Потерянный

21. Нить, скрученная втрое

— Не принимайте меня за дуру.

Карина выводит джип на магистраль, держа руль одной рукой, и щелкает не глядя по кнопкам магнитолы. Прислушивается к Вивальди, морщится и останавливается на частоте докатастрофного джаза. Цирк дергается, выныривая из полудремы и шумно выдыхая. В памяти, аккуратно собранной по кускам таблетками и инъекциями, прорезается веселый голос Германа. «Потанцуем. Ну давай же, перебирай ногами, под эту музыку в Америке творилась история до Вторжения. Говорят, люди собирались в пабах, дымили, наливали пиво литрами, радовались концу рабочего дня... и танцевали даже с незнакомцами. Потанцуем». Герман любит джаз. Король любит. Забавно, что Цирк думает об этом именно сейчас, когда все, включая кадры из прошлого в ясной как никогда голове, зависит от красного когтя Карины, лежащего на трех контрольных кнопках.

— Я лично принимаю тебя за отбитую ведьму... — говорит Зажигалка, пытаясь почесать ухо о ремень безопасности, совсем как рыжая беспокойная кошка. Ерзает и пихает коленями спинку водительского кресла. — А-а-ай! — вскрикивает, дергаясь от прошивающей тело, уже хорошо знакомой Цирку боли: Карина нажимает на кнопку и с силой давит, пока Зажигалка не выплевывает, захлебываясь слюной: — Ладно, ладно... я поняла, хватит... — Карина хмыкает и отпускает палец, а Зажигалка злобно замечает сквозь зубы: — Погоди, Ампутация намотает твои кишки на вымпел «Телемаха»... А Эврика пропустит через твое тело столько электричества, что...

Зажигалка затыкается и невольно вжимает голову в плечи, замечая, как коготь Карины медленно оглаживает кнопку. Но вместо того, чтобы еще раз огреть Зажигалку по хребту, коготь нажимает на соседнюю, и Лука, не открывая глаз, слабо хнычет, дергается в объятиях ремня и уязвимо льнет плечом к Цирку. Шепчет сухими губами:

— Пожалуйста... не надо... пожалуйста...

— Эй! — испуганно вскрикивает Зажигалка.

— Хватит! Хорош с ним играть! — рявкает Цирк раздраженно, не выдержав, и ловит благодарный взгляд из-под мученически приоткрытых век, чувствует, как жжется на плече под коротким рукавом медицинской робы холодная испарина со лба прижавшегося ближе Луки. И ловит другой взгляд, наигранно удивленный — Карины в зеркале заднего вида. Смеющийся, журящий будто: «Заступаешься за них? Они тебе небезразличны или тебе так нравится теперь... играть в семью?». Цирк поверхностно и неловко поглаживает Луку кончиками пальцев между жестких лопаток и выдыхает глухо: — Ты все, что хотела, доказала.