Элай теребил кончиками пальцев смятый клочок бумаги. Бумажку прислал Керхман. На ней своим корявым почерком Рен написал телефонный номер и попросил звонить ему. Элай это прочитал, смял и закинул в карман сиреневой некрасивой толстовки. Толстовку ему выдал дежурный на складе после того, как оказалось, что легкая блестящая майка Элая не подходит к прогулкам под майским ливнем.
Промокнуть Элай не успел. Его чуть ли не за шкирку, как нашкодившего котенка, закинули на заднее сидение автомобиля и повезли домой. Отец прислал своего личного водителя, неразговорчивого дядю. Пытаться что-то у него выяснить — дохлый номер.
Дождь лил стеной, за окном все расплылось в неясный силуэт. Элай не чувствовал никакой радости. Если была надежда на то, что родители его оставят в покое, то сейчас она провалилась. Элай уже догадывался, что ближайшие недели он будет пытаться выбраться хотя бы из дома. Больше всего его обрадовало, если бы его никто не встретил.
Или Олиа. Была очень слабая надежда. Возможно, Олиа уже на свободе, возможно, он запомнил эту дату, возможно, он не хочет расставаться с Элаем. Вероятность меньше сотой процента, но вдруг и такое случиться.
Глупо было его ждать. И волноваться из-за волос, что Олиа не понравиться его короткая прическа. Он любил тягать Элая за волосы. Да и Элай к ним привык. А теперь чувствовал себя голым без них. Но истерика по этому поводу уже прошла, а охрана узнала, где Ли прячет свой нож и еще парочку неприятных вещей.
Теперь эти рваные пряди с трудом собирались в хвост. Половина уже успела вылезти, но Элай не стал их заправлять обратно. Какой смысл пытаться что-то в этом исправить?
Вот из-за всего этого и не было настроения. У него нет ни Олиа, ни волос. На улице дождь. Отец опять устраивает тиранию.
У него, наверное, депрессия.
Автомобиль подъехал к главному входу. Элай понял, что начал рвать пальцами бумажку и остановил себя. Номер Рена еще может понадобиться. Водитель отца открыл перед Элаем дверь и тут же прикрыл его открытым зонтиком от дождя.
— Не надо таскаться за мной повсюду. — Раздраженно бросил Элай альфе. Зонтик его тоже не устроил. Как будто он не может пройти с десяток шагов без него? И так уже у него ужасный вид. Если намокнет, ничего не измениться.
— Мистер Лесли вас ждет. — Ответил водитель ему в спину, все-таки неся над Элаем зонтик. Но честно отстал, когда Элай оказался под крышей небольшой террасы перед домом. Дождь слегка доставал до ступенек, ведущих к главному входу. Но здесь уже было сухо. Элай остался один во дворе. Домой не хотелось. Живот урчал от голода, но даже запах еды не соблазнял. Родители не собирались радостно выбегать ему навстречу. Элай расслабился. Развернулся и сел на подмокшие ступеньки. Бессмысленным взглядом обвел папины любимые клумбы с молодыми цветами. Рядом всегда валялся один из велосипедов Эдди. Сейчас его не было, лишь лежали садовый ножницы и небольшие грабельки. Садовник, наверное, оставил.
Очнулся Элай от горького дыма. В руках оказалась зажженная сигарета. В другой — зажигалка. На нос капнула большая теплая капля дождя, а вдалеке раздался громкий раскат грома.
Решение пришло к Элаю неожиданно. И оно оказалось самым верным. Ворота не заперты. Больше вообще ничего не заперто. Он может уйти. Как-нибудь добраться до квартиры Джонни. Элай знал его адрес, с общественным транспортом мог как-нибудь разобраться. Не очень и тяжело на нем ездить. На метро он пару раз катался. Там все было понятно. Главное — не заблудиться. У Элая и деньги были. Выдали пятьдесят долларов на жизнь.
Элай поднялся на ноги. Зажал сигарету в уголке рта и попытался найти у себя в карманах деньги. А вдруг ему не хватит на проезд? Элай не знал, сколько стоит билетик на метро, но надеялся, что до Джонни он добраться сможет. Альфа жил в центре, а там всегда хватало общественного транспорта. Элая это обычно не устраивало, из-за этих автобусов и многочисленных людей езда на автомобиле превращалась в ад.
Элай не успел выйти под дождь, как за спиной резко отворилась дверь. В свежий грозовой воздух ворвались домашние запахи выпечки и папы. Элай из-за рефлекса резко отбросил окурок от себя подальше, за небольшую садовую оградку, под дождь.
— Элай! — воскликнул папа.
Не успел Элай ничего сделать, как папа уже выбежал из дома и обнял его, стиснув грудную клетку чуть ли не хрипов со стороны Элая. Запах папы еще сильнее ударил в ноздри. Этот запах всегда действовал на Элая успокаивающее. Доводящий до состояния невинного младенчика. Дурацкие инстинкты.
Элай попытался отстраниться.
— Ты подстригся! — Ахнул папа.
— А ты без пуза. — Ответил Элай. Он оттолкнул папу от себя и отвернулся, чтобы было больше свежего воздуха. — И что ты родил? — попытался как можно равнодушней спросить Элай. Он наконец-то нашел эти проклятые деньги. Достал пачку сигарет. Решил прикурить еще одну. В окно увидел лицо подглядывающего Эдварда. Еще бы его год не видеть. Младший брат был хуже отца. Идеальный и противный до невозможности.
Элай сел обратно на ступеньки и втянул полную грудь дыма. Промокшие волосы прилипли к щекам.
— Пошли в дом. — Попросил папа. На плечо Элаю легла его рука.
— Я курю.
Тут же папины пальцы отобрали у него сигарету и унесли из зоны видимости.
— Ты слишком много куришь. Пошли в дом.
Дверь опять тихо приоткрылась. На этот раз Эдвард осторожно выглянул из-за нее. Элай раздраженно посмотрел на него. Даже дома, всего лишь в одиннадцать лет ходит в отглаженной рубашке. Галстука только не хватает. В одиннадцать лет Элай еще был фанатом разбитых коленок и грязных футболок, а галстук видел только на шее у отца.
— Тим снова плачет. — Сказал Эдвард тихо. Перед родителями тактичный, как и всегда.
— Ох, Тимми... Элай заходи в дом, простынешь. За Тимми нужно приглядывать. — И папа резко убежал в дом, как будто ему только недавно исполнилось двадцать, и это не у него начинала болеть спина в непогоду.
Элай не знал, кто такой Тим, но начал догадываться. Дурацкое имя, как и у Эдварда.
Последний, кстати, осмелел и вылез наружу. Подкрался ближе, и в глаза Элаю бросились классические темные джинсы, старомодные и некрасивые. Даже без единой дырочки. Но Эдвард же альфа, ему вкус иметь не положено.
— Кто такой Тим? — спросил Элай.
— Наш брат. — Ответил Эдвард неожиданно крепким голосом. Уже не писклявым детским, уже немного другим.
— Так и знал. Будь другом, принеси пепельницу со столика.
Элай краем глаза видел, как папа там затушил его сигаретку. Эдвард послушно сбегал до кованого стального столика, на котором стояли горшки с цветами, красивый фонарь, который папа давно привез из Китая и стеклянная обычная пепельница. Курить в доме никому не разрешалось, даже отцу, так что все, и хозяева, и прислуга, выходили на террасу.
Элай достал из пепельницы еще наполовину целую сигарету и снова ее подкурил. Эдвард продолжил вертеться рядом.
— Что топчешься? — поднял на него взгляд Элай. — Вали в дом.
— А ты?
Элай ничего не ответил. Что он может? Уйти из дома с пятьюдесятью долларами в кармане и в таком виде. Нужно хотя бы привести себя в порядок, отмыться, выпить, найти банковскую карточку и ключи от своей машины. Потом можно идти к Джонни. И самое главное — искать Олиа.
— Что у тебя с волосами? — Снова спросил Эдвард. Он встал перед Элаем и своим прекрасным видом загораживал солнечный свет, выглянувший из-за грозовых туч.
— Не твое дело. — Элай ударил ладонь протянутой руки Эдварда, которой тот хотел уже потрогать волосы Элая. — Вали в дом, я тебе сказал! — прикрикнул Элай.
Эдвард убежал, а Элай с хмурым видом пошел следом. В холле никого не было. Эдвард следил за Элаем издалека, папа, судя по звукам, возился на втором этаже с младенцем. Элай постоял несколько секунд в пороге. Ждал, когда сердце сладостно сожмется от ощущения дома. Не сжалось. Лишь желудок сократился в спазме. Слишком много курил натощак.
Бар был не под замком. Недальновидно со стороны родителей.
Элай прошел через всю гостиную, оставляя на полу мокрые разводы. Выбрал бутылку, которую можно открыть подручными средствами. Оказалось, вполне приличный коньяк среднего качества. Пробку удалось открыть ножом. Элай облизнулся, с удовольствием провел по бутылке взглядом и приложился к ней. Сделал несколько глотков, подождал, пока пожар в горле утихнет, повторил. Сейчас он опьянеет. Год почти ничего не пил. Кроме того вина, которым его угощал Олиа.
Вот здесь сердце сжалось.
Пришлось выпить еще.
— Тебе нельзя пить. — Раздался с противоположного конца комнаты голос Эдварда. Мелкий подлиза прятался за широкой спинкой кресла и посверкивал оттуда своими глазами.
— Отвали. — Элай подпрыгнул и уселся попой на барную стойку.
— Я расскажу...
— Стукач. Знаешь, что с такими делают, а?
Эдвард не убежал. Заинтересовался. Подошел поближе, остановился около большого белого дивана. Дальше подходить не рискнул.
— Что? — настороженно спросил Эдвард.
— Бьют по морде. — С ходу придумал Элай.
В голове уже начинало стремительно все перемешиваться. Элай немного покачнулся. Лихорадочно вцепился пальцами в столешницу, чтобы не свалиться.
— Это только в твоей тюрьме так делают, а не здесь. — Недоверчиво ответил Эдвард.
Элай сделал еще несколько глотков, и отставил бутылку подальше. На втором этаже утих плач. Стало намного тише. Элай снова пошатнулся. Пришла мысль, что отец придет в бешенство от такого поведения. Да и папа не обрадуется. Было видно, что до ужина, запахи которого разносились по всему дому, Элай не дотянет.
— Да ну? — ответил Элай Эдварду. — А ты мелкий противный стукач, иди, сдавай меня. У меня уже самолетики в голове летают из-за тебя.
Эдвард убежал на второй этаж. Жаловаться. Противный мальчишка. Сейчас приведет папочку, еще и придумает, что Элай его обижал.
Желудок снова противно заурчал. Алкоголь ему не помог, а сделал только хуже. Элай знал, что такое бывает, и вместо легко опьянения можно получить только тошноту.
От родителей влетит сильно за этот коньяк. Им не нравилось, когда Элай пил.
Влетит за то, что обидел Эдварда.
За внешний вид и волосы.
А Элаю нужно отсюда выбраться. Как-нибудь побыстрее обзавестись деньгами, забрать свои вещи, особенно дорогие украшения, и уйти хотя бы на месяц жить к Джонни. Конечно, у него тесная конура вместо квартиры, но после года в небольшой камере Элай немного изменил свое мнение относительно комфорта.
От коньяка подташнивало. Нельзя было сразу выпивать столько. Элай попытался слезть со стойки, но ноги не могли никак дотянуться до пола. Элай начал сваливаться. Испугался.
— Элай! — раздался сверху громкий голос отца.
Элай испугался. Как и всегда, когда отец на него кричал. Резко сиганул со стойки вниз. Но ноги так и не нащупали опору. Элай упал на колени, больно ушиб руку, а лодыжка сильно заболела. Тошнота от резкого движения усилилась. Не успел Элай, сообразить, как его вырвало прямо на паркет.
