Хроники расхитителей гробниц. Бурное море, скрытые пески (Daomu Biji)

Глава 30. На дне купальни

— Ты о чем? — спросил я, но он, пропустив мой вопрос мимо ушей, помчался вниз по лестнице. Если я хотел получить ответ, упускать его из вида было нельзя. Я должен был поспешить следом, сквозь густую завесу тумана. Мимо меня пробежал Толстяк, в мглистой тьме свет его фонарика замаячил путеводной звездой. А затем они с Молчуном исчезли.

В таком тумане я видел не лучше старика с катарактой. Глаза различали предметы не дальше, чем в футе от меня. Это было чуть ли не хуже, чем вообще ослепнуть.

— Я на дне. Тут рядом. Спускайся уже! — с облегчением услышал я голос Толстяка.

Раздался плеск от его шагов, и я побежал на звук. Внезапно ноги онемели от холода, а уже в следующую секунду я оказался по колено в воде. Итак, я стоял в тумане на дне так и не опустевшей до конца купальни. Придерживаясь за ближайшую стену, я пошел туда, где по моим представлениям находился Толстяк, и тут услышал его голос:

— Осторожней с дренажем. Дырки просто здоровенные.

Он был прав. В полу темнели похожие на чаши углубления, которые я старательно обходил, чтобы не сломать ногу. Впереди виднелся свет — там был Толстяк; его фонарик вел меня туда, где я окажусь в безопасности.

Вот в клубах пара проступили неясные очертания, и я настороженно, разве что не испуганно застыл.

— Да кончай уже тянуть. Иди сюда, — проворчал Толстяк. Он стоял рядом с четырьмя статуями обезьян в половину человеческого роста каждая. Те застыли в молитве, сидя на корточках на пьедестале. Все статуи оказались повернуты в разные стороны света. Я сразу понял, что это Обезьяны, успокаивающее море — их устанавливали на дне прудов и купален, чтобы отогнать злых водяных духов.

Статуи окружали крупную стелу футов в шесть высотой. Замерший рядом Молчун изучал ее самым внимательным образом.

Я подошел к нему.

— Что случилось? Что ты вспомнил?

Он указал на стелу, и я увидел, что спереди на ней выбита надпись из крошечных иероглифов.

— Что тут? — подбежал к нам Толстяк.

— Пара фраз, в которых говорится, что хозяин этой гробницы построил Небесный дворец, а вход в него спрятан в этом камне. Если между тобой и небесами есть связь, дверь отворится и приведет тебя туда.

— Ну и где эта дверь? — фыркнул Толстяк.

— Это может быть аллегорией, которую каждый истолковывает по-своему, — принялся я объяснять. — Совсем не обязательно, что здесь в буквальном смысле имеется в виду дверь, скорее — послание, которое приведет нас ко входу туда.

— Охренеть, — выругался Толстяк. — О какой надписи ты говоришь? Я ни шиша не вижу.

Я снова посмотрел на стелу и обнаружил лишь отполированную до блеска, точно кусок нефрита, поверхность без единого иероглифа.

— Естественно, теперь тут ничего нет. Сказано же, дверь только для тех, кто связан с небесами. Уж между вами-то что может быть общего?

Толстяк сплюнул и, наклонившись, принялся шарить в воде.

— Да мне плевать на небеса, лишь бы я с сокровищами был связан. Если тут что есть, я стопудово найду.

Я обернулся к Молчуну. Тот казался бледным, на лбу у него выступил пот.

— С тобой все хорошо? — спросил я, но он продолжал молча смотреть на стелу, словно что-то изучал, хотя я прекрасно видел, что теперь ее поверхность была совершенно пустой.

Толстяк издал вопль.

— Глянь, что нашел. — Он сжимал водолазные очки. С руки у него капала вода. — Зуб даю, кто-то уже побывал тут до нас.

— Когда Третий дядя выбрался из гробницы в первый раз, на нем не было никакого водолазного снаряжения. Может, это его. Что-нибудь еще там есть?

В ответ Толстяк вытащил кислородный баллон. Он попытался его проверить, но баллон оказался сломан, и он бросил его обратно в воду.

— Сплошные обноски. Никакого с них проку. Что за байда, спуститься сюда, рискнув жизнью, и нихрена не найти. Как по мне, пора валить. Тут все может снова затопить на раз. Нам тогда труба, даже если мы резко научимся летать.

— Наконец-то я слышу от тебя что-то разумное, Толстяк.

Я повернулся, чтобы взять за руку Молчуна, но того и след простыл. Я позвал его. Мне никто не ответил.

— Черт бы его побрал. Он точно призрак, то появится, то исчезнет. Голова от него уже болит, — заметил Толстяк, и сейчас мне совершенно не хотелось с ним спорить. Мы принялись искать. Хотя купальня была небольшой, туман оставался крайне густым. Найти его, съежившегося на корточках в углу, вышло далеко не сразу. Весь его вид кричал об отчаянии, а взгляд был пустым, точно у мертвеца.

Стоило мне подойти, он посмотрел на меня и произнес так тихо, словно ему было больно говорить.

— То, что случилось двадцать лет назад. Теперь я вспомнил. Слушай. Я все расскажу...