Его (не)воображение

Ночь пятнадцатая

В то время, как влюблённый вампир со всех ног бежал по ставшему узковатым каменному туннелю в надежде убедить омегу из другой семьи отказаться от свадьбы и его старший брат с трепетом и некоторым волнением ждал его возвращения, Чимин очнулся в вновь неизвестном ему месте. На его плечи все также была неаккуратно наброшена шкура оленя, скрывающая его наготу. Омега чувствовал тупую боль в затылке, а потому при каждом вспоминании о ней, у него то белело, то стремительно чернело перед глазами. Он лежал на скамейке у самых ворот поселения и почему-то люди нисколько не обращали на него внимания. Они были странно одеты, в основном все были в длинных бледноватых или совсем тёмных хитонах, какие Чимин видел на страницах учебника по истории. Дома были в основном деревянными, некоторые преобладали каменистыми основаниями. Везде царила жизнь. Но жизнь эта была совсем не такой, какой представлялась. Народу было много, одни ходили с корзинками, полными продуктов и ягод, другие таскали на себе тяжёлые мешки, набитые строительными камнями и песком, и разных длин и ширин доски, третьи выделялись среди остальных тем, что с протянутыми руками, просили у прохожих денег или сидели, ожидая, пока какой-нибудь добряк не кинет им в в чашу или шляпу монетку.

— Тьфу ты, одни нищие, все скамейки позанимали! Сесть приличному человеку некуда, — кто-то ругнулся и сплюнул на землю ядовитую слюну.

Чимин оборачивается и видит перед собой старца, которому уже можно было дать семьдесят лет, с клюшкой, за конец которой он держался был скручён и напоминал форму сладости, какой дети украшают ёлку на Новый Год.

— Извините, пожалуйста, присаживайтесь, — Чимин резко встаёт, точнее принимает сидячее положение, отодвигается к самому краю, а потом даже встаёт на ноги.

Худой до безобразия старик в грязно-сером, бывшем голубым хитоне смерил его презрительно-недоверчивым взглядом, переступает с одной ноги на другую и медленно усаживается на обшарпанную скамейку, с которой уже давно слезла темно-оранжевая краска.
Местный накручивал на палец почти седую бороду с какой-то растерянностью, видимо, он никогда до этого не встречал, чтобы нищий, у которого, по сути, даже ночлега нормального нет, согласится сесть на занятую им скамейку. Его также смутило, что мальчишка этот выглядел не совсем по-нищичьи, хотя на нем и была единственная шкура, что скрывала его обнажённое тело.