Кривые пути

Хорошая мина при плохой игре

Гарри медленно просыпался. Мыслей не было, только успокаивающее ощущение тепла и расслабленности.
Приоткрыв глаза, он увидел свет. И темную тень, при виде которой рефлекторно сжался.
— Мистер Поттер, — услышал он неотчетливо. — Мистер Поттер, — голос казался успокаивающе знакомым, в нем не было угрозы, и мальчик расслабился. Глаза закрывались, вопреки его стараниям держать их открытыми. Последним, что он услышал, прежде чем вернуться в темноту, было чье-то имя. — Помфри!

****************

Очнувшись в следующий раз, Гарри подумал, что слишком слаб, чтобы хотя бы попытаться подняться. Где-то рядом слышалось размеренное дыхание. Иногда что-то шелестело, как будто переворачивались страницы. Эти звуки чуть было снова не усыпили его.
В голове всплывали обрывки смутных воспоминаний. Он помнил, как развешивал рождественские гирлянды, как срезал подгоревшую корочку с утренних тостов. Что Рон прислал подарок. А потом он вспомнил все остальное.
Одна-единственная слезинка скатилась по его щеке, как и тогда, когда он впервые увидел труп Хедвиг. Ее гибель до сих причиняла ему боль, особенно теперь, когда Дурсли, судя по окружавшему его комфорту, не было рядом. И на смену страху пришло чувство вины. Как он мог допустить, чтобы с ней случилось такое? Он должен был догадаться, что она прилетит, должен был вырваться и спасти ее. Он должен был знать.
В его голове на тысячи разных голосов звучали обвинения: друзей, говорящих, что знать не желают того, кто убил собственную сову; голос разочарованного Дамблдора, суровый и резкий. Голоса родителей, которые никогда не думали, что их ребенок может вырасти таким.
— Простите, — только и смог выдохнуть мальчик. Говорить было так больно. Слова повторялись в голове снова и снова. Но все бессмысленно. Ее не вернуть. И Седрика не вернуть. И все из-за него.
Чья-то рука осторожно опустилась ему на лоб, разрывая мысленную круговерть, в которой он затерялся, и упала еще одна слеза. Мягкие пальцы проследили ее путь, вытирая соленую влагу.
Гарри затаил дыхание, на мгновение подумав, что Вернон может быть где-то рядом. И осторожно выдохнул. Этот человек не причинит боли. Ему не все равно.
Вдруг вспомнилась темнота чулана, безумие, побои, которых он, ему казалось, заслуживал, но не в силах был терпеть. Слабый. Такой слабый. И он никому не расскажет. Никогда. Если тот, кто сейчас ухаживает за ним, узнает правду, он отвернется с отвращением.
Гарри предпринял слабую попытку открыть глаза и не смог. Слабак, издевались голоса. Он попробовал еще раз. Безрезультатно. Он в плену, в западне. И никто не сможет помочь.
Гарри запаниковал. Дыхание вырывалось короткими выдохами, пока он старался преодолеть свою слабость. Но не мог. Выхода не было.
Руки вернулись, принося с собой успокаивающее прикосновение влажного полотенца. Ко лбу, едва ощутимо к глазам, вниз по щеке и, наконец, к пересохшим губам.
— Помфри, он очнулся, — сказал голос.
Гарри помнил этот голос. Неужели все это уже было? Или это очередное воспоминание? Или сон? Но если это сон, то он, если захочет, сможет открыть глаза.
И тут мальчик понял, в чем проблема. Он не хотел. Не хотел знать, что там, снаружи. И если он действительно находится там, где ему кажется, то он уж точно не хотел отвечать на вопросы, которые неизбежно последуют.
Снова этот голос, который помогал понять, что он не один. Если бы только он мог навсегда остаться в темноте наедине с этим голосом, напоминающим, что он еще жив. Но его не оставят в покое.
— Мистер Поттер, мистер Поттер, вы меня слышите?
Конечно, слышит.
— Мистер Поттер, — тон стал более строгим, и что-то внутри Гарри отозвалось на него. Он чувствовал, что будет лучше подчиниться.
Гарри разлеплял веки со скоростью черепахи, ползущей с привязанным к ноге кирпичом. То есть очень медленно.
В полусне ему показалось, что мир сильно отличается от того, каким он его помнил, никаких острых углов и четких линий, только неясные изгибы. Но на нем просто не было очков. Вспомнив, как он их лишился, Гарри решил, что нечеткий мир нравится ему гораздо больше. Не замечаешь всяких мерзостей.
Пред глазами двигались тени. Моргнув несколько раз, он понял, что это люди.
По крайней мере должны быть. Он попытался сесть.
Тело взорвалось болью. Он вскрикнул и упал назад. Руки его дико молотили по воздуху, словно стараясь отогнать боль. Но стало только хуже.
Теперь уже две пары рук схватили его, удерживая на месте, а новый голос приказал не двигаться. Он припомнил, что этому голосу следовало подчиняться. Его обладатель наклонился ближе, и перед глазами появилось лицо мадам Помфри.
— Твою мать! — первое, что он сказал. Это отняло очень много сил и заслужило осуждающий взгляд от Помфри и сухой смешок обладателя второго голоса. Вряд ли он слышал этот смех раньше. Чуть повернув голову, он посмотрел на мужчину. И хотя тот стоял достаточно далеко, и его сложно было рассмотреть, по общим очертаниям фигуры Гарри понял, что это мог быть только профессор Снейп. Это объясняло, почему смех показался незнакомым.
Вот теперь допрос был неизбежен. Они знали, знали о его слабости. Снейп знал. Гарри казалось, что он помнил, как Снейп насмехался над ним за это, но затем понял, что это было в бреду. Зато теперь профессор сможет глумиться в реальности.
— Я его подержу, а ты дай ему попить, — медсестра приподняла Гарри. Он постарался не замечать, как это больно.
К его губам поднесли стакан. Он попытался сделать глоток, но это было слишком тяжело. Все было слишком тяжело. Стакан наклонился, и в рот влилось немного чудесно прохладной жидкости. Он постарался проглотить и не смог. Такой беспомощный. Такой слабый. Длинные пальцы помассировали горло, и он непроизвольно сглотнул.
Хотелось поблагодарить, но слова не получались, мышцы гортани отказывались работать. Еще пара глотков, и стакан исчез, а его опустили на подушки. Веки отяжелели, Гарри начал проваливаться в сон и лишь краем сознания еще воспринимал голоса окружающих.
— На нем заклинание неподвижности. Я не хотела, чтобы он двигался и ухудшал переломы, пока не было возможности срастить кости. Поэтому пришлось ограничить моторные функции. Я накладывала также успокаивающее заклинание, но, судя по его реакции на пробуждение, оно выветрилось, — сказала Помфри.
— Директор наверняка захочет поговорить с ним. Я скажу ему, что мальчишка очнулся. Альбус придет, как только закончит с очередной секцией защитных заклинаний, — ответил Снейп.
— Он будет не в состоянии разговаривать, пока я не сниму заклинания и не дам ему обезболивающее.
— Тогда, может, стоит начать? — это было больше похоже на Снейпа: язвительно и нетерпеливо.
Помфри подошла ближе, бормоча себе под нос:
— Будут еще всякие меня учить, как с пациентами обращаться. Ему еще даже кости не срастили.
Почувствовав кого-то рядом, Гарри открыл глаза. Медсестра успокаивающе улыбнулась.
— Гарри, дорогой, сейчас я дам тебе зелье. Оно поможет от боли. Постарайся не двигаться, а то рука и ребра неправильно срастутся. Хорошо? — Помфри помогла ему сесть, подложив под спину подушки. Гарри не волновал отвратительный вкус зелья. Главное, что оно работало. Вскоре он почувствовал себя лучше, но сил совсем не осталось.