Просто друзья?

15

Эй, Поттер! Поттер! Какого хрена ты делаешь? Где-то на периферии подсознания задергалось в агонии что-то, дико напоминающее совесть. Или здравый смысл. И у Гарри в голове словно включился свет, выхвативший из темноты старого кабинета силуэты двух подростков: прижатой к стене девушки с пышной копной волос, и юноши, который стоял перед ней на коленях, одной рукой обхватив голые, судорожно сжимающиеся бедра, а другой бесстыже шаря между ног. Поттер, ты что, совсем ёбнулся? Собираешься изнасиловать свою лучшую подругу? Ку-ку, очнись, мудила! Гарри шумно втянул воздух. В нем смешался тонкий яблочный аромат и терпкий запах возбужденной женщины — он еще никогда не сталкивался с ним так близко. Как зачарованный уставился на свои пальцы, блестящие от смазки, секунду назад готовые проникнуть в Гермиону. Как будто это чужие пальцы и это вовсе не он, Гарри, стоит сейчас на коленях перед окаменевшей Грейнджер и пытается... Что ты пытаешься сделать? Думаешь, все станет лучше, проще, понятнее, если ты сейчас трахнешь ее? Перед глазами неуместно вспыхнула картинка, которую он недавно лицезрел в этом самом кабинете: скривившаяся в надменной гримасе рожа Малфоя, вдалбливающегося в Джинни. И лицо Джинни, искаженное чем-то средним между возбуждением и отвращением... Гермиона издала какой-то странный звук, что-то вроде сдавленного всхлипа. А ощущение было такое, будто она ударила его ножом. Острая, сводящая боль потекла вниз по позвоночнику, захватывая, воспламеняя все на своем пути. Гарри отстранился, медленно убрал руку с ягодицы Гермионы, сжал онемевшую ладонь в кулак. Рука, которой он мгновение назад неумело ласкал её между ног, как будто вспыхнула: захотелось подобно росомахе отгрызть ее, освободившись тем самым из капкана вожделения. Что ты наделал? Что! Ты! Наделал?! Гермиона с легким шуршанием сползла по стене на пол, подтянула к себе ноги, комкая в руках простые белые трусики, которые Гарри в порыве своей слепой страсти успел спустить до щиколоток. Видимо, сдавленный всхлип — единственное, на что хватило её сил. Сейчас она сидела тихо и почти неподвижно. Гарри боялся поднять глаза, посмотреть на нее. Кабинет сжался до размеров сердца, которое грохотало в горле. Было бы здорово, если бы стены и потолок обрушились сейчас на него и избавили от необходимости что-то говорить, как-то разгребать то дерьмо, в которое он только что вляпался. Однако ничего не происходило: стены безмолвно взирали на две фигуры, сжавшиеся на полу в старом классе трансфигурации. Да уж, Поттер, похоже никто не собирается решать твои проблемы за тебя! Он откашлялся. Сердце нехотя провалилось в желудок, который моментально свело неприятным спазмом. О да, только проблеваться сейчас не хватало! Блестящий будет финал! Сглотнув скопившуюся во рту вязкую слюну, Гарри наконец-то решился поднять глаза на Гермиону. Она все также сидела, поджав худые ноги к животу и обхватив их руками, комкающими трусы. Почему она их не надела? Боже, до чего же неуместная и глупая мысль! Хуже всего было то, что Гермиона смотрела на него. Прямо, блять, в него! Правда, во взгляде не было ни ненависти, которую так ждал Гарри, ни затравленного страха. Она просто смотрела, как будто ждала объяснений. А значит и дальше цепляться за нелепое молчание было просто невозможно. — Гермиона... — даже ее имя далось с трудом, как же он будет говорить все остальное? Да и что он собирался сказать? Вот потеха: а ведь он сам, кажется, настоял на этом "разговоре"! Когда это было? Неделю, месяц, сто лет назад? Гарри ждал, что Гермиона отвернется, может, заплачет или вскочет на ноги. Может, — и это было бы лучшим вариантом, — пнет его в лицо. Но она не шевелилась, продолжала смотреть на него, расковыривая этим равнодушным взглядом дыру в его груди. — Я... Я не знаю, что тут можно сказать... Я... настоящий урод.... — слова выпали изо рта, неуклюже шмякнулись об пол. Гарри поморщился, настолько они были горькими. Горькими, но, по крайней мере, честными: он и правда не знал, что еще можно сказать. Однако это словно подтолкнуло Гермиону: она дернулась, приходя в себя, часто заморгала. Все ее тело, до этого разве что не разбрасывающее электрические разряды вокруг себя, обмякло: колени сползли на пол, обнимавшие их руки легли сверху. Лицо тоже ожило — тонкие ноздри едва заметно затрепетали, зубы вцепились в нижнюю губу, почти спрятав ее под верхней. А в глазах... Гарри невыносимо было смотреть в эти глаза! Стыдливо отвернулся, очередным шумным глотком пропихивая норовившее опять застрять в горле сердце. — Просто... Понимаешь, мне крышу сносит... от тебя... Но это не оправдание, я знаю! — последние слова прозвучали невнятно, как будто он успел прожевать их перед тем, как произнести. И еще — это точно был его голос? Что-то не похоже... У Гермионы вырвался шумный вздох-всхлип, но больше ни звука, ни слова. Гарри почувствовал, что задыхается: от этого молчания, от этой непонятности! Ну что ты сидишь там? Кричи на меня, бей, осыпь самыми гадкими заклятиями, хочешь — убеги в темноту коридора, только не молчи!!! Когда Гарри решил, что вполне готов к чертовой матери свихнуться и выпрыгнуть в окно, она наконец нарушила тишину тихим покашливанием. Потом нервно оправила подол юбки, растерянно посмотрела на белый комок ткани, зажатый в руке, как будто не могла вспомнить, почему ее трусики в ладони, а не на своем законном месте. А Гарри терпеливо ждал, когда Гермиона заговорит. — Гарри... — произнесла его имя глухо, но спокойно, без надрыва, без желчи. Он осторожно поднял глаза, мысленно умоляя Гермиону не замолкать. — То, что произошло... Ну все, приплыли! Сейчас она скажет это слово, которое хуже ножа, хуже непростительного, посланного в распоротую грудь. Давай, не тяни, всего шесть букв... Гарри и не заметил, как закрыл глаза, зажмурился, как будто это могло как-то помочь. Как будто это могло остановить Гермиону... — Думаю, мы оба в этом виноваты. Чего? ЧЕГО?!!! Бля... В носу засвербело, а все внутренности кто-то будто утыкал мелкими иголочками. Гарри открыл глаза и уставился на Гермиону... как на ненормальную! Он был уверен — сейчас на его лице крайне комичное выражение, что-то среднее между недоумением и возмущением. — Ты... Ты серьезно? — почему-то захотелось засмеяться, заржать во весь голос, упасть на пол и биться об него головой. Ого, Поттер, да у тебя истерика! Гермиона закрыла глаза и потерла их внутренние уголки у переносицы — прямо как он, когда старался сосредоточиться. — Твой резкий напор меня напугал... — ох, блин, девочка моя, прости, какой же я долбанный придурок! — но если я скажу, что страх — это единственное, что я почувствовала, я совру, Гарри. И что это значит? Гарри решил, что он просто свихнулся. Эмоции, накрывшие его в тот момент, когда он прижал Гермиону к стене, облепил ее своими хаотичными поцелуями, запустил ей пальцы в трусы, просто свели его с ума. И все эти её стоны, движения бедер ему навстречу, а главное — вот эти ее слова — всё это Гарри приглючилось. Это самый логичный ответ на всё. Определенно. Он снял очки, аккуратно отложил их в сторону, потер лицо ладонями. Внезапно осознал, как же сильно затекли ноги, на которых он все это время сидел. Медленно, ощущая нарастающее покалывание, Гарри выпрямил сначала правую, потом левую, пошевелил ступнями, ощущая, как кровь нехотя растекается по конечностям, возвращая им чувствительность. На пару секунд удалось без труда представить, что он один в этом пыльном кабинете, отгородиться от сидящей напротив девушки, спрятаться за ладонями, сжимающими лицо. Но лишь на пару секунд. Шумный вздох Гермионы вернул всё на свои места. На чем они там остановились? Она считает, что они оба виноваты в случившемся. И что она испытала не только страх, но и... что же еще? Гарри посмотрел на Гермиону, расплывшуюся нечетким пятном. Чертово зрение, может, стоит спросить у мадам Помфри какую-нибудь настойку для его улучшения? Водрузив на нос свои очки с круглыми стеклами, он снова взглянул на Гермиону, которая все так же пристально смотрела на него. Поиграем в гляделки, а? — Скажи что-нибудь, Гарри... — Прости меня... — в который раз за последний час он извиняется перед ней? Это уже входит в долбанную привычку. — Гарри... Я... мне тоже немного снесло крышу... Я ведь могла остановить тебя! Но... ох! — настал черед Гермионы прятаться за ладонями. И... что же это? Гермиона Грейнджер не знает, что сказать? Она в смятении? Гарри почувствовал неуместное ликование, которое тут же угасло, стоило вспомнить о том, что у него нужных слов было не больше, чем у подруги. Возникло неприятное чувство, что воздух между ними загустел, стал прохладным. Стоило, кажется, протянуть руку, и ощущение будет примерно такое же, как от соприкосновения с приведениями. Два близких человека, сидящих в полуметре друг от друга, внезапно стали такими чужими и от этого Гарри хотелось выть, царапать каменные стены, с мясом выдирая ногти. Это не может так кончиться! Упустишь ее сейчас и всё, больше между вами ничего не останется! Эта мысль стучала в мозгу, колотила, словно хотела проломить череп изнутри и вырваться наружу. Подчиняясь не то ей, не то каким-то глубинным инстинктам, но никак не здравому смыслу, приказывающему сидеть на месте, Гарри придвинулся к Гермионе. Еще немного. Еще на полсантиметра. Она напряглась, кажется, даже дыхание задержала. Гарри замер на несколько секунд, а затем протянул руку и легко коснулся ноги девушки чуть ниже колена. Она вздрогнула, но не стала отстраняться. Притаилась, словно ждала, что будет дальше. Самое смешное — Гарри понятия не имел, что ему делать. Знал только, чего делать не стоит, — снова пытаться проникнуть под её юбку, снова поддаваться своему вожделению. Его, кажется, и не осталось. То, что совсем недавно яростно бурлило внутри, стало похоже на оборотное зелье, мерно булькающее и с каждой секундой густеющее все больше. Напряжение, сдавливающее пах и мешающее нормально думать, так же сходило на нет. Гарри уже открыл было рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, но Гермиона его опередила. — Я чего угодно ждала от этого года, ну, знаешь, после всех событий в Министерстве. Но сейчас вокруг меня творится то, о чем я никак не могла подумать... Гарри напрягся, но решил не вмешиваться в этот монолог. Гермиона некоторое время молчала, разглядывая пол. Или свои руки. Или пальцы Гарри, все еще легко сжимающие ее тонкую ногу. Он резко отдернул руку. — Знаешь, я подозревала, что нравлюсь Рону... Что?! Какого хрена она заговорила о Роне?! — Но я в таких делах... — шумно вдохнула, как будто с силами собиралась, — я полный ноль в этих вопросах! Приготовить зелье, решить сложную задачу по нумерологии, трансфигурировать кота в крокодила — да пожалуйста! Но все эти... отношения. Когда на четвертом курсе за мной начал ухаживать Крам, я жутко переживала, не знала, как себя вести, как с ним общаться... У нас и поцелуй-то получился какой-то неуклюжий, комичный. Гарри постарался подавить неуместную вспышку гнева, запихнул поглубже желание немедленно отыскать ублюдского Виктора Крама и расквасить его болгарскую рожу за то, что посмел прикасаться своими гадкими, скользкими, пухлыми губами к Гермионе! — А в этом году... Что со всеми случилось? Мы на пороге войны, а разговоры вокруг, кажется, только об... об одном! Гермиона замолкла. Гарри сидел рядом и переваривал ее слова. Пока этому процессу жутко мешал образ Крама, неуклюже сгребающего Гермиону в свои ручищи и жадно целующего ее в губы. Очухался он только, когда почувствовал на себе ее взгляд. Медленно повернул голову и окунулся в прохладную печаль в её глазах. Может, все дело в освещении, ведь ему всегда казалось, что глаза у Гермионы теплые. А, может, дело в нем и взгляд прохладен, потому что она смотрит на него. И снова это молчание. Гарри попытался вытолкнуть из себя хотя бы звук, просто сказать ее имя — не получалось. В чувства его привела холодная ладошка, которая легла на его руку. Захотелось схватить эту ладошку, сжать до хруста тонких косточек, а потом прижать к своему пылающему лицу. Не стал. Бросил мимолетный взгляд вниз, просто чтобы убедиться, что это действительно ее ледяные пальцы, а не очередная галлюцинация. — Я знаю, что испугалась не только тебя... Я и себя испугалась, понимаешь? — Гермиона заглянула Гарри в лицо и тут же отвернулась, словно стыдясь своей откровенности. — Не очень понимаю... — голос чужой, хриплый, идущий откуда-то из груди — Гарри на миг даже стало страшно от самого себя. Гермиона не отвечала. Только придвинулась чуть ближе. Буквально на сантиметр — и от этого тут же обдало жаром, пришлось сжать зубы. — Ох... как же это объяснить?! — кажется, Гермиона была в легком шоке от того, что ей в кои-то веки с таким трудом давались слова. — Все годы, пока мы знакомы, я воспринимала и тебя, и Рона (опять этот гребанный Рон!) как друзей. А тут... Что-то такое происходит, чего я не могу объяснить себе! Я вдруг стала замечать на себе его взгляды... Такие... Недружеские... Ох, убить, убить рыжего говнюка!!! — ...и это смущает меня. Но еще больше меня смущает то, что я испытываю... из-за тебя. Гарри замер. Весь, целиком. Сердце перестало гнать по организму кровь, веки перестали опускаться на глаза, легкие перестали втягивать свежие порции воздуха, а мозг вцепился в последние слова Гермионы, впился в них мертвой хваткой, не допуская больше ни одной мысли. Её пальцы соскользнули с его руки, она снова обхватила колени, сжалась. Гарри зачем-то вспомнил, что она до сих пор без трусов, однако эта мысль быстро улетучилась. Сейчас было важно заставить Гермиону говорить, не дать ей закрыться, не закончив мысль. Нужно сказать что-то... Ну же, не молчи, идиот! Однако Гермиона опять опередила его. — Сегодня Рон сказал мне, что он в меня давно влюблен. Удар под дых! Еще, еще, еще один! Гарри закашлялся, непроизвольно схватившись за грудь. ЧТО РОН СКАЗАЛ?! Гермиона посмотрела на него как-то отрешенно. Как она может так смотреть?! Какого... Какого вообще хрена? Она только что говорила, что испытывает нечто из-за Гарри, и вдруг... При чем тут Рон?! Хотелось вскочить, сжать хрупкие девичьи плечи, поднять ее с пола и как следует встряхнуть! А потом пойти и убить Рона, убить нахер, размозжить его дурацкую рыжеволосую башку об угол! Все эти ненормальные эмоции и желания вскипели в Гарри буквально за пару секунд... и тут же остыли, улеглись, стоило ее пальцам коснуться его плеча. — Это какая-то дичь! — Гермиона нервно рассмеялась. — И знаешь, я повела себя, как идиотка. Сказала ему, что это просто невозможно, мямлила о том, что мы поговорим позже... а потом сбежала в библиотеку. К тебе. Лучше всякого поцелуя. Одурманивающие, обволакивающие нежным спокойствием слова подхватили Гарри и подбросили к потолку кабинета. Сбежала к тебе. Снова куда-то делся самоконтроль: Гарри повернулся к Гермионе, одной рукой зарылся в каштановую гриву, прижимаясь губами к ее шее. Совсем не так, как до этого: ему просто хотелось ощущать вкус ее кожи и запах волос. Вторая рука осторожно легла на талию, привлекая ее ближе, но без настойчивости. Гермиона не возражала — сжалась рядом с ним, потом неуверенно погладила по щеке, заставляя дрожать всем телом. — Вот об этом я и говорю, — ее шуршащий шепот запутался в волосах Гарри, почти не добравшись до уха. — Твои "недружеские" прикосновения, в отличие от неуместных взглядов и невнятных признаний Рона, взрывают мне мозги. И это пугает меня больше, чем целая армия Пожирателей Смерти.