реквием

ракушки омывает прибой

Намджун потер глаза и сел на постели, свесив ноги вниз. По комнате ходил неприятный холодок, проникающий через приоткрытое на ночь окно. Полы штор медленно подметали пол, то прижимаясь к стеклу, то взмываясь ввысь. Альфа передернул обнаженными плечами и поднялся с кровати, почувствовав, как скрипнули пружины. На тумбе стоял остывающий чай, в котором плавали лепестки ромашки, а возле кружки, на тарелочке, лежали два печенья с изюмом. Намджун улыбнулся уголком губ и натянул через голову белую майку, заштопанную слева на груди, а сверху клетчатую рубашку. Он взял в руки чашку с чаем и печенье, откусив небольшой кусочек. Как и ожидалось, Тэхен добавил слишком много соли, и печенье получилось слишком горькое. Но для Намджуна все равно вкуснее печенья нет. Он подошел к окну, выглядывая со второго этажа. Тэхен стряхнул папину белую рубашку и повесил ее на веревку для белья, зацепив прищепкой.

— Солнце только встало, а мой сын уже давно на ногах, — крикнул Намджун, чтобы сын услышал. Его светлая макушка показалась над висящей рубашкой, а после тот улыбнулся. — Ты почему так рано? — вскинул альфа брови, облокотившись локтями о подоконник. — Еще спать и спать, а ты уже и завтрак приготовил, и белье перестирал.

— Не могу уснуть, — ответил Тэхен, разглаживая простынь, уже висящую на веревке. — И как оказалось, встречать рассвет очень вдохновляет, поэтому я сделал тебе наивкуснейшее печенье.

— Ага, наивкуснейшее, — усмехнулся Намджун.

— Рад, что тебе нравится, — улыбнулся омега и поднял пустой алюминиевый тазик с земли, прислонив его к бедру. — На самом деле я думаю о вашей встрече с Юнги... Я так волнуюсь. Как думаешь, он согласится? — с надеждой спросил он, смотря на папу, который смотрел на него через открытое окно. Намджун спокойно отхлебнул чай и пожал плечами.

— Не знаю, сынок. Он ненормальный, от него всего ожидать можно.

Тэхен заулыбался, потому что в папином голосе послышалась искренняя теплота. Омега не слепой и далеко не дурак, он видит, что папа заинтересовался этим диковатым бетой. Да Тэхен и сам ходит, погруженный в мысли только о том, как пройдет их встреча и примкнет ли Юнги вместе с Гююн к их общине. Всю ночь он лежал, подложив локоть под голову, и смотрел в потолок. Его мысли вновь и вновь возвращалась к небесно-голубым глазам, которые прожигали его заинтересованностью и одновременно предостережением. Они с Юнги, наверное, ровесники, но Тэхен рядом с ним чувствует себя намного взрослее и ответственнее, потому что Юнги... Он просто нереальный. Тэхен таких не видел никогда в жизни, и дело тут не в его внешности. То, как он себя ведет, как реагирует на окружающий его мир, — все это заставляет сердце Тэхена трепетать. Он всегда был подвержен приступам необходимого выражения заботы, а при виде Юнги все шаблоны разрываются на части. Этот ребенок такой испуганный и нуждающийся в любви, хотя, конечно, не скажет об этом никогда, и одновременно с тем непосредственный и бесстрашный. Он, черт возьми, его отцу угрожал — отцу! Тэхен внезапно рассмеялся с этой мысли, представляя, как Юнги машет перед ним пистолетом и угрожает убить. Он бы многое отдал, чтобы посмотреть на эту сцену.