То,что не скроешь Часть 3 |Лиза Ира|

9

В номере минимум вещей, но видно, что тут уже побывали. Не жильцы, так — проживающие. На столе ровная стопка бумаг, какие-то газеты. Лиза втянула теплый воздух, наслаждаясь ароматом. Кофе, тут пили кофе.
— Будешь? — кивком указала Ира на стол. — Я налью нам. Присаживайся, прошу, — быстро скинула она пальто, ловко разматывая шарф.
Она в пиджаке. И этот тон. Рабочий режим включен? Лиза запретила себе глазеть на нее, уселась на один из стульев, вжимая плечи, мельком пробегаясь по газетам. Узнала себя на одном из снимков. Рядом распечатанный рисунок штата-сердца, ее собственный. Чашка встала перед ней.
— Ты разгадала мой рисунок? — улыбнулась Лиза. — Я сама даже не сразу поняла. Потом только дошло. Наверное, когда разводила краски на списке городов, вышло само собой.
— Краски на списке городов? — хмыкнула Ира, приподняв брови, но тут же покачала головой: — Чего я удивляюсь вообще? — тепло улыбнулась она, касаясь рисунка пальцами, вглядываясь в него опять. — Тебе повезло, что мне не дали задания найти вас, — произнесла она уже серьезней, и Лиза мельком бросила на нее осторожный взгляд. — Но не повезло, что мне поручили еще кое-что.
Лиза застыла, ожидая. Вот оно. Ира придвинулась, глядя прямо в глаза. Сцепила пальцы в замок.
— Мне поручено наказать вас, — произнесла она так, будто взвешивала каждое слово, оценивая тяжесть.
— Ты позвала меня, чтобы мы вместе меня наказали? — медленно проговорила Лиза, уставившись на нее. — Это шутка, да?
Ей хотелось рассмеяться. Просто хохотать, пока не кончатся силы, пока не сведет живот узлом, пока она не свяжется в комок от этого смеха. Но лицо Иры осталось неизменным: ни намека на улыбку.
— Серьезно? Ира! Да за что, блин?!
— За несогласованную акцию в Льюистоне, за порчу городского имущества в Уотервилле… — начала Ира так, будто их ждал еще очень долгий список.
— Да мы там все убрали! Подумаешь, стены обклеили! Этот журналист раздул из мухи слона! — замахала Лиза руками.
— Лиза, послушай, мы здесь не для того, чтобы ругаться…
— А зачем тогда ты мне все это говоришь?
— Нам надо подумать, что с этим делать, — ответила Ира размеренно.
— Я просто не верю, просто слов нет! — зашлась Лиза вновь. — Что тут еще? Что мы еще натворили? Это она опять? Эта мисс Мюррей? Говорит тебе, а ты делаешь?
— Я еще ничего не сделала! Угомонись уже, Лиза. Это не мисс Мюррей, это решение губернатора. Не знаю, кому вы и чем так насолили. Если я откажусь, за меня это сделает кто-нибудь другой в любом случае, — нервно закончила Ира.
Лиза выслушала. Подумала. Опять помотала головой.
— Это просто какой-то трэш! Мне надо покурить! — вскочила она с места.
— Кури здесь. Только окно открой.
Лиза распахнула окно полностью, залезла на подоконник. Поднесла зажигалку к лицу, поежилась. Передумала, забралась в куртку, опять уселась. Закурила. Все это время Ира наблюдала за ней, боясь, что Лиза выскочит на улицу в любой момент и больше не вернется никогда. Потому что у нее есть на это полное право. Но Лиза осталась, сидя на подоконнике, пуская струи дыма. Будто они опять в Бостоне, в квартире Лизы. Только за окном вместо ноющей осени изнуряющая жара. Птицы щебечут с утра, раздражая. Лиза все еще спит.
Лиза обернулась. Дым уходил в окошко. Лицо задумчиво-грустное, голос уже спокойней.
— Ира, как такое может быть?
— Я не знаю, — подняла Ира руки, будто вопрошая у самого неба. — Скорее всего, вся эта шумиха из-за предстоящих выборов. Все готовятся к изменениям, не зная, что их ожидает. Боятся сделать лишний чих, сделать неправильный ход. Подстраховываются заранее обо всем, — опустила она руки, разглаживая юбку.
— Мы вот тоже подстраховались, — улыбнулась Лиза.
Ира опустила взгляд, разглядывая ногти.
— Мэрлин сделал все правильно, — произнесла она. — Я бы сама поступила точно так же, учитывая ваши обстоятельства.
— Иронично, не правда ли? — улыбнулась ей Лиза.
— Да уж, иронично.
Они застыли, глядя друг на друга, разделяя эту тишину. Тлела сигарета. За окном не слышно птиц, только редко проезжающие автомобили месили грязь колесами, размазывая ее по асфальту. Лиза жадно затянулась, и Ира поднялась, присаживаясь на подоконник. Лиза пододвинулась, подбирая ноги, улыбнулась и протянула ей пачку. Обе курили, глядя уже на улицу.
— Ир, как думаешь, могло бы быть все иначе?
— Я сама себя об этом постоянно спрашиваю.
Раскладывала карты и так, и эдак. Рассматривала все варианты, перебирала. Пасьянс никак не складывался. Уравнение какое-то неправильное, неудобное. Неизвестный икс так и остался неизвестным.
— И какой ответ? — спросила Лиза еще раз.
— Ответов нет. Никаких правильных ответов на последней странице.
— Так какая у нас задача, отличница? — тронула Лиза Иру пальцем по коленке.
— Юридическая. Административное право. Не думали про личного юриста?
— Нет, — отрезала Лиза. — То есть да, но нет.
— Если что, у меня есть знакомые юристы.
— О, я не сомневаюсь, — усмехнулась Лиза. — Один-то точно есть, — взмыли складки возмущения на лбу.
Ира изогнула бровь в недоумении, разгадывая реакцию, но когда поняла, о ком идет речь, чуть не рассмеялась.
— Лиза, да я училась в Йельском! Они каждый год этих юристов пачками выпускают, непонятно только на кой черт. А ты там что подумала? — прищурилась она.
— Подумала, что ты про Кэтрин, — потупив взгляд, тише произнесла Лиза.
— Ой, не напоминай мне про нее, — поморщилась Ира.
— Что у вас с ней? Я думала, вы общаетесь.
— Ничего хорошего. Ни с ней, ни вообще с кем-либо, — перешла Ира на шепот. — Знаешь, Лиза, что в этой ситуации самое печальное? — неожиданно резко спросила она.
Лиза мотнула головой в ответ.
— Что если мы с тобой ругаемся, у меня не остается друга, чтобы во всем этом разобраться.
Лиза молча обдумывала сказанное, глядя, как Ира затягивается крепче.
— Как же Белла? Как вы с ней?
— С ней тоже ничего хорошего. Она мне позвонила, пока тянулась вся эта ситуация, а я была не в духе. И в общем… Ничего хорошего, — помотала Ира головой. — Может, ты и права, и я отталкиваю тех, кого не нужно, а притягиваю только тех, кого не следует.
— Ир, да кто тебе такое сказал вообще? Я? Да я… я… — развела Лиза руки. — Да не правда все это. Вот же я! Я же тут.
Ира замерла, всматриваясь в Лизу, в ее просящие глаза. Умоляющие, обещающие.
— Вы улетаете, — то ли спросила, то ли утвердила она.
Лиза опустила взгляд, затянувшись в последний раз, и отправила сигарету на улицу.
— Прочитала в группе новости?
— Нью-Йорк, — подтвердила Ира. — Поздравляю вас.
— Черт бы все побрал, — устало выдохнула Лиза, потирая лицо.
— Пойдем, Лиза, — хлопнула Ира ее по коленке, слезая с подоконника. — Надо домашку сделать по праву. Задание со звездочкой.
***
У тумбы возле кровати — новая порция кофе. На кровати бумаги, кипа жалоб. Дело на Елизавету Андрияненко. Каждый их случай, когда они засветились не в тех газетах, сказали лишнее, не подумав, не взвесив все за и против. Лиза не взвешивает, она набирает полную горсть и швыряет ее в каждого журналиста. Взвешивает Ира. Сейчас она ведет лекцию. Вся страна делится на штаты, а те — на округа, а еще может быть городской муниципалитет. Ведомства, уставы, законы. И все-то могут тебя наказать. Ира, прислонившись к стенке, объясняет, разжевывая, приводит примеры. Как можно защититься здесь? А что можно предпринять тут? А если вам предъявят такое обвинение? Ее голос ровный, спокойный, только иногда устремляется ввысь, закрепляя самые важные моменты. Она посматривает на Лизу, лежащую рядом. Лиза строит новую систему в своей голове, попутно втискивая ее в схему-рисунок так, как будет понятней только ей.
— Слушай, Ира, — прервала Лиза лекцию, — а это точно губернатор? На хрена ему все это?
— Не знаю, — пожала Ира плечами. — Испугался, наверное, всего того, что ему предъявили в газетах. Вы себе заработали отличную репутацию, — безобидно посмеялась она. — Особенную, скажем так. Надеюсь, до Нью-Йорка она не дошла, и вам не пригодится там то, что мы сейчас с тобой изучаем. Давай постараемся не отвлекаться? — указала она глазами на блокнот Лизы.
Лиза вернулась к записям-рисункам, но совсем ненадолго.
— А это точно не твоя мисс Мюррей?
— Не называй ее так. Она не моя. И вряд ли это она. Свою задницу она прикрыла отказом, так что…
— Как ее зовут?
— Фиона, — ответила Ира коротко, ожидая, когда Лиза вновь приступит к обучению.
— Фиона? Как в Шреке? [*] — хохотнула Лиза.
— Та Фиона очень милая по сравнению с мисс Мюррей, — приподняла Ира брови, усмехнувшись.
— А что будет, когда она узнает, что ты меня обучаешь сейчас? — хитро прищурившись, спросила Лища.
— Не «когда», а «если», — выставила Ира указательный палец, — и надеюсь, что никогда. Позеленеет, наверное, от злости, — подумав, ответила она. — Вот тогда и буду звать ее только Фионой.
Лиза рассмеялась в полный голос, задирая голову. Ира прятала смех, прикрывая рот рукой. Господи! Никакой дисциплины! Они так и половину дел не закроют.
— Лиза, все, хватит! Разумеется, она не должна ничего узнать.
— Мне она все равно не нравится! Даже если и позеленеет.
— Ты так говоришь, будто мне она нравится.
— Зачем она тогда тебе? — спросила Лиза прямо.
Ира посмотрела на нее так, будто и без того понятно.
— Незачем. Начальство не выбирают. Как и родителей.
Лиза собралась было поспорить, что начальство как раз-таки можно выбрать, в отличие от родителей. Даже родителей можно выбрать, если случай позволит. Но поймет ли это Ира?
— Она знает, что Анна — твоя мать?
— Нет! Может быть… Я не знаю, Лиза. Какая разница? Мисс Мюррей дает мне то, что мне сейчас нужно. Вот и все.
— Я рада, что хоть кто-то дает тебе то, что нужно, — пробубнила Лиза и взялась за карандаш.
— Черт, Лиза, ты что, опять злишься?
— Нет. Кто вообще злится-то? Это у тебя опять вон — брови нахмурились, — указала Лиза карандашом, оттопыривая мизинец, целясь в венку, взбухшую на лбу. Ирп перехватила карандаш, который едва в нее не уткнулся.
— Я сделаю свое дело, и мисс Мюррей мне больше не нужна. Знает она про мою мать или нет — мне не важно, — процедила она. — У нее свои интересы в Сторибруке, и мне пока это только на руку. Давай теперь сосредоточимся на работе. Если ты не против.
Карандаш вернулся ее владелице. Лиза пыталась вспомнить, что обозначала ее система, пока Ира обдумывала последний вопрос. Он и сам часто у нее возникал. Если бы мисс Мюррей знала наверняка, то запретила бы проводить проверку. Прямая родственная связь — против правил. Мисс Мюррей может позволить это только по одной причине — ее собственные интересы для нее важнее.
— Ну, что там про уставы? Сколько их там? — прервала ее размышления Лиза.
— У каждого города может быть свой. Можно найти на сайте или запросить заранее. На чем мы там остановились? — взялась Ира за ближайший листок. — Уэстбрук! Припоминаю. Да, там вы провели прекрасную выставку.
— Правда? — заулыбалась Лиза.
— Да, правда, — одобрительно покачала Ира головой. — Интервью отличное вышло.
— Ты смотришь интервью со мной? — приподнялась Лиза на локтях, вот-вот готовая подпрыгнуть.
— Ну да, — улыбнулась Ира. «А что здесь удивительного?» — изогнулась бровь в немом вопросе.
Лиза улеглась обратно, зардевшись. Пальцы отчего-то задрожали. Вся она задрожала внутри. Щеки приятно горячие.
— Мне вообще нравится, когда ты говоришь сама. Говори чаще! — подтолкнула Ира румянец на щеках Лизы зацвести ярче. — Почему ты не выставляешь новые работы?
Лиза опять счастливо заулыбалась. Значит, Ира и рисунки просматривает, не только новости.
— А. Мы решили не рисковать. Да и там такое… я со злости нарисовала Иисуса, еще кое-что, и Гвен что-то занервничала по этому поводу. Я думаю, эта коллекция пойдет в ход не скоро. Так, выложила самые безобидные на страницу, и из этого раздули проблему. Пишут всякую чушь. Провокатор там еще один появился, из бана не вылазит.
— Иисуса? — рассмеялась Ира. — Лиза! — шлепнула она ее по плечу.
— Ну, а что? Гнобить по признаку ориентации можно, а по признаку религии нельзя? — вспыхнула Лиза.
— Да, нам надо подучить еще парочку законов, если ты собралась выставлять и это, — попыталась Ира отвлечь ее, но яростное черкание карандашом по бумаге говорило за Лизу.
— Лиза, что они тебе сказали? — остановила Ира карандаш.
— Да дело не в этом, понимаешь? Просто оказалось так, что мое как бы рабочее столкнулось с моим личным, — терла она лоб. — И вроде почему я должна прятать себя? Понимаешь? Но с другой стороны, это вообще не их дело! Не получается у меня делить, как ты говорила. Не получается даже здесь! Вот что тут поделать? — спрашивала она и у Иры, и у всего мира сразу.
Ира не отвечала. Раздумывала. Оказалось, что разделить личное и рабочее у нее тоже не выходило.
— Ир, ну что ты там думаешь опять? Думаешь ведь что-то, я же вижу.
— Я думаю, что стерла бы их всех в порошок. Места бы мокрого не осталось, — произнесла она легко и холодно. — Только скажи, кто это был…
— Да, нет же, я про личное и рабочее.
Ира испытывала Лизу взглядом. Про кого она сейчас? Про что конкретно?
— Не знаю, что тебе ответить, — наконец, отозвалась она. — Когда-нибудь личное и рабочее сталкивается, и приходится выбирать. То, что вы сделали, безусловно, впечатляет: проигнорировали, пустили в дело в качестве примера, — старалась она успокоить Лизу. — Я бы вряд ли смогла так, как вы…
— Не можешь не отомстить? — спросила Лиза тише, и в который раз за этот день Ире показалось, что они говорят совсем не о том, о чем кажется.
Двойная игра, едва читаемый подтекст. Так не похоже на Лизу. У кого она научилась? Когда? Ира вглядывалась в глаза-хамелеоны и на фоне этого светлого свитера их цвет совсем не угадывался. Голубые? Серые? Какая-то смесь.
— Мы совсем не занимаемся делом, — перевела она тему.
— А ты все также не отвечаешь на прямо поставленные вопросы, — продолжила Лиза, закусив кончик карандаша, упрямо глядя в темно-карюю бездну. Там прятались все ответы, только загляни еще глубже.
— Отличное наблюдение! Теперь расскажи: что ты пронаблюдала, когда я приводила в пример Санфорд и их законодательную систему?
— Я есть хочу, — бросила Лиза карандаш и развалилась на кровати. — Тут пиццу привозят в гостиницу?
***
Опустошенные тарелки стояли на столе рядом с початой бутылкой виски из мини-бара. На кровати все те же бумаги. Две трети осилено, но «это еще не все, нам надо доделать до конца!»
— Так нечестно, Ира, — опять принялась Лиза за старое.
— Мы разве не закрыли эту тему? Все честно. Учитывая то, что вы можете понести убытки, заплатить за обед — меньшее, что я могу.
— Это все равно нечестно! Ты разве виновата, что тебе приказано меня наказать? Даже если это и не твоя Фиона, — улыбнулась Лиза, и Ира толкнула ее плечом. Сколько можно шутить на эту тему?
— Она не моя, — повторила Ирпэа вновь. И будет еще, пока Лиза не отучится. — Слушай, Лиза. У меня вопрос. Если бы вам отказала сама мисс Мюррей, вы бы провели выставку?
Лиза чуть нахмурилась, не понимая, к чему теперь это выяснять? Стоит только представить эту Фиону и подумать о том, как легко Ира ее слушается…
— Я все конечно понимаю: мисс Мюррей дает тебе то, что не каждая может дать, — проигнорировала Лиза то, как Ира закатывает глаза на ее слова, — но я бы даже не колебалась ни секунды, — упрямо поджала она губы. — Сорян.
— Сорян? — хмыкнула Ира. — Это ты у своей целевой аудитории подцепила?
— Ну, так бывает, знаешь? — ничуть не смутилась Лиза. — Общаешься с кем-то очень долго и перенимаешь потом у них слова и поведение. Вот как ты, например, общаешься с Фионой, с Сидни… с кем там еще? — силилась вспомнить Лиза хоть еще одно имя из тех, что ей выложила Мэри Маргарет и победно распахнула глаза: — Робин! Локсли!
Как она могла такое-то забыть?
— О, боже, Лиза! Я с ними встречалась по работе!
— Так же, как и со мной сейчас? Мы же по работе с тобой общаемся, да? Что у нас сейчас? Лекция? Семинар? Что это?
Ира устало потерла лицо, прячась в ладонях. Все, что Лиза так старательно пыталась не выдать за этот день, выбилось, как и пряди волос, что она вечно поправляла.
— Я пытаюсь спасти твою… тебя, твоего дружка-оптимиста и психолога, которая, кажется, мало с вами работает, от того, что вас может вскоре поджидать. Называй это, как тебе больше нравится. Ясно?
Лиза молча моргнула.
— Что тебе еще не ясно? Я встречаюсь с Сидни, потому что он главный по новостям Сторибрука и потому что уже успел поработать секретарем в администрации. Это тебе не Кэтрин, которая успела всем, и твоим Бланшарам в том числе, растрепать безосновательную ложь.
— Робин, — требовала Лиза.
Ира закрыла глаза. Об этом она не собиралась говорить никому. Даже Лизе.
— У Локсли СТО, в которой обслуживаются все шишки города, а мне нужен Морис…
— Что еще за Морис? — опять терялась Лиза в фамилиях.
— Он местный арендатор…
— Ты хочешь арендовать что-то? — не понимала Лиза. И при чем тут Робин?
— Нет. Мисс Френч арендует помещение под какой-то музей Сторибрука. И что там можно выставлять? Ума не приложу… — отвлеклась Ира.
— Зачем тебе наша учительница литературы? — совсем запуталась Лиза, озадаченно потирая лоб.
— Потому что мистер Голд прыгает перед ней на задних лапках и все ждет, когда мисс Френч бросит ему косточку. Никак не дождется момента, когда мисс Френч волшебным образом, а мне кажется, только так это возможно, превратится в миссис Голд, — подняла Ира руки, закончив.
— А-а, — протянула Лиза. — О-о.
Ирс молча ждала, пока складки на лбу Лизы не разгладятся, а вся цепочка не уляжется в ее голове.
— Тебе нужен мистер Голд, — пришла к единственному выводу Лиза.
— Да. Все верно.
Лиза все еще молча кивала головой, глядя непонятно куда.
— Как ты все это… Когда ты… Как ты.? — не могла сформулировать Лиза один единственный вопрос. — Ну ты даешь! — так и не осилила она эту задачу. — Просто слов нет!
— Да. Так и есть. Что бы ты там не хотела мне сказать, — улыбнулась Ира.
— Вы поругались с ним?
— Да так, — махнула Ира рукой. — Небольшое недопонимание. Временное. Мистер Голд все равно мне все сдаст. У всех есть свои слабые места.
Лиза все еще задумчиво рассматривала Иру и ее довольную, почти злую, ухмылку. Это и пугало, и вызывало какой-то странный восторг.
— А у тебя есть слабое место? — неожиданно спросила она.
Улыбка исчезла. Ира резко повернулась, встречаясь с Лизой взглядом. Ответ был так очевиден, что она даже растерялась. Разве Лиза не понимает?
— Ладно, можешь не говорить, — опередила ее Лиза. — Я знаю.
Что еще может быть самым важным для Иры? Ее дело, ее собственное личное дело. Анна Лазутчикова и все, что к ней ведет.
— И что же? — замерла Ира.
Лиза открыла рот, набрав воздуха. Сомкнула губы, читая сомнение в впивающемся в нее взгляде. Ответила.
— Твое слабое место — поля в четыре клеточки. Списки там, планы…
— Лиза, ты не это хотела сказать! Отвечай!
— Зубная паста с завитушкой-папирусом на кончике. Что там еще? Идеальная параллельная парковка, даже если с пятого раза. Расписание! И вот еще… это, как его…
— Лиза!
— Уставы, законы, системы. Еще миллион книг. И все, кажется. Все, — выдохнула она.
Ира сверлила ее глазами, сжимая подрагивающие губы. Все это — чушь полнейшая!
— Ну, не надо меня только вот тут своими глазами дырявить, — улеглась Лиза, утыкаясь взглядом в листочек с системой штатов, ведомств и городов.
Ира посчитала до пяти, разгладила юбку, поправила пиджак. Села поудобнее.
— Ты хоть читаешь книжку, которую обещала?
— Мне было некогда. Помнишь? Я законы нарушала, — помахала Лиза листком.
— Где ты взяла бумагу? Ты что, пишешь на жалобе?
— Да тут еще куча таких! Нормально все, скоро новенькие будут, — пробормотала Лиза.
Ира фыркнула, вырвала страницу из своего ежедневника, махом заменяя листочки.
— Эй, Ира! Я же уже почти дорисовала! — не успела среагировать Лиза, хватаясь за воздух руками.
— Повторение тебе на пользу. Еще нарисуешь, — прозвучало нравоучительным тоном.
Лиза ухмыльнулась, качая головой.
— Из своего ежедневника? Ничего там у тебя не сломается из-за этого?
— Сломается, конечно. И ты будешь виновата, — вернула ей Ира тут же.
Лиза шлепнула ее по бедру. Никакой реакции. Вернулась к новому чистому листу, пытаясь вспомнить хоть что-то из того, что уже успела накидать. Ира дождалась, когда карандаш снова побежал по бумаге, и схватилась за кончик. Линия пошла вкривь.
Карандаш — в сторону. Одним рывком Лиза вскочила на колени.
— Вот что ты делаешь, а?
— А ты?
Ира смотрела в ответ, не моргая, опасно смотрела, вызывающе. И ее улыбка — это не улыбка. Она будто скалилась, усмехаясь над ней.
— Ты…запретила меня! — выпрыгнули из Лизы слова.
— А ты разве послушалась? — давила Ира тоном и взглядом. — Если бы послушалась, ничего бы этого не было!
— Если бы ты не запретила, то не было бы того, из-за чего ничего бы не было, — выпалила Лиза и зависла, пытаясь разобраться в собственных словах.
— Ты должна была меня послушать! — воспользовалась Ира паузой.
— Нет! Не буду я слушать!
— Да ты просто как ребенок, Елизавета Андрияненко! Ребенок, — поставила точку Ира.
— Это я ребенок?! — сверкнули глаза-хамелеоны от такой неслыханной наглости.
Лиза не думает совсем: ни тогда, когда в одном порыве забирается на Иру, ни тогда, когда руками хватается за ее запястья, пока Ира пытается вырваться, выскочить из-под нее, упираясь ногами в кровать, задирая юбку, на которую совсем плевать сейчас. Они толкаются в борьбе, но вместо того, чтобы разлететься от толчков, только ближе двигаются навстречу друг другу. У Иры нет выхода: она зажата между стенкой и Лизой. У нее совсем нет выхода, поэтому в следующую секунду Лиза вскрикивает от боли. Укус в плечо. Какой неожиданный ход, Ира! Лиза терпит боль, вжимая Иру сильнее, но зубы впиваются дальше, через свитер, забирая кожу, не ослабляя хвата. Теперь у Лизы нет выхода, кроме как ответить тем же: найти место над пиджаком, пробраться лицом к телу, укусить. Но зубы в ход не идут: смыкаются только губы, останавливаются в поцелуе. Лиза давит Иру лицом, утыкаясь головой в ее тепло, в запах. Боли больше нет: Ира разжала челюсти, ослабляя укус, потому что рот раскрылся на выдохе. Лиза целует ее в шею, а сама оседает безвольно, уставшая от всего этого, опуская руки. Ира обнимает ее за плечи, прижимает, нежно поглаживая. Спускается ладонями по спине, принимает Лизу к себе, закутывает в свои объятия. Как же хорошо, когда ты так близко, когда обнимаешь меня так трепетно. Лиза не отнимает лица от ее шеи, только забирается пальцами в волосы, в короткие завитки, что сегодня так непослушно трепетали под ветром со стороны моря. Словно язычки пламени. Губы трогают кожу. Коснуться. Этого достаточно, чтобы обеим захотелось большего. Коснуться еще. Руками Ира забирается под свитер: пальцы вжимаются в кожу, вплавляются в спину.
— Наверное, так будет неправильно, — отрывает Лиза губы от шеи Иры.
Отрывается не для того, чтобы сказать, но чтобы заглянуть в лицо, узнать там ответ. Потому что ей не хочется отрываться.
— Нет, неправильно, — вторит ей Ира, глядя прямо в глаза, пока руки ее продолжают трогать, притягивать к себе, приближать к себе Лизу. — А разве хоть что-то здесь правильно?
Что правильного в том, что мы вместе выбираем для тебя казнь? Что правильного в том, что я учу тебя, как тебе от меня защищаться? Что в этом мире правильно?
Ничего.
Ну и что с того?
Лиза всматривается в ее лицо: тени сомнения, мысли пляшут. Малейшие изменения: брови, лоб, губы. Мышцы лица напрягаются то тут, то там, вздрагивая. Смятение. Лизе кажется, что если она коснется Иры еще раз, тронув губами и этот лоб, прямо между бровей, и краешек рта, то прочтет ее мысли, услышит что-то еще. Правду, которую Ира боится сказать вслух. Но Ира молчит. Поэтому Лиза просто обнимает ее, склоняясь к шее, к уху, утыкаясь носом в то место, что целовала до этого.
— О чем ты думаешь, Ира?
— Почему ты меня не укусила?
Почему не ответила тем же, почему не наказала? Почему на каждый мой укус от тебя достаются только поцелуи?! Укуси меня!
— Потому что не хотела. Почему меня укусила ты?
— Потому что у меня не было выбора. Я зажата, — глухо звучит ответ.
— Извини, — резко поднимается Лиза и возвращается на место, перебирая бумаги, успевшие перепутаться.
Ира наблюдает, как дрожащие руки хватают листы, переворачивают, больше раскидывая, чем приводя в порядок. Жалобы на Елизавету Андрияненко, все нужно рассмотреть. Кто их подпишет? Ты! Ты будешь казнить Лизу, будешь наказывать ее опять. И в чем она виновата? Да ни в чем! Все это — только твоя вина. Ты недостойна ее, недостойна! Ни ее прощения, ни понимания, ничего! Даже мизинца ее не достойна!
Ира останавливает Лизу, ловя ее растерянный взгляд. Пальцами сжимает ладони.
— Укуси меня, — просит Ира, сжимая ее руки сильнее.
— Нет, — мотает Лиза головой, упрямо поджимая губы.
— Пожалуйста, Лиза, укуси меня. Прошу тебя, — сходит голос до шепота, грубея, обволакивая.
Лиза зажмуривается, пуская ее голос по себе, чувствуя цепкий захват пальцами. Рукам не больно, больно иначе. Это странное ощущение: она как будто понимает, зачем Ира просит ее об этом. Сделать больно, чтобы не болело. Разве это правильно? Что в этом есть правильного? Ничего. Ну и что с этого?
— Куда тебя укусить? — слышит Лиза собственный голос. Тоже шепот, только когда шепчет она, то звучит уязвимо, слабо. Трепещущий шепот листвы.
— Везде. Везде, где можешь, — приподнимается Ира, наскоро стаскивая пиджак.
На пиджак ложится блузка, следом юбка. Лиза наблюдает этот стриптиз в тишине, встает, только чтобы закрыть окно, а когда поворачивается, то Ира перед ней полностью голая. Стоит на коленях на самом краю кровати, опустив руки, не прикрываясь. Лиза не привыкла кусать. Она не умеет делать больно. Не специально. Только если вспыхнет, только если это обидчик, только если ради близких. Ира закрывает глаза и опускает голову. Лиза подходит вплотную, руки ложатся на плечи, греются о теплую кожу. Странно, ведь это же Ира совсем голая.
— Скажи, когда мне остановиться.
— Тебе не понравится мое стоп-слово.
— Тогда оно сработает.
Губами Лиза обхватывают плечо, прямо там, где только что лежала ее ладонь. Язык упирается кончиком, скользит по выпуклости. Ира находит ее руки, опять сжимает в просьбе. Зубы смыкаются, Ира шипит. Плечо упругое, едва поддается укусу. Лиза ищет мягкости, поднимаясь губами выше. Шею кусать приятней. Как сильно можно? До какого момента? Ира постанывает, чуть оседая, но возвращается обратно, выпрямляясь.
— Еще, — просит она, сжимая руки Лизы, подает ей знак.
Лиза делает «еще». Мягкость шеи податлива, это манит. Но лучше сменить место, по всей шее: от уха до самой ключицы. Язык скользит по выпирающей косточке, прежде чем зубы проверяют ее твердость. Ей что-то кажется, и чтобы убедиться в догадке, она касается Иры пальцами, пробегаясь по предплечьям. Ей не кажется. Мурашки.
— Сильнее, — просит Ира опять и тут же вскрикивает, когда Лиза пробует, что значит «сильнее».
В испуге Лиза останавливается, вглядываясь в Иру, ее лицо. Ира в ожидании смотрит в ответ, только закусывает губу, чтобы не дать следующему вскрику соскочить. Лиза приближается, обхватывая ладонями ее лицо.
— Зачем ты просишь кусать себя, если сама все время это делаешь? — произносит Лиза свои мысли вслух, и пока Ира раздумывает над ответом, Лиза примыкает ртом к ее искусанным губам.
Ире кажется, что Лиза ее опять укусит, но этого не случается. Мягкий язык скользит по нижней губе, по израненной коже, по загрубевшим бугоркам. Смачивает нежностью. Она же не этого просила! Не этого! Но не ответить Ира не может. Она целует Лизу, впиваясь в ее губы, засасывая, пока руками вновь забирается под свитер.
— Укуси меня еще, — просит Ира опять, прерывая поцелуй.
«Как скажешь, любимая, как скажешь», — оставляет Лиза легкий поцелуй на ее лбу.
Она мягко подталкивает Иру, уворачиваясь от ее рук, укладывает ее, проходится по ней всюду. Как тебе здесь, нравится? Ира прижимает ее голову, когда язык касается соска, вздрагивает, когда зубы смыкаются, обхватывая кожу выше. А здесь — нравится? Живот так приятно кусать: чувствуется напряжение. Мышцы сокращаются под ее губами. Ира поворачивается, подбирая колени, а Лиза оставляет следы и здесь: мягкий бок, выступающая косточка таза, бедро. Ира стонет, но не произносит ни слова. Этот звук просачивается в Лизу, ложится тяжестью на рассудок, заставляя ее кусать дальше, проверяя границу, щупать край дозволенного. Ей очень хочется остановиться, прижать Иру к себе, провалиться в нее губами и пальцами. Потому что чем громче Ира стонет, тем явственнее Лиза ощущает, как дрожит ее тело, отзываясь. А ей совсем не холодно, и на ней вся ее одежда. Но она не трогает, только кусает. Ее же просили делать только это.
Ира стонет, хоть и прячет лицо в ладони.
Ей больно или приятно? Или для нее это все в одном? Лиза забывает про эти вопросы, впиваясь всем ртом в ягодицу, потому что чувствует знакомый запах. Она знает этот запах, она помнит ощущение влажности на пальцах, которое всегда идет вместе. Она знает, точно знает, наверняка. Ладонь ложится на бедро, трогает его, хватает, Лиза никак не решается проверить свою догадку. Ира сама разводит перед ней ноги, переворачиваясь на спину, раскрывается перед ней полностью. Запах больше не просачивается тонкой струйкой, он кричит. Все так явно, что Лиза едва удерживается, чтобы не потрогать. Но ведь Ира просила ее только кусать.
— Я еще не сказала стоп-слово, — проговаривает Ира, когда пауза становится невыносимо долгой для обеих.
— Я знаю, — облизывает Лиза губы быстрым движением. Она все еще сидит перед Ирой, занеся руки над коленками.
— Продолжай, — требует Ира.
— Мармелад, — срывается с дрогнувших губ. Стоп-слово звучит не с той стороны.
Потому что Лиза так не умеет. Так неправильно. Это «неправильно» стучит в ней все громче и громче, оглушая. Она ложится рядом с повернувшейся к ней Ирой. Берет ее руку, укладывая на свое лицо, на ухо, чтобы не слышать всего того, что происходит в ее собственной голове. Ира проводит пальцем по щеке, собирая выбившиеся волосы, светлые пряди.
— Зачем ты просишь себя наказать, Ира?
— Теперь ты мне психолог?
— Может быть. Как там твое позитивное мышление?
— Дай подумать. Несмотря на все обстоятельства, вы провели самую лучшую выставку за все время проекта. Получили такой отклик, что он дошел до Нью-Йорка. Твой оптимист оценит. Ко всему прочему ты теперь знаешь, как ответить любому недовольному твоим творчеством.
— Вот, значит, как оно работает, — усмехается Лиза. — У тебя неплохо получается. Я обязательно все это передам.
Ира опять проводит пальцем по лицу Лизы, по ее исчезающей усмешке. Лиза закрывает глаза, прислушиваясь к себе. Отголоски недавних вопросов мельтешат серым шумом.
— Тебе нравится, когда я с тобой так обращаюсь? — задает она вопрос, который возник еще в начале этого сеанса.
— Я еще не знаю. А что?
— Ты мокрая, — отвечает Лиза тише и опять облизывается.
— А ты?
Лиза открывает глаза, и это есть самый явный ответ. Хотя она молчит.
Ира больше не трогает ее лицо, она спускается ниже по белому свитеру крупной вязки. Лиза редко носит светлое, тем более такое. Все оттенки синего, серое, черное — вот ее любимая палитра.
— Новый свитер, — произносит Ира так, будто они в примерочной обсуждают покупку. Ее рука двигается дальше.
— Это не мой.
— Мэри Маргарет?
Лиза безмолвно кивает, чувствуя, как рука Иры задирает свитер уже в который раз за этот день. Пальцы легко проскальзывают внутрь, поддевая ремень.
— Ты похудела, — отмечает Ира то, что и так было заметно.
— Ты тоже, — отвечает ей Лиза и тут же открывает рот, резко выдыхая.
— Ты делаешь перерывы? — спрашивает Ира, пока пальцы ее пробираются дальше.
Она не получает ответа на этот вопрос. Зато получает на другой. Густая вязкая влага на пальцах. Все скользко. Притягательно скользко. Зовуще.
— Мне некогда делать перерывы, — совладав с собой, отвечает Лиза, и Ира достает руку одним движением. Потирает подушечками, растирая запах на пальцах, лишний раз удостоверившись в том, что Лизе все это понравилось так же, как и ей.
— Ты права, — отвечает она, подумав. — Зачем тебе меня наказывать, если я и так с этим прекрасно справляюсь. Правда ведь? — улыбается она, но взгляд такой печальный, что хочется тут же ее обнять.
Лизп так и делает. Обнимает, сразу всем, чем может: обхватывает руками, ногами, забирает Иру к себе ото всех, от нее самой. Целует ее так, как хотелось с самого начала: в лицо, в закрытые глаза, в плечи, которые кусала до этого. Вылизывает, зацеловывает обратно каждое укушенное место. Белый свитер и все остальное скидывается на пол под их движениями, которые вытесняют все в этой комнате: бумаги, казнящие Лизу, ее рисунки системы, в которую ей нужно вписаться, их слова, все их «прости» и «мне жаль». И «неправильно» тоже уходит. Ничего не остается между ними, потому что больше ничего и не требуется, кроме них самих.
Тесное объятие-сплетение перемешивает запахи, оставляет следы на бедрах. Они выталкивают все, что мешало до этого. Так тесно между ними, что остается только этот запах. Но теснота уютная, потому что и скользко, и тепло. Это больше не борьба и не наказание, это перемирие, кратковременный союз. Сотрудничество. Разве не так должно быть все время? Лиза гонит эти мысли, потому что если подумает еще немного, то опять начнутся вопросы без ответов. Колено Иры теснее жмется к ней, все резче, все острее ощущения. Только не думать, главное — не задумываться.
«Не думай ни о чем», — просит ее Ира, целуя в губы, забираясь внутрь горячим языком.
И Лиза забывает обо всем остальном. Она проделывала это столько раз, когда Ира появлялась в ее жизни. Почему сейчас надо делать исключение? Действительно, почему? Только не сейчас, когда Ира течет под ней, плавится. Она и сама вся пылает. Ира двигается, пробираясь в нее, медленно, настойчиво. Лиза уже кончила, но Ира все еще держит ее, ждет, пока Лиза отдышится, и продолжает опять, не покидая Лизу ни на мгновение. Лиза сбивается со счета, понимая, что и времени больше не осознает. Ничего не властно над ними сейчас. А Ира как заведенная, все также плавится, но никак не вспыхнет. Пускает к себе, но тут же убегает, меняя положение.
— Чего тебе хочется? — спрашивает Лиза напрямую, когда Ира опять останавливает ее.
— Укуси меня еще. В последний раз, — просит Ира, придвигаясь ближе, забираясь под нее. — Укуси.
Шея беззащитна, волосы щекочут Лизе лицо, когда она упивается солоноватым вкусом, сосет Иру. Ира чувствует этот призыв, где граница боли и желания стирается, где наказание переходит в прощение. Трется об Лизу, об ее руку, требует еще, заходясь в крике. Двигается под ней резче, ускоряется. Губы присасываются сильнее, пока язык лижет выступающую жилку. Лиза опять ее не кусает, опять жалеет.
— Лиза! Да укуси же меня! — почти приказывает Ира, и когда граница «больно» пересечена, выкрикивает ее имя еще раз.
«Лиза» повисает в номере. Так непривычно, что может быть такая тишина. Кажется, будто их просящие стоны и голодные крики перемирия все еще здесь, разбросаны по комнате вместе с одеждой и бумагами. Обе открывают глаза, но смотрят в разные стороны, потому что обнимают друг друга. Кажется, если не говорить, то все так и останется, а время остановится навсегда.
— Кто ты мне? — прерывает Лиза тишину, ломая этим все волшебство. — Кто ты мне? Кто тебе я? Кто мы друг другу?
Кто ты мне, Елизавета Андрияненко?
Любимая, которую мне не сберечь?
Единственная подруга, исчезающая тогда, когда нужнее всего?
Стоящая по ту сторону закона, пока я готовлю казнь?
Психолог, который знает самое страшное?
Главный судья, который не даст соврать?
Девушка с другой планеты, далекая и недосягаемая.
Жертва, которую я приношу в который раз.
Все сразу?
Кто мы друг другу? Друзья, враги, любовницы, чужие, близкие…
Кто я тебе? Палач? Учитель? Предатель?
Кто ты мне, Лиза?
— Ты — моя Елизавета Андрияненко, — произносит Ира убедительно, как будто других слов им не дано.
Для каких-то отношений слов не найти. Некоторые люди не имеют определений, не вписываются в схему, в список отношений в социальной сети.
— Значит, ты — моя Ирина Лазутчикова.
— Значит, так.
— Я больше не смогу сюда приехать, — произносит Лиза шепотом, как будто если произнести это тише, будет не так больно.
— Я знаю, — шепчет Ира в ответ. — Я не смогу поехать с тобой.
— А я и не прошу ничего.
Ира молчит. Лиза все так же ее обнимает, но Ира не чувствует. Она думает. Ей хотелось бы разорвать себя на две части, прямо сейчас: подняться с постели, взглянуть на них обеих, как они лежат тут, тесно обнявшись, но смотрят в разные стороны. Ей хотелось бы остаться с Лизой тут навсегда. Поставить время на паузу. Почему так нельзя сделать? Почему нельзя выпасть из этой гонки? Почему нельзя разорваться? Ей хотелось бы: оставить одну себя с Лизой, а другая Ира запомнила бы их навсегда. Не только Лизу. Ей хочется запомнить их вместе. Замереть во времени? Разорваться на две Иры? Это же не сказка какая-нибудь. Это реальность. Можно только выбрать.
Почему всегда приходится выбирать? Почему обязательно нужно что-то выбрать? Почему нельзя иметь все сразу? Личное-рабочее, рабочее-личное! Самая большая ложь, которую Ира так хорошо прятала от себя самой все это время, стала такой явной, что ей захотелось плюнуть от досады. Нет ничего рабочего, нет! Потому что вся ее работа, все ее обучение, карьера и прочая дребедень строилась только на одном самом личном желании. Ты сразу сделала выбор в пользу своей матери, хотела ты этого или нет. Ты выбрала не Лизу и никогда ее не выбирала!
— О чем ты думаешь? — прерывает ее Лиза, когда чувствует, как Ира сжимается в ее руках, напрягаясь.
— О том, что ты звучишь в моей голове так, будто ругаешь. И я опять оправдываюсь. Почему твой голос в моей голове звучит всегда, когда я себя ругаю?
— Зачем ты вообще себя ругаешь? — пропускает Лиза все остальное.
— А как мне себя не ругать? — утыкается Ира в плечо, будто каясь.
— Не надо себя ругать, Ира. Наверное, ты опять забыла, какая ты замечательная?
— Не говори так, не говори!
— Ты сама себе это скажи. Научись себе это говорить.
Ее слова ложатся прямо и ровно. Они стучатся к Ире, стучатся! Открой! Открой мне, впусти, поверь! Лиза говорит так, будто знает ее лучше нее самой, будто в ее словах вся истина этого мира. Когда ты узнала ее?! Почему говоришь мне? Утешаешь? Врешь мне!
— Ты опять беседуешь со мной в своей голове? — спрашивает Лиза, прижимая ближе, и Ира пугается, как будто Лища и ее мысли читает.
— Я чувствую себя глупой и маленькой, когда ты так говоришь. Как будто я какой-то ребенок!
Лиза смеется и заглядывает в ее лицо.
— А кто сегодня меня так называл? Разве не ты?
Ира молчит, закусывая губу.
— Хочешь, будем детьми вместе? — спрашивает Лиза легко, как будто и правда можно так сделать.
— Я хочу.
Я хотела бы плюнуть и уйти. Я знаю, как нарушать законы так, что никто никогда не поймает. Знаю, как с тобой можно легко это сделать, стать свободной в один миг. Мы смотрели бы в одну сторону.
— Но я не могу.
— Знаю, знаю… — выдыхает Лиза. — Уставы и жалобы. Административное право и муниципальные учреждения, — поднимается она с постели и выискивает свои вещи на полу.
— Ты же знаешь, мы должны хотя бы попробовать дойти до конца, — набрасывает Ира пиджак, но одумывается и тянется к лифчику, взглядом выискивая, где раскиданы документы с жалобами.
— А разве еще не конец? Мне кажется, мы уже все попробовали. Уже сделали, все что могли, — отвечает Лиза, застегивая ремень, потуже его затягивая.
Ира замирает, вглядываясь в лицо, выискивая ответный взгляд.
— Это какой-то подтекст? — спрашивает она прямо, яростно запихивая блузку в юбку.
— Ты же знаешь, я не умею подтекстом, — не улыбается Лиза. — Я не знаю кода, не умею играть. Все это — не для меня.
— Врешь ты все, — утверждает Ира, но Лиза молча продолжает застегивать ремень. Минус деление. — Ты ешь нормально? Делаешь перерывы? Не забывай делать перерывы.
— Ты тоже. И не кусай губы, — возвращает ей Лиза.
Ира усмехается, накидывая пиджак.
— На чем мы остановились? — поднимает она бумаги с пола, пока Лиза подливает виски в кофе: и в кофейник, и в чашки. Еще немного. И глоток из горла.
Лиза не любит пиджаков, но почему-то на Ире он сидит будто влитой, так естественно продолжая ее осанку, ее характер, ее суть. Как жаль, что Лиза не любит пиджаков.
Мы остановились на том, что ты выбрала не меня. На том, что мое важное дело идет вразрез с твоим. Мы остановились на том, что твоя мать никогда тебя не отпускала. Ты можешь уйти только сама. Остановились на том, что ты казнишь меня, а я опять принимаю. Я остановилась на том, что опять тобой любуюсь. Хочу запомнить и унести с собой. Потому что не знаю, когда мы встретимся опять и встретимся ли.
Мы остановились.
И еще глоток. Ира перехватывает бутылку.
— Не напивайся. Мне нужна твоя трезвая голова.
— Ты же увезешь меня, если что?
— На чем мы остановились?
— Санфорд. Ты опять не отвечаешь на вопросы. Или ты отвечаешь только воображаемой мне? Той Лизе, наверное, больше повезло. Сделай, пожалуйста так, чтобы воображаемая Лиза больше тебя не ругала.
Ира опять пугается. Виски: всего глоток. В чашке и так уже есть.
***
— Я не хочу с тобой прощаться, — произносит Ира, пока они еще не добрались до места, и машина все еще ловит летящие листья лобовым стеклом.
— Не волнуйся. Я все равно не умею, — пьяно улыбается ей Лиза. — Нам не обязательно это делать. Я помню: Нидерланды, после шестидесяти пяти, — утыкается она лбом в боковое окно.
— Да, все верно, — закусывает Ира губу, забивая на то, что обещала этого не делать.
— Можешь ехать медленнее?
— Тебя укачивает? — тут же притормаживает Ира и приоткрывает окно. Но тут же закрывает. Лиза без шапки.
— Нет. Просто.
Просто листья летят красиво, а осень пахнет только ими. Просто это лишние минуты. Все они уже израсходованы, все вышли. Время выиграло, как всегда. Ну и что, что молчим? Все равно.
— Ира…
— Да?
— Твое дело, которое для тебя очень важное… я… я не знаю, почему, но все же. Я желаю тебе его закончить, ладно? Я на твоей стороне, что бы там ни было.
Голос Лизы скользит от пьяности.
— Спасибо. Это… — сглатывает Ира, жалея, что все же выпила кофе с виски. Или что не выпила больше. — Это много значит для меня.
— Твое дело?
— Нет, Лиза. Твоя поддержка. Она.
— Вон. Там. Мэрлин.
Машина тормозит только тогда, когда они проехали пару лишних метров.
— Я не буду выходить, ладно? — старается Ира не смотреть в ее глаза, чтобы лишний раз не найти там то, что боится — презрение. То, что заслужила.
— Конечно. Я понимаю, — надевает Лиза забавную шапочку, взмахивая помпонами, отыскивая ручку двери, промахиваясь.
Ира хватает ее за руку, придерживая.
— Это тебе.
— Книга? — улыбается Лиза и встречается с ней глазами. Ни презрения, ни ненависти в ее взгляде. Грусти тоже нет. Глаза теперь темно-серые.
— Ты обещала прочитать.
— Обязательно. Ради тебя, — подмигивает Лиза.
— Пока, Елизавета Андрияненко.
— До встречи, Лазутчикова.
Дверь хлопает. Лиза удаляется. Ира смотрит на нее в боковое зеркало и еле сдерживается, чтобы не закусать себя тут же. До крови, до боли, до смерти. До крика! До ора.
Мэрлин улыбается, встречая Лизу, машет ей рукой, но тут же переводит взгляд на машину. Та трогает с места. Ира едет в Огасту, везет жалобы, которые ей надо рассмотреть к понедельнику, написать письма, выставить наказания. Чтобы после вернуться в Сторибрук, взять тяжелую цепь, намотать на кулак, дернуть ее, проверить. Все так же? В Огасте мисс Мюррей, в Сторибруке Анна. Но вся правда заключается в том, что единственная женщина, разделяющая ее и Лизу — она сама. Слезы стынут на щеках. Ветер сменился и теперь дует с материка, но окошко открыто на полную. Ира кричит, надрывая голос. Цепь ляжет обратно: туда, где она всегда крепко сидела.
***
— Ты готова? — отвлек Мэрлин Лизу от книги.
— Чемодан? Готово! — закинула Лиза ноги на чемодан. — Поела ли я? Готово! Зарядила ли я телефон? Есть!
— Похвально! — улыбнулся Мэрлин. — Что ты там читаешь? Что еще за «Тошнота»?
— Книга, — ответила Лиза и вернулась к чтению.
— Ясно, — хмыкнул он. — Отличный ответ. Название какое-то так себе.
— Я пока не знаю, о чем тут, — протянула Лиза. — Потом скажу, если дочитаю. Пока очень скучно, — захлопнула она книгу. — Как вы там? Собрались?
— Все. Ждем такси.
— Я скоро выйду, — махнула она головой.
— Все нормально? — задержался Мэрлин.
— Да. Конечно, — поджала Лиза губы. — Почему нет?
Потому что я ни о чем не думаю. Потому что отвлекаю себя, чем угодно. Потому что иначе я закажу другое такси и уеду в другую сторону. Нет, не в Сторибрук и не в Огасту. Куда-нибудь дальше на Север. Там замерзну насмерть, прямо под распрекрасным северным сиянием, да и дело с концом. Говорят, оно отливает радужным градиентом.
— Больше не спрашивай, — исчезла ее полуулыбка. — Не спрашивай меня об этом больше никогда. Ладно?
— Хорошо, — опешил Мэрлин от этой мгновенной перемены. — Ладно.
Больше не спрашивай, потому что я отказываюсь понимать, как я.
Лиза дождалась, пока останется одна. Раскрыла первую страницу. «Тошнота», Жан-Поль Сартр, 2001 год издания. Подпись: «Лазутчикова, личная библиотека». Это ее или ее матери? Не разобрать. Да и надпись поистерлась. Ручки заправляют чернилами, так принято в этом мире. Все чернила меркнут рано или поздно. Все рисунки, что Лиза вывела своей рукой, тоже когда-нибудь исчезнут, изойдут прахом. Все когда-нибудь сгинет. Отвлекаться, отвлекаться на что угодно! Все ее печали и горести тоже уйдут, и ведь на фоне вселенной — это ничто. Это книга, это из-за нее такие мысли. Пусть уж лучше так, чем иначе. Лиза перелистывала страницы, вдыхала запах. Пахнет Ирой? Ей кажется? Все, что написано чернилами — исчезнет. Они задевают только первый слой бумаги. С тушью все иначе: она ложится сразу и навсегда. Тушью можно было бы прописать все прямо на страницах вселенной, на целую вечность. Проблема с тушью только одна: она не впитывается в бумагу, никогда с ней не пересекается, ложится пленкой, вдоль, параллельно. Параллельные вселенные. Никогда в одной. Лиза все листала и листала, пока кружилась в космосе, мимо планет и звезд, дальше млечного пути, по всей вселенной: там, где выведено ее имя. Ира.
Кто ты мне?
Ира.
Моя Ирина Лазутчикова.
Моя?
Тушь не впитывается в бумагу, да. Наверное, если найти краешек, можно подцепить его ногтем и отодрать до самого конца. До самого начала? Где это дурацкое такси? Почему Мэрлин ее не зовет?
Ты его напугала!
Замолчи!
Листья-страницы перелистывались с шуршанием. Глаза зацепились за что-то. На последней странице. Это точно ее почерк. Строчки. Ровные. Свежие.
Не отсчитывай дней, грехов не считай,
но сохрани тепло. Обещай?
Я обещаю отвечать: на вопросы, за сделанное. Я обещаю.
И обещаю вернуть долги. Не кусать себя — не обещаю,
ты извини. Но прошу, не теряй
этот огонь. Слышишь? Не угасай.
Обещая мне, любимая! Я обещаю.
Только не говори «прощай»,
оставь мне «прощаю».
_________________________
* Фиона из мультика «Шрек», зеленая принцесса-огр