Сахар на дне | 18+

80 на 20

      Когда дверь захлопывается, комната под номером четыре погружается в тишину. Непривычно так, что режет слух. И Юнги не двигается, вслушиваясь в тяжёлые шаги за дверью и блаженно прикрывая глаза.
     
      Рассвет.
     
      Значит, всё закончилось.
     
      Кто-то тихо приоткрывает дверь, и Юнги даже не смотрит в ту сторону, лишь несмело поднимая веки, чтобы уставиться в потолок, покрытый трещинами. Каждый раз он думает, что потолок скоро упадёт. А может, даже и надеется на это, но ничего не происходит. Всё так же, как вчера. И так же, как год назад. И даже, как почти два.

      Юнги не знает, правильно ли поступает, когда кто-то звенит небольшим ключом у него над ухом и щёлкает наручниками. Не смотрит, только благодарно кивает, выдавливая дежурную улыбку и приподнимаясь на локтях. Он обречённо шипит: «Не трогай», когда холодные пальцы касаются покрасневшего плеча, дай Бог, чтобы не вывихнутого, потому что двигать им реально больно.

      «Производственная травма», — успокаивает себя, слыша шаги и хлопок двери, и тянется за небольшими бумажками на прикроватной тумбочке. И он рад бы психануть, порвать их и послать всё к чертям собачим, если не дальше. Но не может. Глотает таблетку обезболивающего на голодный желудок, тянется к своим вещам, аккуратно сложенным на стуле у дальней стены. Первым делом вытаскивает из кармана телефон, всматривается в пропущенные вызовы и ловит себя на мысли, что даже это он делает на автомате. Смеётся, закидывает в рот неприятно обжигающую жвачку, пахнущую мятой и ещё какой-то морозной хренью, и одевается, сожалея только о том, что не успеет переодеться, и надеясь, что мама подумает, будто у него целый вагон таких вот одинаковых рубашек.

      Он снова улыбается, грустно давит в себе отвращение, засовывает в карман всё, честно заработанное и немного украденное у заведения, чей стабильный доход на половину зависит от этих маленьких бумажек, именуемых чеками, которые Юнги с силой сжимает в руке, проходя мимо расчётной кассы. 80 на 20. Сегодня ему такая перспектива совсем не грела душу. Ему многого не хватало, чтобы обеспечить жизнь и себе, и близким. И эти «двадцать» медленно убивали его, ломая все кости. Хоть он и понимал, что уже сегодня вечером ему придётся ответить за свой поступок, но не мог поступить иначе.
     

      Уже в больнице, стоя в отвратительно белом коридоре рядом со всхлипывающей матерью и слушая бесконечный монолог доктора, он точно знал, что сегодня готов даже распрощаться с жизнью. Готов продать все свои органы разом, только вот никто не берёт, потому что «бракованное» и «не подлежит» из-за слишком хорошей жизни. Из-за сигарет, будь они прокляты. Из-за алкоголя, блять, который иногда помогал ему забыться. Всё из-за плохого режима. Из-за недосыпа. Из-за недоедания. Другого способа заработать быстро он просто не знает. Юнги хватается за волосы обеими ладонями, когда слышит страшные слова и количество нулей на конце. Он стыдливо тянет рукава рубашки ещё больше вниз, скрывая покрасневшие запястья. Смотрит на доктора невидящим взглядом и готов упасть к нему в колени, только бы «неделя» времени превратилась хотя бы в «месяц».