Юнги вообще по жизни беспринципный, но даже ему становится немного неловко, когда он возвращается в общагу, зная, что именно в запечатанном сером непрозрачном пакете лежит в рюкзаке у него за спиной. Кому какое дело, верно?.. Никто не станет стопорить его посреди улицы и требовать вывернуть вещи наизнанку, но Юнги все равно шугается от каждого резкого движения мимо проходящего человека и успевает тысячу раз проклясть себя, две тысячи раз - Чонгука и ещё один раз - интернет-магазин. Посылка, в конце концов, могла бы потеряться в пути, задержаться на переправе и сгинуть где-нибудь между пунктами, но - нихрена, вот она здесь, в его руках - он стоит посреди их с Сокджином комнаты и мнет в пальцах ни в чем не повинный пакет.
Юнги мимоходом радуется, что общага девственно чиста от присутствия остальных, потому что, на самом деле, он не слишком хотел бы светить перед кем-то собственной белокожей пятой точкой, но, с другой стороны, это не позволяет ему отложить унизительное действо, которым он сейчас собирается заняться, на неопределённый срок. А действовать надо быстро, пока не вернулся, скажем, Намджун, у которого от созерцаемого зрелища может случиться сердечный приступ - лидер, отлеживающийся и отходящий от шока в больнице, Шуге не нужен.
Пакет, сука, не желает рваться, а у Юнги не так много сил, чтобы с ним бороться - в ход идёт огромный нож-тесак из кухни, любимое джиново орудие мести. Внутри пакета - ещё один, теперь уже прозрачный, и внутренности в животе у Юнги делают головокружительный кульбит, когда он видит сквозь полиэтилен чёрно-блестящую ткань и белые кружева.
- Блять, - глубокомысленно изрекает он и шуршит пакетом. Потом его разбирает чуть ли не истерический смех. Нет, правда, а вдруг Намджун увидит его в этом?.. А если не Намджун, то внезапно вернувшийся менеджер? Или - о боги! - Бан PD решит внепланово заявиться к ним в общагу - что будет тогда?..
Юнги трёт пальцами глаза и оглядывается на дверь. Джин-хён сейчас дома, Намджун умотал к старым друзьям, а все мелкие ушли в тренировочный зал, и, учитывая их всеобщий долбоебизм, ждать их приходится не скоро. Шуга пожимает плечами - ну и что тут такого? Он безбашенно и самозабвенно забивает на опасности, подстерегающие его на этом нелегком пути, и открывает пакет.
Нет, блять, серьёзно, это даже не смешно. У него и так худые ноги, такие, каким красавицы девочки-айдолы позавидуют, но сейчас, когда их обтягивает белый капрон, завершающийся резным кружевом около середины бедра, Юнги смотрит в зеркало и думает, что должен как можно сильнее ударить себя по голове, чтобы вытрясти оттуда все мысли. А ещё - о, чёрт - он хочет, чтобы его увидел Чонгук. Прямо так - голого и в чулках, и, разумеется, одним "увидел" дело бы не обошлось.
Нет, стоп, рано. На дворе начало августа, мелкому исполняется 19 только в сентябре, и он, конечно, не должен видеть свой подарок до тех пор. (Когда Юнги думает о себе, как о подарке, он не знает, что чувствовать - то ли идиотическое самодовольство, то ли желание сотворить эпического размаха фэйспалм).
Но этим, конечно, дело не заканчивается. Платье в пакете - короткое и мятое, и Юнги чувствует себя конченным уебаном, когда натягивает его на себя. Корсет-обманку приходится расшнуровать, потому что одежда явно рассчитана на японочек с нулевым размером груди, а его грудь - она всё-таки, как ни посмотри, мужская, хоть и не такая широкая, как у некоторых. Замок на боку не с первого раза поддаётся дрожащим от нервяка пальцам, но уже через несколько секунд Шуга сцепляется взглядом со своим отражением и во второй раз в жизни думает: "Неужели это я?", и ещё: "Хип-хоп мертв" - снова. А ещё: "Мелкий пиздюк будет в восторге". Он застегивает чёрный ленточный ошейник и опускает руки вдоль туловища. Ебать. Серьёзно - ебать.
Надо скорее снимать с себя все это мракобесие, пока не оправдались самые страшные предсказания, но Юнги успевает только скользнуть молнией на два сантиметра вниз, когда слышит щёлк замка на входной двери.
- Хён, ты тут? - звучит одновременно с тем, как с оглушительным хлопком закрывается дверь комнаты старших, но Чонгук с той стороны тянет восхищенное "Огооо~" и вцепляется в ручку двери:
- Дай мне посмотреть!..
Юнги держит дверь с той стороны и шипит:
- Рано! - но знает, что уже поздно, потому что младший так и заявляет:
- Я видел, - а ещё он сильнее раз в миллион, так что дверь открывается наружу, и Чонгук замирает на пороге, с глупым видом сжав в руке жестяную банку с фантой.
Юнги хмуро смотрит в пол, но молчание только нервирует его ещё больше, так что он поднимает злой взгляд:
- Ну? Доволен?..
Чонгук подходит ближе, а старшему некуда отступать, но отступать он и не хочет (его беспринципность работает тут совсем не к месту), потому что макне смотрит на него - так. Именно так. Он даже не говорит ничего, только ставит фанту на первую попавшуюся полку шкафа, где-то рядом с джиновскими футболками, а сам подаётся вперёд и сгребает Юнги к себе, сжав пальцами талию. Он ведет ладонями по коже сквозь слой скользкой ткани, и Шуга старается выровнять внезапно сбившееся дыхание, хотя тысячу раз обещал себе, что не допустит этого снова. Он пытается казаться равнодушным в чужих руках, но казаться можно, а быть – совершенно никак не получается, потому что Чонгук знает, где прикоснуться, как сжать, что сделать или сказать, чтобы было охуенней охуенного.
- Хён, - он говорит. А потом добавляет тихо-тихо, - красивый.
Юнги хочет взбрыкнуть, вырваться, убежать – как он вообще дошёл до такого? – но он только плавится как сахарная мороженка в его руках, и ощущает себя... да, красивым. Нужным, желанным, лучшим, плевать на определения и слова, пошли они к чёрту, это звучит слишком по-девчачьи, а ему платья и чулок хватает, чтобы всё это выглядело как ебучий фарс.
Чонгук сжимает его бедро и ведёт рукой выше, собирая и так мятую ткань в складки, теснит к ближайшей кровати (ему плевать, что это джинова), и замирает там опять, не переставая давить на кожу, сжимать ещё, до синяков, выдыхать, будто в лёгких расплавленный свинец, и вздрагивать от движения в контратаку.
Младший скользит пальцами между ягодиц, одной рукой пытается удержать юбку и путается в сетчатом подъюбнике, прижавшись щекой к ключице Юнги. Чуть ниже – губами он ощущает кружевной край выреза платья, открывающий так соблазнительно белую кожу. От контраста её с чёрным шёлком хочется взвыть, а ещё вставить хёну скорее, чтобы... чёрт. Чонгук и вставляет – пропихивает внутрь два пальца и сгибает, а Юнги шипит сдавленно, толкает прочь от себя (насколько сил хватает) и вцепляется зубами в его нижнюю губу, всё ещё отдающую химически-апельсиновым вкусом. Макне ощущает кровь на языке после, но это нихрена не возвращает к реальности – он трётся о тело старшего, потому что возбуждение захлёстывает и терпеть его невозможно.
- Я хочу, чтобы ты сделал всё сам, - шепчет он одними губами, поднимая взгляд на Юнги, нахальный, шальной взгляд, взгляд-язва, самоуверенный и наглый, и Юнги мог бы, о, конечно, он мог бы сказать что-нибудь в стиле «Сходи к чёрту, мелкий», но не говорит, потому что против этого взгляда не устоять.
Они разворачиваются, сцепившись руками к рукам, как в танце, Чонгук падает спиной на кровать, а старший забирается сверху, и притворное недовольство на его лице делает хорошо им обоим. Юнги ведёт пальцами по его губам, медленно, едва-едва прикасаясь, растягивая удовольствие, отдёргивает руку сразу же, как только мелкий пытается приподняться на локтях, чтобы взять его пальцы в плен горячего влажного рта.
Младший стонет недовольно и неудовлетворенно, ему никогда не приходит в голову скрывать то, что он чувствует на самом деле, в отличие от Юнги. Юнги грозит ему пальцем: «Нельзя», а потом тянется к тумбочке, прижавшись к его телу всем своим, и это только усугубляет положение. Чонгуку никто не мешает сцепить руки на его спине и заставить остаться так, но он принимает правила игры – всегда принимает – а потому остаётся недвижимым, как марионетка без нитей.
Шуга напротив давит неуместную улыбку, седлает его бёдра и сжимает в зубах квадратный пакетик, пока занимается тем, что стягивает с младшего штаны. Тот отзывается даже на такое незамысловатое действие коротким стоном, когда член его прижимается к животу, а кожу лижет горячий воздух.
Юнги тоже ничего не говорит – зачем? – но это странно и для него, когда он видит собственные руки, такие неприкрыто мужские, жилистые, поверх юбки, которая криво легла на чонгуковы бёдра. Он надевает на него презерватив, крепко сжимая член пальцами, но этого не достаточно, потому что Чонгук подкидывает вверх бёдра, упрямо сжав губы - негласное «Действуй» на их языке.
Юнги и действует – что ему остаётся?.. Он проводит рукой по собственной груди, чувствуя её немного чужой из-за псевдо-шёлковой ткани, перебирается выше по чужому телу и садится сверху, направляя напряжённую плоть внутрь. От первого движения вновь перехватывает дыхание, но он только крепко сжимает губы, не разрешая себе звуков.
Чонгук всегда всё делает наоборот. Не столько из-за желания нагадить, сколько из пределов возраста, когда просто подчиняться не хочется, а сделать не_так – да. Он стонет снова, мелодично и красиво, девочки-фанатки, наверное, кончили бы уже трижды, услышав это, но. Макне забирается руками под юбку, держит старшего за бедра и запрокидывает голову, предоставляя взгляду острый подбородок и открытую шею, которую Юнги целует сразу же, оставляя пылающе-красные засосы. Слишком привлекательно, чтобы оставить без внимания.
Младший двигается быстрее, чем хён позволяет, это всё его чертовы танцевальные умения, гибкость и звериная активность, проклятье, но Шуга все ещё упрямо молчит, и тогда Чонгук говорит сакральное:
- Слишком тихо, хён. Будь..? – «громче» он не говорит, зная, что старший поймёт, но добавляет с завидным постоянством другое. – Для меня. Хён, для меня.
Его всё еще нужно проклясть вместе со всем его родом до пятого колена, потому что «для него» - всё и так, и ломка всех принципов, и заказ с полуанонимного сайта с оглядкой за спину, вдруг кто увидит, и даже вот эта предварительная примерка, закончившаяся чёрт знает чем – это тоже для него.
Но отказываться, посылать нахуй и огрызаться Юнги не сдалось. Он стонет послушно, низко, прокуренно стонет – стонать высоко не получалось никогда, да и к черту это. Чонгук удовлетворенно выдыхает, тянет его за руки на себя и ловит стоны мягкими губами.
Движения сбиваются потом, и не понять, кто именно стал двигаться не в такт. Юнги извивается на чужом члене, зная, что выглядит слишком порнушно, чтобы быть, но ему это доставляет, доставляет ломать привычные стереотипы и быть развратнее, чем он есть на самом деле. Чонгук дышит сорванно и закрывает глаза, толкаясь глубже.
Кончает он, по мнению Юнги, как-то слишком быстро, и стоило бы обвинить его в этом, но через несколько мгновений младший сжимает его член под платьем и дрочит быстро и уверенно, так что желание спорить-ругаться-истерить отпадает сразу же.
Юнги лежит рядом с ним на кровати старшего хёна и дышит через раз.
- Подарок себе на день рождения испортил, - безразлично замечает он потом и отворачивается.
Чонгук прижимается грудью к его спине и ведет пальцами по руке от запястья вверх, пока не натыкается на кружевной манжет, а следом прикасается губами к тому самому местечку, где шея переходит в плечо, Юнги там чувствительнее некуда почему-то, а мелкий говорит:
- Мы можем повторить, да?.. – и хён отвечает «Можем», потому что у них ещё столько времени впереди, и они, чёрт возьми, могут всё.
