В черном списке

Глава 32

Олиа как будто попал в страшную сказку. Его привезли не в распределительный центр, про который он знал, а в какое-то незнакомое место. Все вокруг было серое, и почти без окон. В тесной камере Олиа занял единственное свободное верхнее место и на местных обитателей старался внимания не обращать. У них в камере оказалось шесть человек во главе с седым омегой, который считал себя главным. Олиа поговорил лишь с ним, объяснил кое-что, и его оставили в покое и в свои ссоры не впутывали. Олиа через раз участвовал в беседах, тогда, когда ему просто надоедало лежать на кровати. Выпросил у молодого мальчика — француза, который плохо знал английский, роман на французском языке. За несколько недель перечитал его несколько раз. Было не очень интересно, но хотя бы убивало время. Мальчику этому тоже приходилось помогать общаться с остальными, переводить ему. Потом мальчика увезли, а книгу он оставил Олиа.

Нильсон нашел ему адвоката. Странного молодого альфу. Очень острого на язык, выпускника юридического факультета, умного и харизматичного. Но иногда через приличный наряд у этого альфы проглядывали странные манеры.

Они впервые познакомились, когда Олиа на следующий день после перевода отвели в другое крыло серого здания, в помещение похожее на кабинет, и там его уже встретил альфа постарше, с седой бородкой.

— Я мистер Пратт, вы меня не помните? — спросил он. — Я возглавлял обвинение по вашему делу.

Олиа помнил. Этот альфа тогда его очень сильно пугал. Олиа помнил, как у него появлялась дрожь в коленках, когда Пратт закидывал его яростными вопросами. Иногда Олиа хотел сознаться во всем подряд, лишь бы этот человек оказался подальше от него.

Но сейчас колени не дрожали.

Молодой новоявленный адвокат — Челси — тоже присутствовал здесь. Но он лишь наблюдал, чтобы Олиа не взболтнул лишнего, да собирал информацию для Нильсона.

— Ваш отец, Рене Блейз, трое суток назад заявил, что он виновен в убийстве Питера Джона Ллойда. — Начал прокурор Пратт. — Предоставил доказательства. Собственно, теперь из признания эксперта, который работал с трупом, известно, что время смерти наступило не в двенадцать часов дня, а не раньше трех по полудни. И раны были нанесены разными людьми, судя по ударам. Одна в плечо, лишь немного разрезала мышцу, получена еще до смерти, еще две в брюшную полость — смертельные. Вы же признались, что ударили Питера Ллойда в плечо ножом?

— Да. — Олиа кивнул.

— Кровь, которую нашли на рукаве вашей рубашке, к приезду полиции уже засохла. Если убийство произошло после трех часов дня, она должна была быть еще свежей. Так что эта улика встала под сомнение. И ваш папа признался во всем.

— Значит, у вас больше нет прямых доказательств. Вы не имеете права больше удерживать моего клиента. — Заговорил адвокат. Слова его звучали твердо и были наполнены силой. Совсем не вязались с молодым мальчишеским лицом.

— Мы не можем полностью снять все подозрения. — Ответил Пратт. — Мистер Блейз, есть еще показания вашего брата, который указал на вас. И ваш родитель сбежал из-под стражи в тот же день, когда сделал признание. Мы все знаем, кого представляет из себя Рене Блейз. Прошло шесть лет, и теперь разобраться будет гораздо сложнее, чем по горячим следам. Прокуратура отправит это дело на пересмотр, но вас я уже рекомендовал оставить под стражей. Думаю, суд с этим согласится.

Поэтому, в большей мере из-за придурка Тая и его вранья, Олиа остался в этом неприветливом месте. Братец даже после смерти продолжал гадить по-полной.

Бюрократия окончательно победила в этой стране, и дело тянулось мучительно долго. Олиа общался только с Челси. Через него же получал сведения от Нильсона. За большие суммы денег этот человек делал многое. Он напал на след Рене через пару недель. Олиа думал, что папа уже на другой половине земного шара, но он даже не покинул страну. Что было странно. Минимум, что ему грозило, это пожизненное, уже за третье преступление. Папа не мог не знать, что ему опасно оставаться не то что в стране, а на континенте. Но продолжал крутиться здесь, прямо как бабочка возле огня.

Олиа часто вспоминал последний разговор с папой. Он обещал помочь. И вел себя совсем не так, как всегда. Папа никогда не был таким расклеившимся и мягким, как тогда в кабинете у Нила.

Но злость все равно была. Даже сильнее, чем в ту ночь, когда Олиа неожиданно понял, что это он. Когда в голове разом сложился весь пазл. Даже тогда он смог взять себя в руки. А здесь в первую же ночь со злобой сбил до крови все костяшки на пальцах, пытаясь избить стену.

Дело постепенно шло. Олиа чуть больше чем за месяц побывал два раза у судьи, один раз собирались без него, но все время Олиа оставляли под арестом. Все время чего-то не хватало. Челси уже при помощи своих речей, раскатал в пух и прах все показания Тая, всего лишь в красках описав стервозный характер братца и всю его любовь к Олиа. Судья соединил это с известными подвигами Тая, и допустил мысль о ложных показаниях. А потом и вовсе оказалось, что Тай заинтересованное лицо, и не надо было его слушать.

Все кто здесь сидел, ждали либо суда, либо пересмотра дела. Олиа провел в этой чертовой камере два месяца, из пяти остальных омег, что были с ним, четверо успели смениться. Оставался только все тот же главный омега, с сединой. Когда Олиа спросил у него, почему он торчит здесь так долго, ответа не получил, но узнал, что он здесь больше года.

Два месяца потребовалось на то, чтобы хоть и не полностью оправдаться, но хотя бы выбраться из этого дерьма. Просто на очередной встречи с адвокатом, Олиа узнал, что судья поставил вопрос об его освобождении, потому, что даже дураку было понятно, что Олиа Питера не убивал. Прокурор, наконец-то, согласился с таким решением. Подозрений с Олиа окончательно не сняли, но объявили, что через двое суток его отправят на все четыре стороны.

Два оставшихся дня Олиа провел как в тумане. То, за что он столько боролся, наконец-то случилось, а что делать дальше Олиа не знал. Получалось, что нужно будет жить как-то дальше, но у Олиа не было никаких планов. Все его мечты заканчивались тем моментом, когда за ним закроются тюремные ворота. А дальше пустота. Как будто Олиа и не верил, что такое на самом деле случиться.

Олиа вспоминал об Эвансе. Высчитал в числах, когда он выйдет. Не знал, стоит ли показываться ему или нет. Не мог же он просто так прийти к стенам Нью-Норден и сказать, что просто не знает, как дальше жить, а Эванс у него единственная связь с нормальным миром.

Вопрос с Элаем решился сам собой. На следующий день после решения суда к нему пришел сам сенатор Эванс. Раньше Олиа его не видел, лишь общался несколько раз по телефону. У альфы были такие же черты лица, как и у Элая. Олиа не видел его папу, но судя по отцу, казалось, что Элай полностью пошел в него. Выходило, что все подозрения Эванса в том, что он приемный, терпели крах.

Перед этим альфой все выслуживались и по одной его просьбе оставили их в комнате одних. Судя по шагам, охрана осталась за дверью. Теперь Олиа и понял к чему наручники — такую персону боялись подвергать любой опасности. Лучше уж пускай у него запястья снова покрываются нестерпимым зудом.

— Вы к этому причастны, да? — Спросил Олиа сразу же, как они остались одни.

— То есть?

Альфа был беспокойный. Даже не сел на одно место, а размеренно выхаживал вдоль противоположной от Олиа стены. Эванс точно его сын. Такое же вспыльчивый, так же не может усидеть на одном месте.

— Маршалы называли ваше имя, когда меня везли сюда. — Ответил Олиа. — Я не понимаю.

— Я всего лишь поинтересовался твоим делом. Сын говорил, что ты невиновен и просил помочь. Пришлось пообещать ему. Но даже я не знал, что найдется настоящий убийца. Твой отец, да?

— Папа. — Олиа продолжил настороженно следить за траекторией движения альфы. Тот не был еще стариком, несмотря на такого взрослого сына. Элай говорил, что его родители сделали его в молодости, еще даже до свадьбы, когда у альфы был еще другой муж, а не мистер Лесли Эванс, до замужества просто фон Браунберг.

— Рене Блейз. Я про него наслышан. — Альфа остановился. — Теперь понятно, откуда такие гены. Но я хотел поговорить об Элае.

Альфа подошел ближе. Олиа совсем перестал дышать. Даже пахло как от Эванса. Вот только запах алкоголя был не природным, а скорее, от какой-нибудь пузатой бутылки с коньяком. Даже алкоголиком Эванс стал в папашу. Олиа от такой мысли непроизвольно улыбнулся. И кто бы говорил про гены в таком случае.

— Что с ним? — спросил Олиа, возвращаясь в реальность.

— Он выходит через неделю. А ты выходишь завтра. В этом проблема.

— Я не понял?

— Я знаю о ваших отношениях, не держите меня за глупца.

— Не держу. — Олиа качнул головой. — И не думаю, что Элай скрывал их от вас, он же гордится всеми своими тупыми выходками.

— Вот именно: это его очередная выходка. — Альфа обошел вокруг стола, теперь и вовсе оказался у Олиа за спиной. Это уже было не хорошо. Олиа тут же непроизвольно напрягся и приготовился уворачиваться в случаи опасности. Чувство опасности гасил только запах, исходящий от альфы. Он весь пропах своим омегой и детьми, по крайней мере, младшими, младенцем, и еще другим братом, которого Эванс недолюбливал и называл напыщенным павлином.

— Послушай, я же помог тебе. Помоги и мне. Я не хочу угрожать тебе, а просто прошу прислушаться. — Альфа сделал круг и встал перед Олиа. Лишь стол разделял их. На первый взгляд сенатор казался собранным, но что-то в нем выдавало совсем другие чувства. — Мой сын... Я его никогда не пойму, но он очень безрассудный. Мы с супругом надеемся, что с возрастом он отрастит себе мозги, но пока он совершенно неконтролируемый. Лесли хочет для него нормальную жизнь, и не нужно тебе лезть в нее.

Как же Олиа иногда хотелось быть нормальным. Чтобы его гормоны работали так же, как и остальных омег, чтобы он мог хоть немного, но манипулировать альфами этим запахом. Хотя, даже ст запахом, он не знал, как можно подействовать на альф без денег или угроз. Он не понимал рассказов Элая, когда тот говорил, что никогда не платил за свою выпивку. Это делали альфы или беты. Иногда незнакомые, но которые хотели сделать Элаю приятное. Эванс говорил, что нужно просто немного флирта. А в благодарность хватит и улыбки. А Олиа приходилось выкручиваться как-то иначе.

— Нормальную жизнь? — спросил Олиа. — Ему даже нет двадцати, а вы оставили его на целый год в тюрьме. Я даже не говорю о морали, потому что Эванс кого угодно заебет со своим характером, но это уж точно не способствует нормальной жизни.

— Да, и как мне по твоему его образумить? — альфа хлопнул ладонью по столешнице. Олиа вздрогнул и попытался немного отодвинуться, уперся ногами в пол, но табурет с места не двигался. — Знаешь, я многое терпел от него. И алкоголь, и его блядство, и воровство, но его поведение перешло все границы. Он обижается, что я не стал его вытаскивать из тюрьмы, но он никогда не подумает о том, что это он угнал чужой автомобиль, и он, абсолютно пьяный, устроил аварию. И даже за это дают больше года. Но я бы и из этого его вытащил. — Альфа, наконец-то устал стоять и присел на второй стул, который тоже не отодвигался.

Олиа убрал свои руки со столешницы и опустил их на колени. Незаметно почесал зудящие запястья.

— Почему тогда? — спросил Олиа.

— В булочной был человек. Хозяин, его муж выгнал из дома, и он пришел туда ночевать. Чудо, что он выжил. Там повсюду были осколки стекла, один из них попал владельцу в шею, хорошо, что лишь кожу распорол.

Олиа знал. Он помнил, как сам всадил кусок стекла в горло. Если такое случиться, вряд ли человек выживет. Это даже несколько меняло дело.

— Элай и Лесли не знают об этом, полиция тоже не в курсе. Но моему терпению пришел конец.

— Сдали бы его тогда. Он бы еще долго сидел, а не какой-то год.

— Повторяю еще раз: я не хочу портить ему жизнь, но и его последняя выходка была верхом моего терпения. Подожди я еще годик, он бы действительно кого-нибудь убил, а потом стоял бы, хлопал своими глазками, дул губки и говорил бы, что он не специально! А я больше не могу смотреть на него без злости.

— И вы так злы на него, что отпугиваете всех его друзей? Тот альфа, Джонни, о нем заботился. И я не хочу ему вреда.

— Тот альфа таскал ему траву, а ты сломал пальцы.

— Элай знает об этом, пускай он сам решает. Вы же хотите вырастить из него самостоятельного мальчика. Я хорошо к нему отношусь, и не собираюсь его во что-то втягивать, я тоже хочу ему нормальной жизни. И если он захочет со мной общаться...

— Он сядет. — Прервал сенатор.

— Что?

— Полиция узнает о пострадавшем хозяине булочной, и Элай сядет досиживать свой срок. Надеюсь, ты намек понял?

Альфа поднялся со стула, поправил галстук, затянул его еще сильнее, чем надо. Олиа все это время совершенно как омежка хлопал глазами, ничего не понимая.

— Что? — переспросил он. — Но это же ваш сын!

Сенатор твердыми шагами направился к двери. Толкнул ее ладонью. Оказалось, что не заперто. Олиа лишь развернулся на своем стуле. Это шутка все? Отец Элая казался строгим, но любящим родителем.

— Знаешь, что? — альфа посмотрел на Олиа, когда уже вышел в ярко освещенный коридор. — Я устал от такого сына.