не ждал. Он молча лежал на своей койке, вслушиваясь в громкое сбитое дыхание Рена, и в нарастающий шум недовольства по всему блоку.

Пожелтевший от времени гипс, теперь был в местах буро-темно-красным. Элай так и не смыл кровь. Смотрел он на эти пятна сквозь туман в глазах. У него на руке была кровь Олиа, майка тоже должна быть полностью запачкана. Это же сколько крови может быть в человеке, и как надо было проткнуть Олиа, чтобы столько вытекло? Элай уже давно не был уверен, живой тот вообще или нет. Он знал, что люди чаще умирают именно от потери крови, а не от повреждения внутренних органов. У него в начальной школе был знакомый мальчик с плохой сворачиваемостью крови. Взрослые постоянно за него боялись. Элай слышал, что он умер подростком, но не из-за этого, а из-за осложнений после обычной простуды. Иммунитет тоже был слабенький.

Голова слегка кружилась от выпитой вчера минут за десять бутылки вина. Элай приподнялся, уселся, согнув ноги в коленях и прислонившись к прохладной стене спиной. Растрепанные волосы, слабо скрепленные резинкой в хвостик, накрыли его, как покрывало. Далеко внизу пол немного пошатывался и уплывал куда-то, не давая увидеть себя четко. Только как смазанную картинку. Элай прикрывал глаза.

Рен выполз из своего укрытия, навалился на умывальник, протирал глаза холодной водой. Живот у него за прошедший месяц с небольшим, что здесь был Элай, заметно вырос. Теперь под широкими футболками его было трудно спрятать. И чем больше рос этот ребенок, тем Рен казался все меньше и меньше.

– У тебя какой месяц? – с любопытством спросил Элай просто так.

Рен обернулся, чтобы посмотреть на него. Личико до сих пор у него было бледным и жалким. Сжатые губы указывали на готовую сорваться истерику. В этом случае Рена было лучше не обижать. Только утешать и жалеть. Можно погладить по голове.

– Шестой месяц пошел. – Тихо ответил он.

– Скоро ты отсюда уйдешь. – С сожалением протянул Элай. Потом мотнул головой и заговорил более бодро. – Зачем будить так рано, если все равно ничего не будет? Мы что, без завтрака будем?

– У меня есть еще печенье и сок.

– Не поверишь, но я хочу ту дрянную кашу с комочками, а не печенье.

Элай прикрыл глаза и погрузился в дрему. Он бы еще поспал, если бы ужасно громкая протяжная сирена еще полчаса назад не отбила у него все желание ко сну. И еще, он начинал привыкать к такому расписанию дня. Привычка вырабатывается три месяца. Он столько же за решеткой, если отсчитывать с момента самого первого ареста.

Вместо завтрака в восемь утра за ним пришел один из охранников. Элай уже видел его пару раз в блоке. Видимо, он дежурил только у них, раз появлялся так часто. Он был молод, от него шел такой слабый запах, что было не понятно, омега он или все же бета, удачно выбравший туалетную воду. Во всяком случает, Элаю было плевать.

– Эванс. – Сказал бета-омега, открывая своей карточкой решетку. Он отъехала в сторону медленно и неохотно, немного затормозив, как будто не хотела, чтобы Элай вообще выходил отсюда. – К начальнику.

Рен отреагировал предсказуемо. Речь шла о его обожаемом Керхмане, в отношениях с которым у Рена происходила всякая хрень. Губы омеги капризно изогнулись. Он отошел в дальний угол и уже недобро смотрел на Элая, даже пугая своими черными глазами и бледным лицом. Причины ревновать у глупого Рена не было – вряд ли Керхман позвал Элая, чтобы признаться в любви. Скорее, это будет что-то неприятное. Связанное с недавними событиями. С нападением на Олиа.

В этом Элай сумел уверить себя, пока в спешке пытался засунуть шнурки от потрепанных кед под язычок, чтобы не развязывалось, пока прислушивался к снова нарастающему шуму в блоке. Из-за него.

Интересно все-таки, Олиа умер или нет? И тот, другой хрен? Хотелось, чтобы нет. Все-таки Элай не был кровожадным. Он любил такие ситуации только в фильмах. Собственно, он с ними только там и сталкивался.

На Элая надели наручники. Он с интересом пошевелил руками, но это было еще неприятней, чем разборки с Керхманом и лезущие в лицо волосы. Теперь и его считают опасным. Это льстило, но не хотелось бы, чтобы его приравнивали к полоумным убийцам. Тем более, эти браслеты ужасно натирали руки, стоило только ими пошевелить. Неприятней было только вчерашнее происшествие и липкая кровь, совершенно без запаха, но соленая и ржавая на вкус. Элаю все ночь снилось, как он пьет эту кровь из отцовского бара. Вместо вина, в той бутылки, которую дал ему Олиа.

Чтобы попасть к Керхману нужно было идти далеко, по коридору вдоль массивных дверей в оставшиеся блоки, библиотеку, длинный светлый коридор, ведущий уже в административный блок. Из больших окон здесь была видна пустая прогулочная площадка, солнце светило очень ярко. Из-за отсутствия окон в блоке, Элай иногда начинал забывать, что на улице стоит жаркое уходящее лето. От этого тоже было неприятно. Элай любил теплую солнечную погоду, любил, когда его заливало солнце, любил воду, часами плавать в теплом море или хотя бы в новеньком бассейне, который был на заднем дворе у одного его приятеля, жившего по соседству. Любил нежиться в тепле.

До красивой жизни было две мили и девять месяцев.

Знал бы папа, как унижают его любимого сыночка.

До Керхмана добираться было ужасно долго. Элай уже неплохо ориентировался в этом огромном здании. Знал, они прошли от одного его края до другого. Противные желтые стены и серый пол сменились более приятной обстановкой, похожей на интерьер офиса мелкой компании. Около кабинета Керхмана стоял подсыхающий фикус. Рен что-то говорил про него. Не мог понять, что случилось с цветком, из-за чего он постепенно умирает. За столом секретаря сидел некрасивый молодой омега. По виду – секретарь. Понятно теперь, почему Рен перестал таскаться в приемную. Керхман нашел нового. Охранник, наверное, все-таки бета, сдавил его плечо так, что Элай боялся, что у него останутся там если не синяки, то красные пятна из-за прилившей крови. Вспомнил про кровь и опять поморщился, пытаясь прогнать все эти воспоминания.

Думать надо о солнечных счастливых деньках и о красивых бокалах искрящегося шампанского на приемах у знатных друзей родителей, и о целом фонтане этого чуда. Элай видел это один раз в жизни, в шестнадцать лет, когда папа взял подросшего сына на вечеринку к своему давнему другу, работнику департамента по социальной политики, муж у него вертелся где-то в министерстве юстиции и одновременно строил процветающий бизнес за рубежом. Это Элай тоже помнил.

Он не любил шампанское, но оно всегда выглядело красиво. Но оно кусалось, обжигало язык своими колючими пузырьками, жгло даже больше настоящей ядреной кактусовой водки.

Элай очнулся от мыслей, как ему показалось, из-за щипка, но скорее всего ему только показалось. Все равно он выдал громкое «Ай» и вздрогнул.

В кабинете Керхмана он уже был. Ничего не поменялось, хозяин был все тот же, даже с таким же выражением лица. Добавился еще один человек. Старый, лет сорока. Элай опять не мог сообразить: это омега или бета? Странные все эти работники были. Не пахли совсем. Элай даже повел носом, вдохнул глубоко, чуть не растекся лужицей из-за охеренного запаха молодого альфы. Запаха этого хмыря почти не было. Элай даже свой почувствовал – запах чего-то сладкого и алкогольного. Джонни думал, что это Мартини. Элай плевать хотел, главное, что сладенько.

– Мистер Льюис, офис прокурора. – Представил Керхман скучающим тоном – своим обычным тоном – этого человека. Мистер Льюис официально кивнул.

Наручники с Элая сняли. Элай фыркнул, поправил сползающую резинку и засунул руки в глубокие карманы штанов, спрятавшиеся под футболкой Рена. Керхман футболку узнал, но молчал. Только, пока мистер Льюис из офиса прокурора не видел, вопросительно приподнял бровь. А вообще, складывалось такое впечатление, что не особо он рад видеть здесь ни Элая, ни мистеров омег-бет Льюисов.

Элаю показали сесть напротив Льиюса, за стол, стоящий перпендикулярно столу Керхмана.

– Мистер Элай Лесли Эванс? – спросил Льюис, поправляя тонкой рукой свои такие же тонкие очки. Голос у него звонкий и с акцентом. Каким – Элай не разбирался.

– Ну.

Элай взглянул на Керхмана. Тот погрузился в чтение каких-то бумажек. Тоже надел очки и увлеченно читал. Видимо, решил умыть руки из этого разговора. Жаль, Элай так не мог.

– Давайте сразу к делу: можете рассказать, что произошло вчера в седьмом часу вечера?

Элай взглянул на свой кровавый гипс.

– Какой-то хрен, я не знаю, как его зовут, напал на Олиа. – Элай пожал плечами. – Порезали друг друга.

– Олиа – это... – протянул Льюис.

– Блейз. – Коротко выдал Керхман.

– Вы не знали нападающего? – с сомнение спросил Льюис.

– Видел в блоке и все.

Элай не стал уточнять, что он этому торчку додумался притащить наркотики от Тая. Сам себя сейчас ругал за это. Остальным лучше не знать. Достаточно того, что Керхман, вроде, в курсе. Но молчит. Лучше тоже молчать. Потом Элай понял: Тай захотел так. Торчок бы сам не додумался. Ему смысла никакого не было.

– Вы тоже участвовали в этом? – спросил Льюис еще более подозрительно.

– Нет. – Элай уверенно замотал головой. – Конечно, нет.

– Но вы там присутствовали.

– Они устроили резню напротив моей камеры. Где я, по-вашему, должен был быть? Я Олиа просто заткнул дырку в боку, вот и все мое участие. Знаете, – Элай откинулся на спинку стула, – если из человека вытечет два литра, он умрет. Из него там целая лужа натекла.

– Почему вы тогда не помогли мистеру Дембро, второму?

– Мне на него срать.

– А на Блейза нет? – дурацкая бровь вновь поползла вверх.

– На Блейза тоже, но моя гражданская позиция потребовала спасти кому-то жизнь. – Элай состроил кривую ухмылку. – Наше сознание не объясняет нам принципы своей работы. Видимо, Олиа мне понравился немного больше. Тем более, я его получше знаю.

– Вы разговаривали с ним перед нападением. Так же?

– Ну.

– О чем?

– О литературе, еще о всякой хрени. – Элай опять пожал плечами. – Не вижу связи с вашей работой.

– Давайте, я буду решать? – мило улыбнулся Льюис. Наверное, все же омега. Только омеги могут так себя стервозно вести. Элаю он все больше и больше не нравился. Элай его уже не переваривал. Бесился.

– Давайте. – Охотно согласился Элай.

– Кто-нибудь мог желать смерти мистеру Блейзу. Олиа. – Акцент усилился. Имена этот омега произносил совсем непонятно для Элая.

Мистеру Олиа Блейзу смерти желали как минимум сто человек. Элай себя к этому кружку тоже мог бы относительно отнести. Было бы смешно, если бы Олиа никто не хотел убить. Хотелось сказать про Тая, но Элай понимал, что без него разберутся. Если Олиа не умер, а он, скорее всего, не умер, то сам решит, что делать со своим братиком. И Керхман, видя сомнения, спокойно молчал.

– Я здесь недавно, и я с ним мало общаюсь и не вникаю в его проблемы.

– То есть, не знаете.

– Не знаю.

Льюис из офиса прокурора ему не поверил, но все-таки отстал.

– Сможете в случае необходимости официально дать такие же показания? – спросил он, показывая, что уже собрался уходить.

Элай согласно кивнул. Вопрос формальный. Он обязан это делать, если с него спросят. Тут не отвертишься, как ни хитри.

– Мистер Керхман, – снова исковеркал фамилию омега, – это все. На днях приеду я или мой напарник. Сообщите, когда мистер Блейз сможет разговаривать с нами.

– Конечно. – Керхман кивнул.

Через пять минут Льюиса в кабинете уже не было. Керхман немного повеселел, но все равно был серьезным и отрешенным. Элая никто не прогонял, видимо, он был еще нужен.

– Он омега или бета? – все-таки спросил Элай.

Керхман не выдал интереса на этот вопрос.

– Омега.

– Я ничего не имею в виду, но он сука.

Керхман слабо улыбнулся уголками губ, приспустил галстук и снял очки. Стал моложе сразу лет на пять. Выглядел до того молодо, что Элай бы никогда не поставил его на ту должность, какую он занимает сейчас.

– Характер трудно побороть, Эванс, сам же должен это знать лучше всех. – Керхман встал со своего места. – Он разговаривал с тобой почти мило.

– Не похоже.

– Я давно его знаю. А он знает про твоего отца.

Керхман потянулся к большому телефонному аппарату на столе, нажал кнопку связи с секретарем. Элай понял, что ему пора. Голос омеги из приемной – это определенно был его голос – ответил из аппарата.

– Подождите. – Выпалил Элай, пока Керхман не успел вызвать конвой. – Я хочу поговорить.

– О чем же? – тихо и недоверчиво спросил Керхман, прикрыв селектор ладонью. Секретарь же покорно ждал. Видно было, что сам он с Элаем говорить не хочет.

– О Рене.

Керхман отключил связь и выпрямился. Ослабил галстук еще сильнее и отодвинул ящик стола.

– Ты уверен, что это твое дело?

Элай кивнул. Мысли такой сначала не было. Но решил воспользоваться ситуацией. Рена было жалко и в последнее время становилось за него страшно. Если Рен такой нервный, то и с ребенком могла быть какая-нибудь болячка. Да и бесила Элая эта расхлябанность его соседа. Хотелось снова веселого Рена, а не ноющего беременного омежку.

– Уверен. – Элай уставился в глаза Керхмана, показывая, насколько он уверен. И в себе, и в том, что это его дело.

Как будто не было видно, что и альфа думал о Рене. Не мог бы он, если был спокоен, отреагировать на слова Элая так. Он занервничал. Из выдвинутого ящика Керхман достал белую пачку сигарет и пепельницу. Почти кинул перед Элаем все это и сел напротив. Элай испугался. А Керхман закурил, быстро щелкнув зажигалкой.

– Рену об этом не скажешь. – Поставили условие.

– Мне тоже типа можно? – Элай с соблазном глянул на пачку.

– Бери. Можешь излагать свои мысли, у тебя пять минут. Потом у меня много дел.

Элай тоже закурил. Поставили пепельницу посередине, кабинет наполнился дымом, он медленно пополз в сторону открытого настежь окна.

– Мне и минуты хватит. – Уверенно ответил Элай. – Он беременный, а вы ему все нервы трепете. Он вчера всю эту кровищу видел. Я и то блевал, а ему еще хуже должно быть. И, вообще, знаете как все это тошно? Вы его еще замуж непонятно за кого выдали, и решаете за него. Я бы уже мечтал прибить вас на месте. Это все.

Элай в одну затяжку наполнил полные легкие дыма. Остатки затушил в пепельнице.

– Можете убирать меня отсюда.

Керхман молчал. Выглядел спокойно и курил медленно. Так ничего и не сказал, пока у него не закончилась сигарета и не начал плавиться фильтр. Элай сказал все, что хотел. Злость свою сдерживал.

– Как он себя чувствует? – наконец-то раздался голос.

– Ревет постоянно. – Элай откинулся на спинку, стул немного отъехал назад. Уставился в яркий белый далекий потолок, от блеска этого потолка и солнечного утра из окна моментально заболела голова. Потолок поплыл так же, как и пол совсем недавно. Элай зажмурился. – Вытащите его, пожалуйста, он же такой странный. Он не может смотреть на кровищу. – Совсем тихо закончил Элай, и снова перед глазами встала эта картинка с окровавленным боком Олиа. Это хорошо, что Олиа живой. Еще бы майку кто вернул.

– Мне сейчас некогда с ним много времени проводить. Он к этому не привык. – Признался Керхман.

– Типичная отмазка, когда хотите слиться. Знаю я. – Элай все так же сидел с закрытыми глазами. Так было ему уютней.

– Я люблю его.

– Тогда не ебите ему мозги, чтобы он не ебал мои. Сами нашли ему мужа, как теперь можно ревновать? Да не хотел Рен с ним встречаться, ему просто обидно, что вы такой козел, решаете за него. Я бы вам вилку в глаз воткнул за это. Мне тоже, причем обидно, Джонни мне лучший друг, а вы отца моего слушаете. Все крысы на побегушках. Тошнит. – Закончил Элай.

Уже давно звонил селектор. Настырным нехорошим сигналом. Пришлось открывать глаза и снова смотреть на все вокруг. Керхман курил вторую, опустив голову вниз. Элай довольно хмыкнул. Селектор зазвонил снова.

– Я хочу уйти. – Попросил Элай.

Керхман тоже потушил недокуренную сигарету, нажал на громкую связь.

– Да. – Голос все еще был громким, не подавленным.

– К вам посетитель. Рене, – голос секретаря замялся. Видимо, забыл фамилию.

– Я понял. Пусти. Пускай от меня заключенного заберут.

Керхман быстро пришел в себя. Галстук вернулся на место. Запах выветривался быстро, видимо хорошо работала вентиляция, пепельница и сигареты исчезли в ящике стола.

В дверях Элай столкнулся с шикарным омегой. Это точно омега. Запах самый совершенный из всех, какие встречались Элаю. Настоящий омежий запах. Уже взрослый, папиного возраста, но выглядел потрясающе. Элай с сожалением вспомнил о своем внешнем виде, и стало еще паршивей на душе.

Снова эти ненавистные железки на руках. Секретарь что-то печатал с огромной скоростью. На небольшом диванчике сидел ребенок, с еще неоформленным запахом, не поймешь, кто это, только пахло от него тем омегой, как обозначение, чей это ребенок. По-детски хрупкий, лет пяти, с черными короткими завитушками волос, крутил в руках небольшой разноцветный мячик. Даже не со страхом, а с интересом уставился на Элая, изучая. Чуть голову на бок склонил. Сильно уж напомнил кое-кого своим поведением.

Всю дорогу Элай думал о нем, потом мысли переключились на Эдварда, ему десять, от него уже начинает пахнуть альфой, запах обещает стать солидным, и Эдди обещает вырасти благородным хорошим человеком. Он уже замечательный. Только сильно послушный.

Самым неприятным за это утро оказался звук захлопнувшейся решетки за спиной.

Под вопросительный взгляд Рена, Элай уселся прямо на пол, прислонился спиной к решетке, подобрал свои волосы с пола, чтобы не валялись просто так. Все, это был финиш.