Хроники расхитителей гробниц. Бурное море, скрытые пески (Daomu Biji)

Глава 37. Толстяк и его перья

Мне вдруг припомнилось, как у меня все чесалось там, где пот попал в царапины от лотосовых наконечников стрел, но теперь-то все уже прошло. Я приподнял рубашку и осмотрел шею и грудь — припухлость исчезла точно так же, как и зуд.

— У меня тоже такое было, но раньше. Здесь так влажно, возможно, у тебя просто очень сильная реакция на сырость, — сказал я Толстяку.

— И что мне делать? — спросил он, отчаянно скребя кожу ногтями. — Зудит так, что шагу не ступить.

Он прижался к стене спиной и принялся об нее тереться. На камне остались кровавые пятна.

— Дай взглянуть. И прекрати уже чесаться хоть на минуту, а? — Я направил фонарик ему на спину. — Черт возьми, Толстяк, ну ты и замарашка! Ты когда в последний раз мылся?

Из ран на его спине торчали длинные белые перья. Мало чего, настолько отвратительного, мне доводилось видеть на человеке.

— Это личное. Отвечать я не обязан.

— Можешь не говорить — сам вижу, что давно. Толстяк, на тебе плесень выросла. Вся спина в белом грибке. Еще месяц-другой, и превратишься в ходячую шахту с белым углем.

— Ты это о чем? Как уголь может быть белым? И как я тебе превращусь в угольную шахту? Кончай выпендриваться, скажи прямо.

Подошедший Чжан Цилин встревоженно нахмурился, прижал к спине Толстяка ладонь, и под его пальцами выступила черная кровь.

— Кончай шутить. У него действительно проблемы. Эти стрелы куда опаснее, чем я решил.

— Но взгляни, — возразил я, — в меня они тоже попали. Так почему у меня на спине перья не выросли?

Внезапно мне вспомнилось, что в пещере кровавых зомби яд, убивший Большого Кая, на меня, как и прежде на моего деда, не подействовал. Неужели я перенял от него еще одну ценную невосприимчивость?

От моих слов Толстяка охватила паника.

— Какие еще перья? О чем это вы? Где у меня перья лезут?

Он начал яростно скрести спину, и я схватил его за руки.

— Не двигайся, — велел я. — Ты себя убьешь, если продолжишь в том же духе.

— Лучше уж сдохнуть! Да кому захочется жить с перьями? Дайте мне нож, я их срежу.

В детстве у меня была жуткая кожная болезнь, от которой я мог умереть. Родители нашли лишь один способ вылечить ее, но он был до того омерзительный, что я не сомневался, что Толстяк в жизни на него не согласится.