Uninvited

7. Обсидиан;

Чонгук не очень понимает, почему все вокруг так нервничают, но всё равно не может перестать грызть ноготь указательного пальца, чем изрядно бесит сидящего рядом Минхёка. Ещё минуту назад мужчина нарезал круги по гостиной, и утихомирить его смог лишь Сокджин, приказавший затихнуть, если Хёк не хочет, чтобы ему выбили коленные чашечки, и теперь нервничающая тень могла лишь притопывать ногой и коситься на часы. С момента приезда Ёнгука прошло всего полчаса, но ни единого звука за это время не послышалось со стороны кабинета, и Чонгук уже не раз успел подумать о том, что повода для беспокойства нет, однако всё равно не смог угомонить разрастающуюся внутри тревогу. Предостережение Чимина, его разговор с Сокджином и сам Ким, сверлящий немигающим взглядом - всё это заставляло натянутые нервы звенеть, ведь нет ничего хуже непонимания ситуации.

- Мне стоит пойти и проверить, что там происходит, - резко поднялся с кресла Минхёк, но не успел и шагу сделать, заслышав ледяное «сядь».

Сокджин посмотрел так, что желание перечить отпало даже у не собирающегося это делать Чонгука, и Минхёк тут же упал обратно в кресло, нервно облизываясь и стуча пальцами по колену. Неизвестность пугала, тиканье часов казалось слишком громким в воцарившейся тишине, а ещё Чонгуку казалось, что он слышит скрипку. Заунывный плач инструмента доносился откуда-то со стороны кабинета, и Чон лишь надеялся, что это никак не относится к фразе «помирать так с музыкой».

«Да почему тебя это вообще волнует?», - спросил внутренний голос, и парень передёрнул плечами.

Хороший вопрос, почти риторический. Чонгук понятия не имел, просто чувствовал нависшую над загородным домом Юнги грозовую тучу и не мог не думать о том, что частично виноват в её появлении. Да и сверлящий взгляд Сокджина был красноречивее некуда. Ким явно винил его в происходящем. Чонгук прекрасно помнит его слова, кинутые Чимину, но не до конца понимает, что всё это значило. Чонгук не глупый, нет, и знает, что если бы не полез к Юнги в своё время, ничего этого бы не было. Возможно, был бы жив Джису, возможно, состоялась бы облава, и Юнги поймали бы за руку. Если бы Чонгук не вмешался, у него не возникло бы конфликта с Довоном, и тот бы не стал угрожать клану Мин, после оказываясь на месте Джису. Если бы Чонгук не влез во всё это дело, сейчас у Юнги не было бы никаких проблем, и Бан Ёнгук, имя которого почему-то никто не любит упоминать вслух, не находился бы под крышей этого дома. Но в то же время Чон совсем не понимает, отчего поднялось столько шума, а просвещать его никто не собирается, и это настолько же раздражает, насколько бесит вся эта таинственность.

- Чёрт.

Сокджин неожиданно подскакивает с дивана и достаёт из кармана брюк телефон. Через секунду он уже держит его у уха, дожидаясь ответа, а после облегчённо выдыхает, и Чонгук понимает, что ему ответили.

- Тэхён, включи камеры в кабинете Юнги и посмотри, что там происходит. Что значит «нельзя»? Это чёртов приказ. Нет... Я сказал, нет, ты обязан... Блять, если ты сейчас же...

Видимо, звонок обрывается, потому что телефон летит в стену и разбивается. Одновременно с этим из кабинета слышится грохот, и Минхёк тут же срывается с места, на ходу доставая пистолет. Сокджин срывается следом, шипя под нос проклятия, а Чонгук... Чонгук медленно поднимается с кресла и оборачивается к выходу.

«Беги отсюда!», - вопит внутренний голос, и Чонгук даже делает шаг в сторону дверей, пользуясь тем, что вокруг никого нет, а после застывает, услышав выстрел.

Всё внутри тут же замирает, а после сердце начинает биться в два раза быстрее. Чонгук чувствует всплеск адреналина, чувствует, как нутро вопит об опасности и о том, что нужно уносить ноги, но не может и шагу больше сделать к выходу. Взгляд его судорожно скользит по просторной гостиной в попытке найти какое-нибудь оружие, но, разумеется, никто волшебным образом не забыл свой пистолет на кофейном столике. Понимая, что это безумие, вспоминая слова всё того же Юнги о собственной любви лезть в пекло, подставляя всем вокруг незащищённую спину, Чонгук всё равно бесшумной тенью проскальзывает в коридор и крадётся к двери, ведущей в кабинет. Снаружи никого нет, никто не сторожит дверь, и от этого желудок делает кульбит. Раз никого нет на стрёме, значит, находящиеся внутри люди верят или знают, что их не посмеют потревожить. Вспоминая, как Минхёк заскрежетал зубами и как побелел Джин, заслышав невинное «да почему вы так боитесь этого Ёнгука?», Чонгук передёргивает плечами и закусывает щёку изнутри, слыша в голове предостережение Чимина.

«Бан единственный, кто стоит выше Юнги, и тому приходится держать перед ним ответ» - шелестит чужой голос в памяти.

Картинка складывается медленно, нехотя. Чонгуку не хватает данных, а ещё отвлекает мысль о том, что в архиве участка на семью Бан слишком мало информации. Эта семья настолько неуловимая и хитрая или же настолько влиятельная и опасная? Судя по происходящему, скорее второе, если не всё вместе. Инстинкт самосохранения, который у Чонгука вопреки всеобщему мнению присутствовал, вопит о том, что его хозяин совершает глупость, за которую в этот раз действительно может поплатиться жизнью, но Чон всё равно подбирается к двери вплотную и заглядывает в щель, радуясь тому, что дверь закрыта неплотно. Наверное, этим просто не озаботились, когда Сокджин и Минхёк ворвались внутрь, ведь никто не знал о том, что в доме присутствует ещё и Чонгук.

Не так уж всё и страшно, это Чонгук понимает, когда осматривает кабинет настолько, насколько позволяет угол обзора. Внутри всего пятеро незнакомцев, один из которых тот самый Бан Ёнгук, его фотографии Чонгук видел в архиве. Двое из его людей удерживают в стороне Сокджина и Минхёка, заломив им руки за спины. На полу валяется выбитый у Минхёка пистолет, возле криво стоящего стола блестят осколки разбитого стакана. Взглядом Чонгук судорожно ищет Юнги и находит. Мужчина стоит чуть в стороне, его загораживает мощная фигура Бана, поэтому Чонгук и не замечает его сразу, а когда замечает, то нервно закусывает губу. У Юнги щека налита красным, разбиты губы и течёт кровь из носа, марая бледную кожу и ткань фиолетовой рубашки. Чонгук мельком смотрит на стол и вполне живо представляет, как Бан бьёт наотмашь по чужому лицу и Мин отшатывается, налетая на стол, из-за чего тот с грохотом, который они и услышали из гостиной, отъезжает в сторону. Судя по тому, что трупов в комнате нет, выстрел, который он услышал, был пустышкой, и это не может не радовать, ведь наличие мёртвых тел всегда повышает градус.

- Ты ведь не думаешь, что я поверю тебе на слово, верно? Тебе, твоим прихвостням или предоставленной твоими людьми информации, которую вполне можно подделать?

Из-за продолжающей играть музыки Чонгук плохо слышит чужие слова, но зато прекрасно видит, как Бан цепляет пальцами небольшой металлический крест, висящий на чужой шее, и тянет Юнги на себя, нависая над ним, смотря сверху вниз. У Чонгука от этой картины пальцы в кулаки сжимаются, а внутри вдруг неожиданно просыпается восхищение. Глупое чувство и совсем не вовремя, но Чонгук действительно не может не восхититься тем, как холодно Юнги смотрит на Ёнгука, как мастерски удерживает на лице безэмоциональную маску, как без страха подходит вплотную, запрокидывая голову и оставляя беззащитной шею. Мин не боится его, и это не просто напускная бравада. Мужчине действительно плевать, свернёт ли Ёнгук ему шею или прострелит ему руку, чтобы понаблюдать за его конвульсиями. Хотя Чонгук почему-то уверен, что, даже цепляясь пальцами за рану с хлещущей из неё кровью, Юнги будет продолжать смотреть на Бана всё так же пристально и вместе с тем тяжело, не мигающе. В голове сокджиновым голосом «мы не псы, а змеи», а память услужливо подкидывает увеличенную фотографию чужой печатки, на которой изображён техасский гремучник. Что ж, Джин был прав, и Чонгук ёжится, осознавая, как сильно Юнги, смотрящий на Ёнгука, похож на эту самую змею, следящую за каждым движением, за каждым вздохом другого существа.

У Чонгука этот взгляд и всё поведение Юнги в целом вызвало незваный приступ уважения. У Ёнгука, судя по всему, приступ злобы. В мгновение ока Бан достал из-за пояса пистолет и прижал его ко лбу Юнги, вжимая дуло так сильно, что оно вмялось в кожу и явно оставит после себя округлый синяк.

- Слишком много на себя берёшь, Юнги, - сказал Ёнгук и снял пистолет с предохранителя. - Становишься, как твой отец. Кажется, именно из-за ненависти к нему когда-то ты пришёл ко мне. Мы заключили сделку, и всё это время ты честно выполнял условия, заняв его место, но в последнее время я тобой недоволен.

- И что же тебя не нравится? - хрипло спросил Юнги, и Чонгук вздрогнул, когда вместе с тем в колонках взвизгнула скрипка. - То, что я наконец-то взялся за чистку среди копов? То, что я убрал ублюдка Джису, начавшего снова копать под мой клан? Или что я избавился от Довона, который слишком много позволял себе в последнее время? Уж прости, но защищать клан моя прямая обязанность, а пополнять счёт этой свиньи собственными деньгами в обмен на молчание я не собирался, это ниже моего достоинства. Довон полез туда, куда не следовало, и я устранил угрозу. Оказал услугу всем остальным кланам и твоему в том числе, лишив вас головной боли, успевшей свалиться только на меня.

- Я должен тебя поблагодарить? - усмехнулся Ёнгук, и пистолет в его руке скользнул ниже, замирая дулом на переносице мужчины. - За что? За то, что ты разворошил их гнездо? За то, что они сейчас начнут мстить? За то, что теперь придётся опять с основных каналов сбыта переходить на подпольные, что в разы затягивает поставку товара? За то, что придётся снова налаживать связи с легавыми? Говоришь, что сделал нам всем одолжение, но у тебя нет никакого подтверждения твоим словам. Смеешь заявлять что-то о своём достоинстве, только что от него проку, если мой пистолет сейчас прижат к твоей голове? Я вышибу тебе мозги, Мин Юнги, которыми ты перестал в последнее пользоваться, и что тогда станет с твоим достоинством?

- Я должен умолять тебя о пощаде? - расплылся в ответной ухмылке Юнги и подался вперёд, налегая на дуло пистолета, и во взгляде его вспыхнуло безумное пламя. - А не слишком ли много ты возомнил о себе и своей семье, Ёнгук? Тебя от меня отличает лишь большее количество связей и наличие собственной территории в Японии, но в целом ты ничем не лучше остальных. Что будет с моим достоинством, когда ты вышибешь мне мозги? Оно останется, Бан Ёнгук, и все будут это знать, чувствовать. Все, начиная с самой жалкой крысы моего клана и заканчивая верхушкой, будут вспоминать меня с благоговением, потому что я единственный из всей вашей зазнавшейся элиты не побоялся сделать ход первым. Перемирие с копами? Договоры? Связи? У нас нет ни одного своего человека среди них, мы лишь отстёгиваем им деньги за молчание, и знаешь, что? Меня это заебало.

Из-за молниеносного движения Юнги вздрогнули все присутствующие, а Чонгук так и вовсе чуть не ввалился в комнату, лишь в последнюю секунду успев зацепиться за дверной косяк и восстановить равновесие. Юнги же было плевать на реакцию остальных, он притянул Ёнгука вплотную к себе, вцепившись в его галстук, и сладко улыбнулся, отчего запёкшаяся кровь на его губах треснула, покрываясь свежими рубиновыми каплями.

- Я не собираюсь больше платить им за молчание, Бан Ёнгук, - прошептал Юнги в чужое лицо, сверкая дикими глазами и слизывая кровь с разбитых губ. - Я убил Довона, своими руками порезал его на куски, отправляя остальным его руки, ноги, печень, сердце, язык и даже его мерзкие свиные уши. Я всем дал понять, что их ждёт, если не присмиреют, всем заявил о своих намерениях, но они ведь такие глупые, верно? Тупые и трусливые, способные нападать лишь скопом. Я их всех на кусочки порежу, всех до единого. Уничтожу всех прихвостней Довона, а после возведу на их места своих людей и буду править. И ты меня не остановишь, Бан Ёнгук, не сможешь мне помешать. Даже если вышибешь мне мозги, архив всё равно взлетит на воздух, а крысы будут валяться в канавах, залитые собственной блевотиной, желчью и кровью. Ты можешь отправить меня на тот свет, всегда мог, и мы оба это знаем, но я не уйду туда один, я утащу за собой всех, кого смогу зацепить, а таких немало. Возможно, среди них есть даже ты.

В кабинете повисает тишина, а после Ёнгук начинает смеяться. Смех его негромкий, бархатный, вливающийся патокой в уши, и если бы не вопли скрипки на заднем фоне, Чонгук бы мог сказать, что красивый. Но нет, в создавшейся ситуации чужой смех звучит зловеще, и от этого дрожь по позвоночнику. Чонгук смотрит на Юнги, видит чистое безумие в его взгляде и едва сдерживается от того, чтобы ворваться внутрь, встряхнуть за плечи и приказать перестать выводить этого психопата из себя. Но проблема в том, что его пришьют раньше, чем он сделает хотя бы шаг, и в том, что Юнги пугает в этой ситуации похлеще Ёнгука. Кажется, будто он тронулся умом и не осознаёт себя в пространстве, выпуская наружу лишь звериные повадки, а такого за плечи трясти Чонгук бы не рискнул. Такой Юнги ему собственными зубами руки отгрызёт.

- За это я и полюбил тебя когда-то, Мин Юнги, - протянул Ёнгук с вернувшейся на лицо усмешкой и слегка оттолкнул мужчину от себя тычком дула пистолета в лоб. - Именно из-за этого когда-то я и пошёл на сделку с тобой, из-за этого помог избавиться от проблем после смерти папаши и дал большую свободу действий, чем другим. Ты очень интересный, Мин Юнги, в своём стремлении бороться за устои мафии и заставить всех понять, что копы лишь грязь под ногами. Ты радеешь за нас и нашу принадлежность, бесишься из-за того, что мы вынуждены прятаться и перемещаться по тени, лебезить перед копами. Ты как дуновение свежего ветра среди всех нас, готовых платить, но не желающих действовать. Это забавно, и мне это нравится. Вот только даже в мире мафии ты обязан подчиняться, и дело не в том, кто из нас сильнее и влиятельнее. Когда-то я взял твой клан под защиту и именно поэтому ты обязан отчитываться передо мной сейчас. Это тоже дань традициям или именно об этой стороне медали ты решил выборочно забыть? Не получится.

- Именно здесь ты должен картинно заломить руки и слёзно запричитать о том, что пригрел змею на своей груди, - ухмыльнулся Юнги и послушно отклонился назад, когда пистолет сильнее вжался в его лоб. - Вот только ты тоже не можешь этого сделать, потому что с самого начала знал о том, кого собирался пригреть. Ты ведь так и сказал мне тогда, верно? Что никогда не будешь полностью доверять человеку, способному на убийство родного отца.

- Я бы с радостью окунулся в ностальгию, но у меня сегодня ещё чертовски много дел, и не могу не упомянуть, что возникли они благодаря тебе, - прервал чужое передразнивание Ёнгук, и взгляд его разом потяжелел. - Игры кончились, Юнги. Собираясь сюда, я до последнего надеялся, что у тебя была весомая причина для столь опрометчивого поступка и есть хоть какие-то доказательства чужой вины, но ты меня разочаровал. Надеюсь, на том свете ты не будешь держать на меня зла.

Чонгук видит происходящее будто со стороны. Вот Ёнгук сильнее сжимает рукоять пистолета, вот Минхёк резко дёргается, за что получает под дых, вот Сокджин тоже начинает дёргаться в попытках вырваться, а вот он сам, Чонгук, вваливается в комнату, из-за чего дверь с грохотом врезается в стену. Взгляды всех присутствующих тут же обращаются к нему, один из людей Ёнгука в мгновение ока оказывается рядом, прижимая дуло пистолета к виску, но Чонгук на адреналине не замечает этого, судорожно вскидывая руку с зажатым в ней телефоном.

- У меня есть доказательства. Я случайно подслушал Довона и смог записать часть разговора на диктофон. Там есть и про облавы, и про то, как Довон собирался стравить мафиозные кланы, и про сбыт краденого у вас товара кинутым поставщикам по завышенной цене. Эта запись настоящая, я сам её сделал, и вы можете это проверить. Ведь можете?

В повисшей тишине лишь мелодичные переливы скрипки и тяжёлое дыхание Минхёка. Спустя пару мгновений слышится невнятный звук со стороны закрывшего глаза Сокджина. Чонгук замечает это мельком, не понимает, как стоит трактовать этот жест, и вновь обращает взгляд на Ёнгука. Тот щурится, медленно осматривает его с ног до головы, как хищник, оценивающий качество свежего мяса, а после кивает своему человеку. Дуло у виска даже на миллиметр не смещается, пока его хозяин вырывает из руки Чонгука телефон и ищет нужную запись, и парень старается лишний раз не двигаться, чтобы не спровоцировать выстрел. Ожидание не затягивается, и вскоре все слышат голос Довона. Запись не лучшего качества, некоторые слова проглатываются посторонними звуками, но в целом шестиминутная аудиодорожка подтверждает правоту Юнги для всех присутствующих.

- Ну вот, - зачем-то говорит Чонгук, когда запись заканчивается, и не может подавить дрожь, прошитый ледяным взглядом Бана.

Тот какое-то время сверлит его взглядом, а после оборачивается к Юнги. Дуло его пистолета медленно сползает со лба мужчины по его носу к губам, и Чонгук давится воздухом, дёргается в удерживающих руках, когда Юнги спокойно размыкает багровые от запёкшейся крови губы и позволяет дулу проникнуть себе в рот. Это дико и мерзко, но в том, как Юнги продолжает смотреть Ёнгуку в глаза, как расслабляются его плечи, и опускается рука, цепляющаяся за чужой галстук, Чонгук считывает неожиданную податливость. Он совершенно не понимает, что происходит, может лишь пялиться на развернувшуюся картину и гулко сглотнуть, когда Бан медленно вынул дуло из чужого рта, и розовый язык прошёлся по губам, собирая вязкую слюну.

- Что ж, тебе повезло, - негромко сказал Ёнгук и отступил, опуская руку с пистолетом. - Ты снова вывернулся, Юнги, но лучше бы тебе больше не злить тигра. Со всеми последствиями своего поступка разбирайся сам. Делай, что хочешь, но уладить возникшие проблемы ты обязан. Любыми способами. Я даю тебе неделю и не днём больше. Отсчёт начнётся завтра. Приятного вечера.

Кабинет пустеет настолько стремительно, что Чонгук даже не улавливает тот момент, когда его перестают удерживать. Сокджина не держат ноги, и он едва успевает сесть на диван, чтобы не осесть на пол. Минхёк потирает отбитые рёбра и материт чужих шестёрок, на чём свет стоит, а сам Чонгук замирает под пристальным взглядом Юнги. Тот смотрит на него этим своим змеиным взглядом, которым до этого смотрел на Ёнгука, а после промаргивается и отходит к столу. Новый стакан в руке, со звоном ударяется горлышко бутылки с виски о его грань, а после мужчина падает в кресло, расслабленно в нём растекаясь, и закрывает глаза.

- И избавлением от горестей мы бываем обязаны также гордости и предубеждению.

Губы Юнги расплываются в едва заметной улыбке. Задушено не то всхлипывает, не то стонет Сокджин. Чонгук ловит себя на мысли, что опять ничего не понимает. Мысль эта, к слову, начинает его изрядно бесить.

-to be continued-