Uninvited

24. Чёрный авгид.

В спальне невыносимо жарко. Душно. Влажно. Юнги запрокидывает голову и медленно двигает бёдрами, притираясь ягодицами к возбуждённому члену, вжатому между ними. Прогибается в пояснице и выдыхает через приоткрытый рот от удовольствия, когда чужая плоть соскальзывает и трётся о мошонку. Облизывает пересохшие губы и загребает влажную чёлку пальцами, отводя назад. Усмехается, заслышав жалобный скулёж, и опускает взгляд потемневших глаз вниз. Чонгук под ним разгорячённый, почти раскалённый. Кожа блестит от испарины. Медовая, солёная от пота, мягкая. На ней метки от ногтей и губ Юнги. На ней шрамы от пуль и острых лезвий ножей. Чуть склонившись вперёд, Мин со смешком оглаживает щёку тут же начавшего льнуть к его ладони мужчины и спускается касанием ниже. Оглаживает мощную шею, дёргает за стальную цепочку на шее и скользит пальцами по солнечному сплетению, оставляя красноватые борозды от ногтей. Спускается до самого пупка, обрисовывая ямку по кругу, а после резко двигает задницей на чужом члене и выкручивает соски младшего до боли. Чонгук бьётся затылком о спинку кровати, когда с громким стоном запрокидывает голову. Дёргает бёдрами, толкаясь в мягкие влажные от пота и его собственной смазки, размазанной по раскрасневшейся коже, ягодицы. Он выглядит нуждающимся. Выглядит слабым. Выглядит податливым. Юнги приходит в больной восторг, когда Чонгук вновь поднимает на него поплывший взгляд и облизывает искусанные губы. - Пожалуйста... Шёпот едва слышный, хриплый. Умоляющий. У Юнги расширяются зрачки и твердеют соски от скакнувшего возбуждения. У Чонгука дёргается член, набухший, горячий, мокрый, и Юнги ощущает, как влаги между ягодицами становится ещё больше. Злиться на беспечного идиота, принявшего и выпившего напиток от разукрашенной шлюшки их клиента, встреча с которым закончилась около двух часов назад, уже не получается. Разумеется, Чонгук ещё ответит за потерю бдительности, но этим Юнги займётся чуть позже. Сейчас же младший подвергается совсем иной пытке. Он такой уязвимый и чувствительный из-за подсыпанного в алкоголь наркотика. Совершенно шальной и реагирует на всё, будто оголённый провод бьётся током. Дрожит, ёрзает, шумно дышит и делает всё, чтобы продолжать тереться о Юнги, касаться его, дышать им. В воздухе терпко пахнет потом, одеколоном, разлитым из разбившейся бутыли, слетевшей с комода, коньяком. У Юнги кружится голова, когда он накрывает Чонгука своим телом и ведёт носом по его виску, слизывает широким мазком языка крупные капли пота. - Пожалуйста... Просить и умолять - это всё, что может сейчас Чонгук. Он не связан, и его руки и ноги не зафиксированы, но Юнги отдал ему приказ не двигаться и не сметь касаться себя или его, и Чонгук слушается. Он уже не тот крикливый желторотик, каким был когда-то. Прошло четыре года, и Чону уже тридцать. Красивый невероятно обаятельный молодой мужчина с чарующей улыбкой и холодным расчётливым блеском в глазах. Чонгук теперь носит только чёрное, постоянно обвешан оружием с ног до головы и больше не скрывает свою адреналиновую зависимость. Юнги с ума сходит, когда после очередной зачистки бывший поборник закона, а ныне его личный телохранитель и киллер семьи Мин падает перед ним на колени, нетерпеливо шаря покрытыми кровью ладонями по молочным бёдрам, и жадно отсасывает. Давится слюной, воздухом, спазмами в горле, но пропихивает член себе в глотку, утыкаясь носом в лобок, и рычит едва слышно, дико, мурчит удовлетворённо, отчего у Юнги мозги отключаются, колени подкашиваются и яйца поджимаются до боли. - Ты поступил глупо, Чон Чонгук. Ты потерял бдительность. Ты не удостоил вниманием осадок на дне стакана. Почему я должен быть снисходительным? Тебя едва не вырубило на месте. Будь наш клиент хоть немного заинтересован в предательстве, мы могли влипнуть в крупные неприятности по твоей вине. Знаешь ли, отбиваться от чьих-то крыс и тащить твою бетонную тушу на себе не так-то просто. Повезло, что Джинхо всегда был на нашей и только на нашей стороне. За подсыпанную тебе в благих намерениях ради расслабления наркоту его ждёт всего лишь отрубание кисти. - Я ему горло перегрызу собственными зубами, только сделай что-нибудь, - хрипло выдыхает Чонгук и вновь толкается бёдрами в прижатые к ним ягодицы. Юнги уступает лишь потому, что собственный член болезненно ноет вот уже как пятнадцать минут, если не больше. Дразнить Чонгука интересно, и Мин мог бы заниматься этим ещё целый час, но собственное возбуждение уже вызывает лёгкую тошноту, подкатывающую к горлу. Слюна солоноватая и вязкая, клейкая, забивающая горло. В полумраке комнаты мерещатся алые всполохи. В глазах Чонгука мольба о большем мешается с подступающим животным безумием. Приподнявшись над его бёдрами, Юнги опускает взгляд вниз и усмехается. Член Чонгука влажный и липкий. От ягодиц к нему тянутся прозрачно-молочные нити естественной смазки. Её так много, что это даже вызывает волнение. Юнги хочет наказать своего дурного кролика, но не хочет причинить ему настоящую боль. Чонгук перевозбуждён. Головка его члена бордовая, и Юнги смещается вниз, проводит по ней языком в лёгкой ласке, попытке смягчить мучительную боль от сильного возбуждения. Чонгук шипит и сжимает пальцы в кулаки. Но послушно разводит согнутые в коленях ноги, когда Мин похлопывает его по бедру. В растяжке нет особой нужды. Они занимались сексом всего несколько часов назад, когда Чонгук вернулся с очередного задания, да и лёгкая боль немного отрезвит одурманенное сознание младшего, но Юнги всё равно не жалеет смазки, растирая её по ноющему члену и анусу Чонгука, проталкивая внутрь пальцы и оставляя прохладную полужидкую субстанцию внутри. К тому моменту, когда он медленно проталкивается в жаркое жадное, будто засасывающее его нутро, Чонгук уже ничего не видит и даже не слышит. Взгляд его совсем пустой и мутный. Распахнутые губы хватают жаркий воздух, но это не приносит никакого облегчения. Юнги почти ласково поглаживает младшего по лицу и груди, бёдрам. Взгляд его стекает с раскрасневшегося лица на бёдра Чона, пачкающий смазкой лобок подрагивающий член и яркий рисунок татуировки на ляжке. Даже спустя время гремучник всё такой же яркий. Из-за влажной кожи чешуя кажется настоящей, переливающейся, и Юнги оглаживает рисунок пальцами, впивается ими жадно в горячую нежную тонкую кожу, отчего Чонгук стонет, сжимается внутри и прогибается в спине, дёргая бёдрами. - Пожалуйста... Последняя просьба, и большего Юнги не надо. Чонгук ходит по грани отключки. Он почти не осознаёт себя в пространстве, иначе Мин не может объяснить этот неясный порыв, когда Чон хватает его за руки и тянет на себя, переплетая их пальцы в крепкие замки. Обычно их секс сумасшедший, грубый, неистовый. До постели они добираются крайне редко, собирая все столы, тумбы, стены и полы по пути. Один раз Юнги трахнул Чонгука на лестнице, перегнув через перила и лишь едва приспустив с его задницы джинсы. До постели они добрались в последний раз месяцев семь назад. Впрочем, обоих это не волнует. У них не любовь и не ванильная нежность друг к другу, чтобы трахаться на мягкой перине с пахнущей персиками смазкой. У них маниакальное желание владеть друг другом, больная зависимость и грызущее изнутри собственничество, подстрекающее убить любого, кто пускает слюни на то, что ему не принадлежит. Юнги придушил проститута, посмевшего опустить ладонь на бедро Чонгука. Чонгук выколол глаз одному особо наглому посреднику, что посмел пялиться масляным взглядом на задницу Юнги. Два больных ублюдка. Так их называет Сокджин, морщась в отвращении: не то притворном, не то настоящем. «Он недалёк от истины», - мысленно ухмыляется Юнги и присасывается губами к шее Чонгука, оставляя на ней яркую красную метку, что вскоре расцветёт фиолетовым, жёлто-коричневым и синим. Двигаться в такой позе, когда руки вытянуты вперёд, а грудные клетки почти склеены из-за пота, не совсем удобно, но Юнги не нужно много, чтобы кончить, а Чонгук под ним изначально готов был кончить даже от простого дуновения холодного воздуха на член. Мин вжимается в крепкое подтянутое тело, плавящееся под ним воском, и резко толкается бёдрами. По спине бегут мурашки, когда Чонгук обхватывает его ногами и давит пятками на ягодицы, заставляя быть с собой более грубым и напористым. Из-за этого приходится выпутать ладони из чужих пальцев. Юнги отклоняется назад, опирается руками по обе стороны от головы Чонгука и начинает наконец двигаться так, как ему нравится. Хриплое сбитое дыхание становится не слышно за громкими пошлыми шлепками кожи о кожу. Чонгук стонет, скулит и жадно целует, облизывает запястье левой руки Юнги. Ластится до тех пор, пока Мин не зарывается пальцами в его волосы, не дёргает их у корней, не скребёт затылок, отчего у Чонгука пальцы на ногах поджимаются, и прогибается поясница. Жестокий кровожадный киллер. Безбашенный ублюдок под стать своему повёрнутому на крови хозяину. Юнги и Хосок на пару сделали всё, чтобы выбить из головы Чонгука лишнее и привить ему хотя бы часть взглядов и суждений мафии. Но Чонгук чёртов упёртый баран, что сам себе на уме. Юнги даже спустя несколько лет доверительных тесных отношений и совместной работы не может сказать, о чём порой думает младший. Однако это не так важно, пока тот отдаёт всю власть ему в руки. Пока позволяет доминировать над собой. Пока наслаждается тем, что Юнги раз за разом берёт над ним верх. И сейчас он под ним. Жадный, жаждущий и открытый. Распахнувший всё своё нутро. Предлагает и тело, и душу, и сердце. Скулит, ёрзает, напрашивается на царапины на груди, новые метки на шее и жадные пальцы, оставляющие синяки, на ляжках. Сам хватается за руки Юнги. Сам спускает их на свои бёдра. Проводит пальцами по татуировке и смотрит мутным взглядом из-под ресниц. Всем своим видом показывает, кому именно принадлежит. У Юнги от такого Чонгука переворачивается нутро. Сперма заливает живот Чонгука уже через несколько минут. Юнги размазывает густые потёки по лобку и низу живота, загоняет капли в ямку пупка, чтобы вскоре после этого толкнуться в жаркое нутро ещё несколько раз и выйти, кончая на раскрасневшиеся от шлепков ягодицы. Член Чонгука всё ещё напряжён, и Чон нисколько не заслужил поощрение этим вечером, однако Юнги всё равно вновь берёт тюбик со смазкой. Когда сбито дышащий Чонгук приподнимается на локтях и жадноватым взглядом прослеживает его тонкие жилистые пальцы, скользнувшие между молочными ягодицами, его член дёргается, выталкивая из себя ещё несколько капель спермы вперемешку с естественной смазкой. Ему мало одного захода, и в любой другой раз Юнги отослал бы младшего удовлетворять себя в душ, чтобы неповадно было отключать мозги во время выхода в свет, но сейчас ему этого делать не хочется. Может, потому что во взгляде Чонгука, направленном на его тело, сладкий голод. Голод зависимого от него дикого животного. Может, потому что Чонгук касается его бёдер дрожащими влажными пальцами с таким видом, таким трепетом, с каким верующие обычно целуют свои кресты и иконы. - Ты позволишь мне? - спрашивает с жаркой надеждой, но как будто неуверенно и даже робко. - Только сегодня - со смешком отвечает Юнги. И вновь усаживается на чужие бёдра, но на этот раз не для того, чтобы мучить парня. В этот раз Юнги медленно насаживается на член Чонгука и начинает плавно на нём двигаться, прожигая младшего взглядом из-под ресниц. Мин не так часто позволяет Чону брать себя. Из них двоих он доминирует и задаёт курс их отношениям. Чонгук совсем не против, и это лишь упрощает ситуацию. Он может напирать. Может зажимать. Может несдержанно касаться, сжимать ягодицы и прижимать к стене, вклинивая бедро между ног, настойчиво целуя. Но они оба знают, кто из них хозяин положения. Кто из них хозяин Чонгука. Всегда. Однако иногда Юнги позволяет Чонгуку взять себя. Хотя Чон не раз насмешливо замечал, что это не он трахает Юнги, а тот трахает себя его членом. Не лишено смысла с учётом того, что Юнги всё равно всегда сверху и полностью руководит процессом. Это что-то вроде награды. Вроде поблажки, послабления. Иногда Мин просто чувствует, что им двоим это необходимо, и позволяет Чонгуку подобную вольность. Хотя глубоко внутри он признаёт, что ему просто льстит жадный взгляд Чонгука, его полные трепета прикосновения и восхищение его телом. Чонгук может часами зацеловывать его шею и ключицы, грудную клетку. Может долго и мучительно ласкать бёдра, обрисовывая пальцами татуировку гремучника и медленно, сладко отсасывая. Чонгук вообще любит, когда его рот занят. Конфеты, чупа-чупсы и прочие леденцы постоянно мелькают между его губ, и когда Чонгук дорывается до члена Юнги, это превращается в настоящую пытку. Вот и сейчас он вылизывает шею Юнги, покусывает хрящик его уха и мочку, оттягивая серебряное кольцо серёжки зубами. Тычется носом за ухом, притирается всем телом и крепко удерживает за бёдра, раз за разом помогая приподниматься на его члене и опускаться вниз. В какой-то момент Юнги позволяет ему перевернуть себя на спину и двигаться так, как хочется. Чонгук срывается на низкие стоны, пока толкается в него, вбивается, втирается всем телом, и Юнги прикрывает глаза, кусая губы, прогибаясь в пояснице и ощущая привычные прикосновения на талии, бёдрах и ляжках. После Чонгук опускает ладонь на его вновь налившийся кровью член и начинает надрачивать в такт толчкам. Они кончают почти одновременно, и Юнги с ленцой размазывает свою сперму и сперму кончившего ему на живот Чонгука по коже, пока тот не плюхается прямо на него, утыкаясь лицом в шею и просовывая ладони под спину, сгребая в медвежьи объятия. Он липкий, тяжёлый, слишком горячий и пропахший потом. Их грудные клетки и животы, перемазанные в сперме, опять противно слипаются, но Юнги не отталкивает младшего. Зарывается пальцами в его сырые волосы, ерошит их на затылке и прикрывает глаза. Дело ли в сексе или в том, как Чонгук якобы незаметно оставляет парочку поцелуев на его кадыке, но наваливается непривычное спокойствие и нега. Разлёживаться некогда, ведь уже через пару часов им нужно будет выезжать в очередной заброшенный порт, чтобы принять партию героина из Китая. Юнги знает, что не обойдётся без крови, и они с Чонгуком опять зажмутся в каком-нибудь провонявшем рыбой и гниющими водорослями углу, разрывая рубашки друг друга окровавленными руками и разгрызая губы животными поцелуями, но сейчас всё это не волнует. Сейчас хочется лишь пролежать так рядом с тёплым льнущим младшим целую вечность. Однако Юнги всё ещё помнит, почему они здесь, и потому звонко шлёпает младшего по голой ягодице, впиваясь в неё ногтями под шипение Чона. - В следующий раз за такую херню сломаю тебе пальцы. Чонгук с ленцой бормочет что-то, похожее на «хотел бы я на это посмотреть, тебе это не выгодно», и Юнги почти восхищает чужая наглость. Но, усмехнувшись, он ничего не отвечает. Все угрозы будут пустыми. Чонгук прав. Юнги невыгоден киллер со сломанными пальцами. С другой стороны, Чонгук и сам давно не идиот. Больше он такой ошибки не допустит, и это всё, что Юнги нужно знать. Верный кролик никогда его не подводил. Мин уверен, не подведёт и в будущем.

|End|