Глава 16. Голос текста

114 12 6
                                    

На самом деле, я не рассчитывал увидеть Ивана в ближайший год, а то и два, может быть и вовсе не увидеть, так как началась война и он был погружен в нее, но некая удача для меня и наоборот для Союза помогла мне встретиться с ним уже ближайший месяц. Собственно, удачей сей было ранение, которое получил Союз в собственном, Блять, доме. Я не знаю, насколько нужно быть невезучим Союзу, а возможно, умным и просвященным в это дело Рейху, что бы зарядить снарядом в дом Союза. Ну, или же около него, точно я не знаю, слава всем тем, в кого верят. Союз же не рассказывал в своем письме куда попал снаряд, да и описал в письме немножко другое:

"Раннее раннее утро, я еще сплю, вот только-только заснул, потому что от нервов до этого заснуть не мог, как раздается резкий грохот. Сначала я даже глаза открыть не могу, будто попал в какой-то очень странный сон, где глаза мне зашили и смотреть через них уже не получается. В ушах звенит, но я не ощущаю толком ничего. Я уж подумал что все, поспал. На том свете одной ногой. Или половиной ноги? Через какое-то время прихожу в себя, медленно открываю глаза. Кухня горит, я валяюсь на полу ничком, какая-то часть одежды, похоже, тоже была не против пообниматься с огнем, по этому горела. Ничего не слышно, в ушах какой-то посторонний шум, я кое как выползаю из своего дома на землю, катаюсь по земле, пока не потухает огонь и, собственно, зову на помощь. Самое главное вроде кричу, а сам себя не слышу. Я уж думал, может я немым стал? Или все, оглох? Ору громче, я даже толком не знаю, получается ли у меня кричать, потому что не слышу, может быть я там хриплю и все, но попытки не оставляю, похоже, не зря.

Что было дальше уже подробно не помню, но пока меня вели до больницы, я был чуть ли не мертвым. Вот ничего не слышу, видеть стал как-то мутно, открываю глаза раз в час. В итоге, проснулся в госпитале. Руки целы, половинка ноги, похоже, стала короче. Везде какие-то царапины, синяки, голова перебинтована, но письма спокойно могу писать, тут уже ничего не мешает. Когда дойдет - точно не знаю, но если выкрутишься и найдешь возможность приехать ко мне, то я тебя жду. С места не двигаюсь и не потому, что не могу, а потому что жду. Буду рад нашей встрече больше, чем похоронам отца когда-то. Люблю тебя."

Приехать я был более чем рад, сначала даже начал собирать вещи, раздумывая о том, что одену на встречу с Союзом, что ему можно привезти, пока до моего отключенного из-за мечт о встрече слуха не донесся детский смех. Видимо, Союз, ударившись башкой, забыл про детей, когда предлагал мне приехать к нему. Или же рассчитывал на то, что я возьму их с собой? По моему им еще рановато, да и это огромный риск, а еще умирать от рук любимого не хочется. Это было бы очень романтично и подогревало мазохистскую часть меня, но если бы я хотел покончить с жизнью, я бы уже давно нашел способ получше, чем разгневать Союза. Наверное, для особо извращенных мазохистов подобный способ суицида был бы очень интересным и приятным, но я никак не относился к мазохистам в принципе. Возможно мне была приятна легкая боль, а может и подчинение, в каком-то роде, но любителем получения боли меня это все равно не делало. Хм, это что, я перед собой сейчас оправдываюсь, получается? Интересно, зачем мне понадобилось доказывать самому себе что я не мазохист и получать боль мне не нравится? Хм.. Может быть, я все таки ошибаюсь и боль мне на самом деле нравится, просто я не хочу это признавать? Звучит как пиздежь, да и слишком противно для правды, значит ею и не является.

Что ты делаешь здесь? Место, где живут истории. Откройте их для себя