17

1K 29 0
                                    

Гарри почувствовал, что погружается в вакуум. Приступ апатии, гораздо более ощутимой, чем прежде, придавил его, размазал по стенам замка. После разговора с Роном и осознания того, что у него больше нет друга, ему стало невыносимо в Хогвартсе — в который уже раз за последнее время? И ведь он даже представить себе не мог, что камнем преткновения станет Гермиона. Лучшие друзья расплевались из-за девчонки — охренеть от смеха можно. И то, что девчонка эта, — тоже их друг, смеха только добавляло. Истерического, срывающегося, захлебывающегося, выдирающего остатки здравого смысла из организма. Воскресенье пролетело мимо размазанной картинкой. Гермиона, кажется, опять избегала его и это, в кой-то веки, почти не трогало. Очередная учебная неделя стала своеобразным глотком свежего воздуха, возможностью закопаться в учебники и новые знания, которые, к сожалению, почти не проникали в мозг. Несколько дней Гарри жил, точнее существовал на автомате. Ходил на занятия, ел в Большом зале, делал домашние задания, с переменным успехом. Периодически кто-то пытался вторгнуться в его кокон отчуждения — Симус, добродушно спрашивающий как дела, члены команды по квиддичу, осторожно вызнающие, когда ближайшая тренировка, Джинни, норовившая опять поиграть в игру "Дотронься до Поттера как бы невзначай". Гарри отмахивался от всех стандартными фразами, а Джинни по большей части и вовсе игнорировал. Периодически он ловил на себе тяжелые взгляды Рона, который старался тут же отвернуться, стоило Гарри заметить, что в нем прожигают дыры. В среду Гарри несся по коридору, опаздывая на урок. Засиделся в библиотеке, пытаясь написать эссе по травологии. С ума можно сойти: Гарри Поттер засиделся в библиотеке! Странно, учитывая, что он уже три дня не общался с главной заучкой школы. Сворачивая за угол, он с размаху вписался в кого-то. Отлетев в сторону смог рассмотреть свою жертву, распластавшуюся на полу — Малфой. — Какого хера, Поттер?! Не вышло завалить рыжую сучку Уизли, решил меня завалить? — прошипел слизеринец, поднимаясь и отряхивая свою безупречную дорогую мантию. — Заткнись, мудила озабоченный! — Гарри зло сверкнул глазами на своего вечного недруга, — что, ни о чем другом, кроме траха, думать не способен? — Я об этом не только думаю, Поттер, я, в отличие от тебя, этим еще и занимаюсь! — тонкие губы изогнулись в стандартной для них гаденькой ухмылке. Гарри почувствовал, как брошенный в его огород камень пробивает вакуум апатии. Стало обидно — по-настоящему обидно, совсем не так, как от слов Джинни на эту же тему. Захотелось немедленно втащить хорьку, но разве это не было бы лучшим подтверждением его слов? Из последних сил Гарри вцепился в загривок своего гнева, одернув его, запихнув глубоко под кожу. Осталось даже немного сил на ответную ухмылку. — Не знал, что твое сокровенное желание — подержать мне свечку, Малфой, но раз уж ты так об этом мечтаешь, я, возможно, разрешу тебе! Самому стало противно от этих гадких слов. Слов в стиле Малфоя. От этой мысли передернуло. Не слишком ли часто он ненароком сравнивал себя с ублюдком в последнее время? — Интересно, почему же тогда рыжая сука прибежала ко мне с просьбой отыметь ее? — Малфой продолжал кривить губы, но глаза уже покрывались ледяной коркой. Гарри почувствовал, как от этого ледяного взгляда холодеет в груди. От взгляда и от слов. Похоже, Малфой долго носил в себе эту злобу. Поделиться, видимо, было не с кем. Действительно, кому бы он стал рассказывать, что стал орудием в любовных разборках гриффиндорцев, одним из которых, к тому же, является чудо-Поттер? — Не смей называть ее так, — процедил Гарри скорее из необходимости, нежели из-за желания защитить доброе имя Джинни. — Не то что, защитник херов? Начистишь мне рожу как тогда, из-за сраной грязнокровки? — лицо Малфоя внезапно озарилось. — Уж не ее ли ты в действительности поебываешь, а, Поттер? А бедняжка Уизли, не добившись твоего расположения, решила найти себе кого получше? Прозорливость Малфоя была на высоте. Впрочем, его, кажется, самого задели собственные слова: он скривился, понимая, что он самолично признал сейчас. Гарри очень хотелось озвучить проступившую на лице Малфоя мысль о том, что он подбирает за ним, Поттером, но смолчал. В очередной раз показалось, что это прозвучало бы очень по-малфоевски. — Не лезь к ним, ушлепок, просто отвали, ясно? — Гарри шагнул в сторону соперника с удовольствием замечая, как на безупречном лице промелькнул страх. Впрочем он почти мгновенно спрятался за типичным презрением. — В последнее время именно твои подружки норовят залезть ко мне в штаны, — голос сочился насмешкой, как ядом. — Не удивлюсь, если Грейнджер прибежит ко мне с просьбой трахнуть ее, потому что ты на это не способен! Гарри размахнулся и нанес удар прежде, чем успел подумать о последствиях. Ухмыляющаяся рожа Малфоя магнитом притянула к себе уже успевшие зажить костяшки на правой руке, как будто они были начинены свинцом. Его голова отлетела, прилизанные волосы растрепались. — Сука! — взвизгнул Малфой, хватаясь за скулу, по которой уже расплывался кровоподтек. Гарри подлетел к нему, хватая за грудки, не давая возможности сказать что-то ещё. Сейчас он был чертовски рад, что в коридоре благодаря идущим в школе урокам, никого нет. Подтянул к себе бледного выродка, поморщившись от чересчур резкого запаха одеколона. — Я предупреждал тебя... — он почти уткнулся носом в ненавистную рожу, ощущая на себе прерывистое дыхание. — Ни слова о ней из твоего поганого рта, Малфой. — Ты еще поцелуй меня, Поттер, — Малфой с усилием вырвался из хватки, потирая ушиб на лице. — О таком тебе только мечтать, гнида слизеринская, — Гарри в свою очередь потирал костяшки, с извращенным наслаждением принимая уже забытую боль. — Я не собираюсь тебе угрожать, просто, блять, ни слова больше о Гермионе! Он поймал злорадную ухмылку, вновь осветившую лицо Малфоя и с запозданием понял, как же он прокололся. Как будто только что разодрал мантию, а вслед за ней и грудную клетку, обнажая перед врагом самую сокровенную тайну, прячущуюся за нервно пульсирующим сердцем. — Гермионе и Джинни, — поспешно выпалил он, но Малфой определенно не был дураком. — Что же это у нас выясняется? Чудо-Поттер втюхался в свою лучшую грязнокровую подружку? А в это время сестрица его тупого рыжего дружка сохнет по Поттеру, да так сильно, что готова трахаться с тем, кто ненавидит всю ее семейку, лишь бы заставить очкарика ревновать? — он громко и отвратительно рассмеялся. — Какая запутанная и занимательная история, говнюк шрамированный! А что же Уизли? Он сохнет по грязнокровке или по тебе? Гарри захотелось придушить мерзавца. Он почти ощутил на ладонях склизкий холод, которым наверняка исходит этот слизняк. Но проявлять еще большую слабость было просто нельзя! Очередное усилие перерезало его лицо ухмылкой, больше похожей на трещину в камне. — В фантазии тебе не откажешь, придурок. Что, побежишь разносить свои догадки по школе? Не забудь рассказать всем, как твой хилый конец использовали, чтобы безуспешно насолить мне! Вот так, он сказал это. Опустился до уровня Малфоя и даже ниже. Его гордость забилась под плинтус и оскалилась из-под него, подобно крысе. Захотелось отрезать собственный язык и выкинуть его подальше. Малфой молчал, видимо прикидывал, насколько плохо на его репутации скажется история с Джинни, стоит ей всплыть. Наконец тонкие губы сжались, стирая надменную улыбку. — Ладно, Поттер. Мне откровенно похер на ваши любовные многоугольники — хоть всем Гриффиндором перетрахайтесь! Не в моих правилах трепаться о всякой херне, так что ты тоже помалкивай. Гарри кивнул. Безмолвно подписался под соглашением не разглашать странных душевных тайн, опутавших его в последнее время. Малфой ответил легким наклоном головы и стремительно прошел мимо. Проводив его взглядом, Гарри понял, что на урок он безбожно опоздал — впервые в своей жизни. Интересно, где обычно студенты Хогвартса прогуливают занятия? На ум не пришло ничего, кроме совятни, но выйти незамеченным из замка не представлялось возможным: наверняка, наткнется на вездесущего Филча. Идея отправиться в медпункт также была отброшена: с чем он сунется к строгой мадам Помфри? С жалкой ссадиной на костяшках? Рассмешил. Оставалось незаметно вернуться в гостиную и ждать обеда. К его огромному, просто-таки колоссальному удивлению в одном из кресел возле камина сидела Гермиона. Она резко обернулась на звук открывающегося портрета, а при виде Гарри на ее лице... Что это? Он готов был поклясться, что на нем промелькнуло облегчение. Для начала и это неплохо. Обошлись без страха и смущения — и на том спасибо. Гарри неспешно подошел к девушке, боясь спугнуть, как будто она была дикой ланью, замеченной им в лесной чаще. Гермиона почти также неспешно отложила учебник, который держала в руках. — Что ты тут делаешь? — они задали этот вопрос одновременно, почти в унисон и оба смущенно рассмеялись, отводя глаза. Ага, вот и оно — смущение. Просто немного опоздало на нашу вечеринку в стиле "Я не знаю, что сказать своему другу после того, как чуть не трахнул его". Неловкое молчание снова душило, Гарри прокашлялся и решил дать ему бой. — Я... сильно опоздал на урок и решил, что уже нелепо будет приходить. Гермиона посмотрела на него типично грейнджеровским осуждающим взглядом, однако тут же спрятала его — в конце концов, она сама явно прогуливала. А уж для нее это было даже более странно, чем для Гарри. — Ну а мне стало нехорошо во время занятий... — она не могла не заметить, как Гарри изменился в лице: он мгновенно нахмурился. — Не переживай, всё, в сущности, нормально, я просто мало спала и много занималась в последнее время. Гарри продолжал хмуриться. Он как будто впервые посмотрел на лицо подруги: оно было осунувшимся, на бледной коже под глазами отчетливо выступали синяки. Захотелось обнять ее — вот прямо сейчас, немедленно, наплевав на то, что день на дворе и кто угодно может их увидеть... — Я попросилась в медпункт, Слизнорт естественно отпустил, — Гермиона усмехнулась, как будто сердечность преподавателя была чем-то из ряда вон выходящим. — Только... — лицо ее тут же стало серьезным, она замялась, отвела глаза. — Рона он попросил меня проводить. Ох, ну конечно! Рона, кого же еще?! Потому что его, Гарри, не оказалось рядом! Подавив рвущееся наружу рычание, Гарри шагнул чуть ближе к Гермионе, заглянул в лицо, без слов спрашивая: "Что было дальше?" Она вздохнула, устало прикрыла глаза, слегка откинулась на спинку кресла. Этот жест вымел почти всю злость из груди. — Он поднялся с таким лицом... Как будто секунду назад проиграл в гляделки василиску... А когда мы вышли из кабинета, у меня было ощущение, что он меня по стенке готов размазать! Сука, ненавижу, УБЬЮ! Это бушевало в груди, стучало в висках, а на лице Гарри едва ли дрогнул хоть один мускул. Гермиона, обманутая этим напускным спокойствием, продолжала: — В общем я решила, что просто не вынесу его испепеляющего общества, отправила его обратно в класс, а сама на полпути в медпункт решила, что мне не так уже плохо и вот... пришла сюда. — Как ты себя чувствуешь? — Гарри всей душой надеялся, что голос его не дрогнул, когда он произносил такой простой и такой важный вопрос. — Ну, вроде бы... Шагнул ближе, присел перед ней, сжимая маленькие коленки, буравя взглядом. — Гермиона. Как. Ты. Себя. Чувствуешь? Она опустила глаза, уставилась на его ладони. Гарри последовал ее примеру. На ее худеньких угловатых коленках его руки выглядели просто ручищами! Он внезапно осознал свою силу, понял, насколько он крупнее подруги, насколько она беззащитна. Но только не рядом с ним! С ним она в безопасности, он был в этом уверен. Порывисто, скорее для того, чтобы не дать себе шанса передумать, он провел ладонями вверх по ногам Гермионы, заставляя ту почти инстинктивно сжимать бедра, несмотря на то, что от всего самого сокровенного его отделяла не только юбка, но и школьная мантия. Впрочем Гарри не собирался лезть к ней в трусы, ему просто необходимо было... показать ей свою заботу. Пару секунд они оба еще сверлили глазами его жилистые кисти на ее бедрах, затем Гермиона, словно придя в себя, протянула руку... Сейчас оттолкнет... Дурацкая мысль сверкнула, словно разряд молнии, и тут же погасла, когда ледяные пальцы пробежались по травмированным костяшкам. — Что это? — Просто ерунда. — И ты еще требуешь от меня правды, когда сам нагло врешь мне? — Гермиона снова смотрела строго, как на провинившегося первоклассника. Гарри упрямо сжал губы. Ни к чему ей знать об очередных его "геройствах". — Опять сцепился с Малфоем, да? — черт, да что же сегодня за день прозорливых людей?! Нехотя кивнул, украдкой глядя на ее реакцию. На лице Гермионы боролись строгость и обеспокоенность. Она почти бездумно, смотря куда-то в сторону, погладила разбитые костяшки кончиками пальцев. Тело Гарри мгновенно отреагировало на это незначительное прикосновение фейерверком мурашек, рассыпающихся вдоль позвоночника. — Слушай. Это ерунда. Думаю, больше это не повторится, — Гарри взял ее холодную ладонь в руки, сжал. Она не возражала. — Мы вроде как договорились. — Договорились? С Малфоем? Гарри, у тебя, случаем, не жар? — Гермиона насмешливо подняла бровь. — Забудь об этом, хорошо? — Гарри вдруг понял, что ноги ужасно затекли от сидения на корточках. Он уперся в пол коленями, приподнялся. При этом колени Гермионы уперлись ему в грудь. Не задумываясь о том, как это выглядит, Гарри аккуратно развел ее ноги, протискиваясь чуть ближе. На усталом лице промелькнул страх. Но на Гарри это почему-то возымело обратный эффект. Он придвинулся еще ближе, обхватил талию Гермионы и уткнулся головой ей в живот. Руками, лбом, ребрами, которые стиснули ее ноги, он чувствовал, как адски она напряжена. Но вместе с тем его обволакивало, затягивало чувство невероятного уюта. Как будто на полу в гостиной, между ее ног было самое спокойное и прекрасное место на земле. Легкий яблочный аромат убаюкивал, хотелось закрыть глаза и забыть о том, что происходит вокруг, как же хотелось!.. Особенно острым это желание стало в тот момент, когда холодные пальцы несмело пробежались по его шее, а потом так охренительно нежно зарылись в непослушные волосы, что Гарри показалось — вот сейчас в его голове что-то взорвалось, расплескивая ошметки по черепной коробке. Похоже, это был мозг. Наплевать, рядом с ней, в объятиях этих ощущений мозг ему был совершенно не нужен. Если бы это длилось вечно... Идиллию резко и бесцеремонно разрушил звук колокола, возвестившего о конце занятий. Гермиона вмиг отпрянула, отдернула руки, словно Гарри был прокаженным. Она что, настолько сильно боится, что их кто-то может увидеть? Эта мысль неприятно въелась в собирающиеся по кусочкам мозги. Гарри поднял голову, заглянул в теплые глаза с примесью этого надоевшего уже смущения. Со вздохом поднялся на ноги, закидывая сумку за плечо. Сейчас она показалась неимоверно тяжелой, как будто в нее кто-то украдкой положил всю недосказанность, накопившуюся между друзьями. Друзьями ли до сих пор? — Пошли на обед? Гермиона отвернулась от него, потирая руки, будто ей было не по себе от того, что минуту назад эти самые руки так чувственно зарывались в волосы Гарри. — Я себя неважно чувствую... — Разве тебе не стало лучше? Гермиона продолжала упорно прятать глаза. Гарри совсем не привык видеть её такой... растерянной и закрытой. И это было невыносимо! Что произошло? Что изменилось за ночь? Почему она ведет себя так? Гарри просто не понимал. Он приблизился, схватил Гермиону за тонкие плечи и легонько встряхнул, заставив ее наконец-то прямо взглянуть ему в лицо. — Что происходит? Ты снова избегаешь меня, шарахаешься, как будто я... не знаю кто! — Гарри, я... — Нет, дай сказать! То, что случилось... — на щеках Гермионы мгновенно вспыхнул румянец, а Гарри почувствовал, как в паху от этих воспоминаний сворачивается змеиными кольцами возбуждение. Ему пришлось сделать глубокий до головокружения вдох, чтобы прийти в себя. — То, что случилось, не должно вставать между нами! Ты... не должна стесняться этого! Черт, что это в его голосе — опять чертова мольба? Снова это отвратительное отчаяние?! Гермиона опустила глаза. В этот момент портретный проем открылся, впуска в гостиную стайку хохочущих третьекурсников. Это заставило ее дернуться в руках Гарри. Он напрягся, затем наклонился к самому лицу подруги, не обращая внимания на притихших, а затем вновь захихикавших девиц. — Чего ты боишься? Она торопливо облизала губы, уничтожая этим нехитрым движением сразу несколько очков его самообладания. Гарри прикрыл глаза. — Гарри, сейчас просто не время... Боже мой, мы ведь не будем обсуждать это здесь? Тут ведь народ... Аггырррххх!!! Гарри почувствовал себя берсерком, готовящимся к битве, — настолько сильная ярость накрыла его, заливая горло раскаленным железом. На секунду руки чуть сильнее сжали тонкие плечи, и тут же отдернулись. Метнув в растерянную Гермиону бешеный взгляд, он развернулся и выскочил из гостиной. Ему захотелось немедленно что-нибудь разрушить, чтобы выплеснуть хотя бы часть бурлящей в крови злобы. Впечатав кулак в стену, Гарри до хруста сжал челюсть, ощущая, как боль, ставшая такой привычной, заструилась по кисти. Если бы только это могло как-то помочь... * * * Чувство, что он вот-вот свихнется, преследовало Гарри остаток дня. Поведение Гермионы бесило и не поддавалось логическому объяснению. Почему она мучает его? То позволяет бесстыдно ласкать себя и говорит, что от его прикосновений у нее взрывается мозг, то избегает, смущенно прячет глаза и шарахается от него, стоит на горизонте появиться даже незначительным свидетелям. И при этом сводит с ума своими ледяными руками, способными дотянуться до самого сердца! Весь день Гарри то хотел немедленно найти Гермиону и вытрясти из нее ответы на мучившие его вопросы, то — убежать поглубже в чащу Запретного леса и врасти в какое-нибудь гнилое дерево. Если бы он знал, что такое маниакально-депрессивный психоз, то уже поставил бы себе этот неутешительный диагноз. Окончательно вымотавшись к вечеру, Гарри принял единственно верное, на его взгляд, решение: отрешиться от этой ситуации. Что еще ему оставалось? Если Гермиона испугалась того, что между ними происходит, тогда пусть идет к черту. Именно так, к черту! Гарри повторял это, как мантру, чтобы убедить себя в том, что у него просто не было больше сил и желания бороться. В конце концов, он и так потерял слишком много. Неделю как будто засыпали в песочные часы с узкой перемычкой — настолько мучительно медленно она тянулась. Гарри с трудом дождался субботы — утренняя выматывающая тренировка была ему просто необходима. Наплевав на нытье своей команды о том, что им нужно подготовиться к первому походу в Хогсмид, который должен был состояться днем, Гарри без угрызений совести выгнал всех на поле. На Хогсмид ему было плевать — он туда не собирался. Какое удовольствие от подобной прогулки в гордом одиночестве? Даже Джинни дулась на него за тренировку в девять утра, но это было Гарри на руку — пусть обида отобьет у рыжей чертовки желание лезть к нему в душ. Однако, несмотря на это, она снова отлично летала. Как и остальные. Смирившись с неизбежным, игроки, видимо, решили провести время тренировки с пользой — отправляясь в раздевалку Гарри был воодушевлен: его новая команда явно делала успехи. Джинни подловила его на выходе из кладовой, где хранились мячи и школьные метлы. — Привет, — тон обманчиво-спокойный, радушный. Гарри насупился. — Ты идешь в Хогсмид? — Нет, чего я там не видел? — он собирался уже протиснуться мимо настырной девицы в раздевалку, но Джинни преградила ему путь, буквально впечатавшись в него разгоряченным после тренировки телом. Гарри перехватил ее чуть выше локтей, отстранил от себя. — Так, ты решила взяться за старое? Кажется, мы уже прошли этот нелепый этап в наших отношениях. — Ммм, не знала, что у нас отношения, — Джинни закусила нижнюю губу и начала извиваться, стараясь приблизить к Гарри лицо. Пришлось оттолкнуть ее — не слишком сильно, но решительно. Кажется, это нисколько не смутило её, напротив, завело еще больше. Показную невинную усмешку заменила откровенно пошлая, многообещающая. Джинни облизала губы, вводя Гарри в ступор: к своему ужасу он почувствовал, как к члену приливает кровь. Ох, черт, только не это, не сейчас! Это все от... Даже про себя ему было нелегко признаться, что его несдержанность напрямую связана с дичайшей, не поддающейся никакому контролю неудовлетворенностью. На секунду в голове промелькнула мысль — почему бы не избавиться от нее с помощью Джинни? И тут же стало противно от себя. Ну уж нет, лучше подрочить, в сущности в этом нет ничего плохого. Это немного жалко, не более. Пока он размышлял, Джинни успела снова подобраться к нему совсем близко. Запустила руку в волосы, прижалась всем телом, потянулась губами к его шее. — Джинни, да какого ж черта? Ты ведь, кажется, осознала, что мне нравится... другая. — Гарри в очередной раз отставил от себя девушку, пока она ненароком не довела его до стояка. Джинни надула губы. — Время покажет, Гарри. Смотри, я ведь не всегда буду так расположена к тебе. Что это еще значит? Она что, рассчитывает, что Гарри может пожалеть о своем выборе? Дурная! Джинни скривилась, потом совершенно по-ребячески показала ему язык и убежала в женскую душевую. Похоже, у этой чертовки снова обострение, значит стоит держаться от нее подальше. Гарри на секунду зажмурился, облокачиваясь на косяк. Дурацкие любовные игры Джинни, а также игра в догонялки с Гермионой — всё это жутко утомляло. Лучше бы ничего этого не было, черт! Сейчас он бы много отдал за бесчувственность и незаинтересованность в удовлетворении собственной сексуальной похоти. Но, к сожалению, работать приходилось с тем, что он имел. В душе было пусто, только лужицы на кафельном полу напоминали о том, что недавно тут плескались ребята из его команды. Что ж, отсутствие свидетелей — это отлично. Закрыв дверь, Гарри пару секунд подумал, а потом все же запечатал ее заклинанием. Мало ли что взбредет в развратный мозг Джинни. Мышцы после тренировки с полной отдачей приятно потягивало — Гарри любил это ощущение, оно было лучшим подтверждением хорошей работы на поле. Встав под прохладную воду, он замер, чувствуя каждую струйку, бегущую по уставшему телу. Ставшие такими редкими в его жизни минуты умиротворения казались сейчас чем-то бесценным. Лишь через пару минут он заметил, что небольшое возбуждение от столкновения с Джинни не то чтобы не спадало: оно лишь увеличилось. Гарри опустил глаза и почувствовал легкий приступ стыда — его член наполовину встал. Как хорошо, что рядом никого нет, еще заподозрили бы своего капитана в нетрадиционной сексуальной ориентации! Так, надо расслабиться, нужно подумать о чем-то антисексуальном... Рука против воли скользнула по напряженному прессу, сжала член — по телу тут же пробежала приятная судорога. Гарри закусил губу и выждал пару секунд, за которые смущение, трепыхнувшееся было в груди, сдалось и забралось поглубже, закрыв глаза. Рука прошлась по напрягшейся плоти — до самого основания и сразу вверх. В мозгу произошел микровзрыв, рассыпавшийся мурашками, облепившими голову, сползающими по шее. Гарри закрыл глаза. Какого черта... Рука вновь скользнула по окончательно вставшему члену. Он понял, что прохладные струи воды отвлекают, шагнул вбок, прижавшись спиной к холодной стенке душевой кабинки. Это пробрало, до дрожи, и как же сильно, блять, как же невыносимо нужно было сейчас, чтобы это холодное прикосновение исходило от ее рук! Из плотно сжатых губ просочился сдавленный стон — Гарри сильнее сжал свой член, почти до боли. Правда, тут же ослабил хватку и заводил ладонью ритмичнее, размазывая выступившую смазку по всей длине. Он чувствовал, как учащается сердцебиение и по груди растекается приятная истома, а в мозгу одна за другой взрываются маленькие петарды, начиненные мурашками. Образ Гермионы, прижатой к стене, истекающей, возбужденной, постанывающей от его неумелых, но горячих прикосновений, впечатался в подкорку, вспыхнул на воспаленных веках. Как же хотелось снова прикоснуться, провести пальцами по влажной промежности, погрузиться в возбужденное влагалище... Рука все быстрее двигалась по напряженному стволу, а мозг выхватывал из памяти картинки, подкидывая их, словно поленья, в костер возбуждения. Еще, еще, быстрее... ох, блять! Гарри зажмурился сильнее, стараясь выкинуть из головы окружавшее его пространство: школьную душевую, потоки прохладной воды, холодную стену под спиной и собственную руку на пульсирующем члене. Ему почти удалось представить легкие знакомые прикосновения прохладных рук к его телу, почти удалось поймать иллюзию горячего поцелуя на шее, ощутить легкий яблочный аромат... Узел, затянувшийся в паху, в одно мгновение лопнул, пробежавшись волной наслаждения по всему телу, растекся горячей спермой по животу и пальцам, отдался самой яркой вспышкой в районе затылка. Гарри медленно сполз по стене, подставляясь под струи воды, не решаясь открыть глаза. В голове все еще мерцал размытый образ Гермионы, а в реальности его ждала пустая душевая и перепачканный в собственной сперме живот. Когда цепляться за неясные образы было уже бессмысленно, Гарри наконец сдался. Открыл глаза, поднялся на непослушные ноги и снова встал под душ, опираясь одной рукой на стену. Возбуждение прошло, а вместо него осталась легкость и пустота. Словно дыра в груди. И в этот момент он горько пожалел о том, что пять лет назад встретил в поезде Хогвартс-Экспресс чертову Гермиону Грейнджер.

Просто друзья?Место, где живут истории. Откройте их для себя