То,что не скроешь Часть 3 |Лиза Ира|

12

— Кто такая Алиса? — повис вопрос по пути из Айовы в Огайо, где-то между штатами с обрубленными краями, что на карте выглядят как странные геометрические фигуры. И как они только сходятся? Во всем виноваты рваные края, так прекрасно стыкующиеся.
— Помнишь, я говорил тебе, что как-то сделал запрос в группе? Типа, нам нужен проводник и все такое. Из-за сленга там, из-за трудностей работы с подростками напрямую. Ну, вся эта тема по онлайн-ученической, — поерзал Мэрлин на месте. — Алиса отозвалась. А раз мы в Огайо, то почему нет? Заедем? Тут недалеко: три часа всего на тачке.
Вообще-то, у них назначено только в столице штата. Но Лизу подкупило только одно.
— Возможно, она тебе не сразу понравится, — посмеялся Мэрлин, отвечая на вопрос о том, кто же все-таки такая Алиса.
— С чего это ты взял? — нахмурился лоб в ответ.
— Вредная. Прям как ты иногда, — хохотнул он в ответ на ухмылку Лизы.
— Когда ты успел с ней познакомиться?
— Так, чатились, когда я на нее откликнулся.
— Чего она хочет?
— Она ненавидит свой город. Так и сказала. Пишет, что хочет, чтобы его ненавидел весь мир. Сейчас, секунду. Вот, послушай, — выудил Мэрлин телефон из внутреннего кармана и залез в сообщения группы. — Дословно: «если б смогла, то снесла бы его к чертям. Состряпала бы бомбу своими руками, если бы умела, и скинула бы ее прямо на весь гребаный Янгстаун».
Мэрлин помотал головой, усмехнувшись, и глянул на Лизу.
— Значит, едем в Янгстаун. Сразу после Колумбуса, — кивнула она, недолго раздумывая. — Да, едем.
— А еще она сказала, что хочет видеть именно тебя.
***
В закусочной, что недалеко от заправки прямо при въезде в город, заканчивался рабочий день. Встреча назначена там. Невысокая девушка устало убирала стулья, с трудом переворачивая их на столы ножками вверх.
— Кухня не работает, — выкрикнула она двоим зашедшим. — Приходите завтра.
— Алиса! — приветливо махнул Мэрлин ей рукой, устремляясь навстречу. — Это же я! Мэрлин.
Лиза последовала за ним, едва поспевая.
— Что так долго? Я ждала вас в обед, — вытерла девушка руки о полотенце и спрятала его в нагрудный карман фартука. На большом блеснуло колечко, на запястье мелькнула пара фенечек.
— Ты торопишься? Мы подвезем тебя, если что, — не сдавался Мэрлин.
Лиза разглядывала новую знакомую, пользуясь тем, что теперь видит девушку так близко. Крупные, чуть выступающие передние зубы. Волнистые светлые волосы, голубые глаза. Под фартуком красная рубашка в клетку, с закатанными рукавами до локтей. Девушка, почувствовав то, как ее изучают, перевела взгляд на Лизу.
— Это Лиза, кстати. Художница. Лиза, а это Алиса. Наш проводник в Янгстаун.
Алиса смерила Лизу взглядом, глянула на Мэрлина, скрестив руки на груди.
— Поздновато для экскурсии. Я ж тебе ясно написала.
— Пришлось поплутать немного, поэтому задержались. Мы же впервые здесь! Но я взял фонарики. Пойдет? — нацепил он на себя улыбку чеширского кота.
— Нам надо взять что-нибудь в дорогу. И заехать за Косым. Я уже не помню, как туда добираться, — помотала она головой.
— Как скажешь! Все, как скажешь! — согласился Мэрлин, не задав ни единого вопроса, коих у Лизы, например, было предостаточно. Куда «туда»? Что за «косой»? Зачем что-то брать в дорогу?
Кофе в стаканчиках на вынос мало похож на кофе и на вкус, и на вид. Печенье из банки, что стоит на стойке у кассы, засохшее, кажется.
— Начальник твой не будет против? — улыбнулся Мэрлин, понимая, что берут они все это просто так, без платы.
— Комиссионные. За моральный ущерб. Еще вопросы? — кинула она ему, набивая карманы. — Вы тоже можете взять.
Мэрлин положил десятку на стойку, прежде чем сунуть руку в банку. Десятка исчезла в кармане Алисы.
— Нам надо поторопиться. Косой уже смену заканчивает.
***
— Кто такой косой? — спросила Лиза, когда они тронули с места, следуя указаниям Алисы.
— Мой кузен. Вообще-то у него имя есть. Бенджамин. Но он косит на один глаз, поэтому привык давно. Вон, вон там! Надо свернуть после второго светофора. Там до конца и к СТО «Гаррисон».
Лиза считала повороты и светофоры, пока Мэрлин жевал печеньку, поглядывая по сторонам. Алиса следила за дорогой, чуть высовываясь с заднего сиденья, готовая в любой момент направить Лизу.
— Алиса, а ты не хочешь про себя нам что-нибудь рассказать? — повернулся к ней Мэрлин.
— Нет. А ты меня не записываешь там, случайно? — покосилась она на Мэрлина. — Я читала, что вы все записываете.
Мэрлин хмыкнул и поднял руки вверх, отряхнув ладони от крошек.
— Чисто! Аудиозапись только с твоего согласия.
— А вот и СТО, — схватилась Алиса за плечо Лизы. — Сейчас, сбегаю за Косым.
Янгстаун оказался разношерстным. Мелковатый и темный по окраинам, сверкающий огнями ближе к центру. Рядом с высоченными зданиями едва можно было заметить малюсенькие хижины. Такое ощущение, что на деревне в один раз решили выстроить новый город. А старый снести забыли. На всем этом месиве высились промышленные здания.
Пока они ехали к месту назначения, Алиса знакомила их с городом, на который мечтала сбросить бомбу. Светловолосый мальчишка, которого Алиса привела с собой, молча притаился, уставившись в окно, пряча взгляд. Он принес с собой в машину запах соляры и пота. Сколько ему? Лиза так и не поняла. С виду — совсем подросток.
— Вон там у нас завод. Уже не работающий. Таких тут много, кстати. Металлообработка, химическая промышленность. Раньше все мечтали попасть на производство. Если ты учишься в Янгстауне, то тебя готовят только к одному — вкалывать на заводах. Потом многих сократили, заводы позакрывали, но привычка учителей трещать только об этом сохранилась.
— А ты? — прервал ее Мэрлин.
— Что я?
— Ты чем хотела бы заниматься?
— Работать в кафе у заправки — моя мечта, — не замешкавшись, ответила Алиса.
— Что ж, — кивнул Мэрлин, — ответ принят.
Лиза хохотнула, глядя на растерявшегося друга, и чуть прибавила газа.
***
Это какой-то бред! Что они тут делают? Что они вообще вытворяют? Идут с незнакомцами, один из которых, между прочим, вряд ли вообще совершеннолетний. В чужом городе. Ночью! Лиза продиралась сквозь кусты, стараясь не отставать. Фонариков не хватило на всех. Косой вел их за собой, прокладывая тропу, следом Алиса, Мэрлин. Лиза замыкала строй, чуть не хватаясь за друга. Миновав кусты, они попали в какие-то гаражи. Все в тишине, в кромешной темноте. Бред! Зачем она выпила столько кофе? Он же противный. А какой ты еще хотела в закусочной у заправки?
— Ща, уже скоро! — отозвалась Алиса.
Лабиринт проходов между гаражами. Ряд, еще один. Поворот. И все почти одинаковое. Теперь ясно, зачем им проводник. Даже с картой Лиза бы вряд ли запомнила, куда они идут.
— Почти, — крикнула Алиса, но Лиза только открыла рот в ответ. В смысле? Там же забор! А где Косой?
Дырка в заборе, в самом низу разрыта земля, сверху прикрыта ящиками.
— Туда? — ткнул Мэрлин пальцем и рассмеялся. Потому что рассмеяться — единственная нормальная реакция в такой ситуации.
— Сюда, — присела Алиса и тут же юркнула следом за Косым.
Единственный фонарь, что остался у Мэрлина, освещал нору, но луч пропадал в сердцевине ямы.
— Лиза. Я не знал. Честно, — извиняющимся тоном принялся он оправдываться.
Лиза оценивала масштаб проблемы, прикидывая, сможет ли она пролезть туда, если скинет куртку. Главное, чтобы пролезли плечи. Остальное как-нибудь протиснется. Больше всего она переживала за Мэрлина, взгляд которого тревожно метался из стороны в сторону.
— Я не смогу, сестренка. Я просто…
— Давай! Я подсажу тебя. Тут же еще ящики. Ну! Мэрлин. Без тебя я никуда.
Тот опять рассмеялся, посматривая на руки Лизы, которые она приготовила в качестве подставки.
— Господи! Видел бы меня Ланс. Вот он бы точно…
***
Заброшенный завод. Здание высилось, нависая над ними, пряча от всего остального. Под ногами арматура, обломки бетонных стен. Опять шли в тишине, тесным строем. Теперь фонарь был у Лизы. Она освещала дорогу им обоим. Странные поблескивающие штуки прямо под ногами. Чем дальше, тем больше. Еще одна. Что это? Пакеты? Почему они такие странные? Будто слипшиеся.
— Раньше тут пыхали постоянно, — буднично высказала Алиса, будто вновь прочитала ее мысли. — Поэтому и перекрыли все.
— Пыхали? — переспросила Лиза, решив, что ослышалась.
— Мультики смотрели, — ответила Алиса так, будто это что-то поясняло.
— Нюхали клей, — пояснил Мэрлин.
— Ага, — подтвердила Алиса. — Нанюхаются до гномиков. Потом сидят тут обдолбанные. Клей или бензин. Один так сгорел заживо. Как его звали, Косой?
— Грей. Грей с компашки Моржа, — отозвался парень.
Они шли дальше. Пакеты под ногами сплошняком, словно грязный ковер столетней давности. Шли вдоль стены завода с заколоченными окнами и запаянными дверями. Один проход свободен, дверь выбита. Они зашли внутрь, освещая фонарями путь, чтобы не споткнуться. Бутылки, все те же пакеты, какие-то тряпки, ящики. На стенах надписи, знаки. Лизе вспомнился мост Сторибрука. Наверное, в каждом городе есть такая говорящая стена: кто кого любит, кто кого ненавидит, названия любимых групп, свастика, анархическая буква А, демонические перевернутые звезды. Мысли вслух, признания-крики.
— На втором этаже обвалена крыша, нам ниже, — вела их Алиса в подвал.
В нижнем отделении переплетение труб. Пахло пылью и сыростью. Матрас в углу. Шприцы, пластиковые бутылки, битое стекло, сигаретные пачки, окурки.
— Тут можно курить? — потянулась Лиза рукой в карман.
— Если ты не в бензине, — ответила Алиса. — Возле Косого только не кури, — посмеялась она.
Косой не отреагировал. Мэрлин тоже закурил, оглядываясь вокруг. Достал телефон, сделал пару снимков.
— Здесь отвисают парочки, — указала Алиса на матрас. — Бывает, в подвал очередь. Иногда все вместе, не стесняясь.
Лиза подопнула бутылку ногой, та покатилась, разливая остатки. Да, покурить — то самое сейчас. Ничего не чувствовать, ничего не воспринимать, запрятаться в броню. Не думать, просто курить.
***
— Морж так зовется, потому что гоняет всегда в одной толстовке, даже в минус, — продолжала Алиса вводить их в курс дела на обратном пути. — Его компашка тусовалась тут как-то все время, пока не закрыли главный выход. Потом другие ребята прорыли нору под забором, но Морж теперь обосновался в заброшенной будке, что за шиномонтажкой. Там от школы десять минут идти пешком, но такого, как здесь, там уже не провернуть. Там они просто обдалбываются опиатами. Скупают анальгетики по рецепту. У него брат в аптеке работает, а Морж потом по пять баксов сбывает товар. На переменке или после школы в своем штабе. Его гоняли в школе, пару раз устраивали разборки с родителями, когда его знакомые косячили и приходили обдолбанными прямо на уроки. Но когда его выперли за неуспеваемость, всем вообще на него до фени стало. Это в нашей школе еще парятся из-за таких, как он. В соседней вообще беспредел: матом на учителей, вместо физры — пиво за углом. В пиво тоже кидают таблетки.
Экскурсия продолжалась уже за пределами завода. Есть ли такому заводу предел?
— Вон там ночной клуб. «Утопия». Так и зовется, не ржите только. Чтобы попасть внутрь, ничего не надо, даже подделанных документов. Только нафуфыриться поярче. Старперов там почти нет. У них свой режим. Малолетки уже с тринадцати тусуются там. Такие, как Морж и ему подобные, тоже туда могут заглянуть. Их можно узнать по суженным зрачкам. И взгляд пустой. Вообще, будто нет зрачка. Белый глаз. Они не танцуют, сидят по углам, торчат от таблеток. Те, кто смотрят мультики, обычно не доходят даже до «Утопии». Их вообще больше нигде не увидеть, кроме как на заводе. Как-то раз их гоняли по таким местам, отлавливали. Но такое мало помогает. Даже потом в школе ввели всякие показы фильмов. Типа, что случится с вашими мозгами, если будете нюхать клей, — сгримасничала Алиса.
— И что будет? — спросила Лиза, открывая окно машины пошире. Еще одна сигарета.
— Ну, типа, это очень дерьмово. Непонятно разве? Влияние на организм. Разрушение органов, зрение падает, ничерта не соображают. Тупеют. Безвозвратно. Потом диагноз.
***
Ребят везли домой. Косой завалился на Алису, поэтому она больше не высовывалась, говорила тише. Ее голос вел их за собой, несмотря на то, что больше они нигде не останавливались, никуда не выходили. Почему мультики? Потому что галюны чаще зрительные. Яркие, страшные. Мультики жанра хоррор. А еще потому, что пыхающие видят гномиков или еще что-то мелкое. Нюхают, отходят через полчаса и нюхают опять. Нулевая восприимчивость даже к боли. Жгут сигаретой руки, чтобы доказать себе и «своим», что вот он я — такой же. Ничего не чувствую. Ничего мне не страшно теперь. Потому что страшнее там, по другую сторону реальности.
— Я закончила школу в позапрошлом, но все наши колледжи годятся только для заводской промышленности. Город работяг. Да вот только заводы все закрывают. После сокращения мой отец уехал в столицу, чтобы найти хоть что-то под заработок. Но так и не вернулся. Мы втроем с мамой и с Косым. Все работаем, чтобы как-то протянуть. Тут не только подростки прячутся от реальности. Если не на таблетках, так синячат. Кто-то дома, кто-то в пивнушках. Чтобы уехать учиться, нужны деньги. Я пока не знаю, когда смогу заработать хотя бы на год проживания.
— Алиса? — обернулся Мэрлин, выйдя из оцепенения.
— Да, Мэрлин волшебник.
— Как ты вообще тут держишься? — искренне спросил он, не утаивая жалости.
— Ты про что? Употребляю ли я? — усмехнулась она ему в ответ и отвела взгляд в сторону. — Мне некогда. У меня смена через день. Обычно я книжки читаю да фенечки плету. Но сегодня у меня экскурсия. Как она вам, кстати?
***
Лиза ворочалась на первом этаже двухъярусной кровати. Холодно. Ежилось тело само собой. Сверху посапывал Мэрлин, а ей все никак не спалось. Утром он собрался еще раз объехать все сегодняшние точки, чтобы запечатлеть на фотографиях при дневном свете их путь от заправки до завода. Они сняли первый попавшийся работающий хостел. Двухъярусные кровати по две в каждом номере. Хорошо хоть, без соседей. А кого сюда еще могло занести? Хотя, может в компании было бы не так холодно. Надышали бы.
Дышать. Клеем или бензином.
Увидеть мультики. Страшные, жуткие мультики.
Лизе не спалось. Только она закрывала глаза, как падала в нору следом за Алисой и Косым. Ноги, не чуя опоры, дергались, и Лиза вновь оказывалась здесь. Но когда закрывала глаза… Прямиком в темную бесконечную яму. Подростки что там делают? Пыхают? Как это вообще выглядит?
Лиза залезла в интернет, открыла поисковик.
Токсикомания. Клей. Бензин.
Толуол. Пропан. Бутан. Химические элементы, знакомые ей со времен школы.
Прямо в центральную нервную систему. Удушье. Инвалидность.
Зачем?
Любопытство, подражательство, безделье.
Сбежать, забыться.
Лиза не спала. Не могла. Никакая броня не спасала. Если в машине она еще держалась, если перед сном они с Мэрлином поболтали немного, уходя в завтрашние планы, избегая обсуждения сегодняшних мотаний по заводам, то когда она осталась одна на первом этаже кровати, мысли вернулись к Алисе. К этим детям. К тому, что они делали. Делают. Прямиком в нервную систему. Ничего не помогало. Не укладывалось в голове. Все это не могло уложиться. А ей еще все это рисовать.
Она зашла на страницу проекта, открыла сообщения.
«Алиса. Ты здесь? Это Лиза».
«четыре утра. Конечно, я здесь. Еще экскурсию?»
***
Лиза запомнила адрес. На крыльце на лавочке Алиса в одеяле с подушкой в руках. Курит, ждет. Пахло странно, будто жгли траву. Лиза поднялась по ступенькам и только сейчас увидела, что на подушке к приколотой булавочке привязаны ниточки. Фенечки, значит.
— Не спится? — спросила Алиса вместо приветствия.
— Нет, — мотнула Лиза головой. — Ты разве куришь?
— Книжки читаю. Хочешь? — медленно моргнула Алиса, скрывая покрасневшие глаза, и протянула Лизе косяк.
— Нет. Ты читай сама. Я только рисую.
— Как скажешь.
Алиса принялась за дело, ловко переплетая ниточки, выстраивающиеся ровными цветными рядами. Так быстро: просто завораживающе красиво. Лиза не могла отвести взгляда.
— Почему ты хотела встретиться со мной? — спросила она, наблюдая, как фиолетовый ложится на желтый.
— Ты рисуешь так, как я все это вижу, — произнесла Алиса так, будто ответ был уже давно приготовлен. — Мне нравится, как оно выглядит. Подходяще.
— Ты знаешь, что я смогу нарисовать только то, что напрямую относится к школе?
— Так нарисуй. Как назовешь? — затянулась Алиса.
— Пока не думала. Что-то связанное с хобби после уроков, наверное.
— Школа продленного дня? Продленка?
Лиза улыбнулась, оценивая только что рожденное название.
— Подходит, — поджала она губы.
Алиса приостановилась и глянула на Лизу с интересом.
— Почему среди работ нет твоей истории?
Лиза задумалась на секунду. Никто никогда не задавал ей этого вопроса.
— Там нечего рассказывать. Но вот почему там еще нет твоей истории?
Алиса помотала головой, улыбаясь, и вновь принялась плести.
— Я вам сегодня все показала.
— Ты тоже ходила на этот завод? Тоже была там?
Откуда-то ведь ей было все это известно.
— Нет, мы с Роби больше по пиву угорали. С завода я вытащила Косого.
— Роби? — переспросила Лиза, пропуская мимо информацию о Косом, потому что каким-то чутьем угадывала, что так оно и было. — Кто такой Роби?
— Роби — это девушка. Моя подруга. Роберта полным именем. Но она его не любила, так что, — покачала Алиса головой, усмехаясь, — если хочешь взбесить Роби, надо было просто назвать ее полным именем. Да, — посмеялась Алиса. — В школе даже учителя все привыкли, что она — Роби, а не Роберта. Я помню, когда ее отец хотел ее наказать, то так и звал ее: Роберта, иди-ка сюда, милая моя, — пробасила Алиса на забавный манер. И тут же замерла, вглядываясь в подушку. — Да, Роби бесилась с этого просто до жути, — добавила она с грустью.
— Где она? Твоя Роби? — спросила Лиза.
— Сейчас ее тут нет. А раньше — только пиво и только с Роби. В подъездах пятиэтажек, на которых домофонные замки давно уже не рабочие. Да, тогда было здорово. Я скучаю по ней.
Можно ли накуриться, если куришь не ты, а твой собеседник? Наверное, можно, если ты гоняла по всему Огайо весь день, а потом заехала в Янгстаун и там всю ночь шарилась с подростками по каким-то заводам. Лиза будто и сама надышалась всем, что там когда-то нюхали. Это странно. Странные ощущения. Будто она спит. Будто никуда она не уехала, лежит в номере на первом этаже двухъярусной кровати. Мэрлин наверху, ближе к звездам.
А Лиза спит, и видится ей беседка, где они с Ирой делят бутылку пива на двоих, где Лиза учит ее курить, а Ира просит, издеваясь, чтобы она опять объяснила ей суть третьей песни с альбома Рамштайн. Ведь они тоже сбегали, прямиком в эту беседку, чтобы наглотаться пива и идти танцевать. В кучу таких же потерянных подростков. Интересно, с кем Ира пряталась в беседках до нее, до их знакомства? Всегда ли ей хотелось сбегать из дома таким вот способом? Делала ли она что-то еще?
— Роби приехала сюда с отцом из Пайка. Это деревня, там школа только средняя. Поэтому они переехали сюда. Если живешь в такой деревне, то выжить там можно только охотой. Вообще, сходить на оленя в Огайо — обычное дело. Тут у каждого второго оружие. И лицензия. Это Роби научила меня стрелять. Лиза, хочешь поплести? Это легко, я покажу.
Ниточки в пальцах Лизы. Заплетаются, как и мысли. Алиса ведет ее опять, только уже не по заводам, клубам и подъездам, а по лесам, где Роби, приобнимая Алису за плечи, показывает, как надо прицелиться. Выдохнуть, затаиться. Спустить курок.
— Я не люблю оружие. И убивать животных — это не мое. Но Роби — она просто прирожденная охотница. Всегда с первого раза. Она мне много чего объясняла про лицензии и технику, но я ничерта не помню. Помню только ее глаза и губы, когда она говорит. У нее ясный взгляд. Такой чистый, знаешь? Она сама вся такая была — абсолютно другая. Веселая, простая, без всяких левых заморочек. Когда она появилась в нашей школе, мы сразу сдружились. С ней можно просто проржать весь урок. Потом, конечно, достанется. Но когда вдвоем, то пофигу ведь? Да, Роби совсем другая, не для этих мест. Ее тут не принимали, тыкали пальцем, пытались задеть, переделать. Лучше бы она не приезжала сюда никогда. Лучше бы мы с ней никогда не знакомились.
Ниточка запуталась в узелок. Алиса расплела, вернула подушку обратно Лизе.
— У Роби было погоняло — шпала. Потому что она такая здоровая! Реально, шпала шпалой. И пальцы у нее были длинные. Это ее кольцо, кстати. Мне оно только на большом сидит, а у нее — на безымянном. От ее папы.
Алиса сняла колечко, сжала в кулаке.
— Ей бы в баскетбол с такими параметрами. Но она любила охоту по воскресеньям. Пиво по пятницам вместе со мной. Подразнить Косого — всегда, хотя она хорошо к нему относилась, потому что он ведь мой, родной. Да, Косой ее тоже дразнил. Шпала, Косой и Алиса.
Алиса взялась за новую сигаретку, опять потянуло горелой травой. Лиза замерла, когда Алиса продолжила.
— Роби была в меня влюблена. Я всегда об этом догадывалась, но она как-то призналась мне по пьяни. Ей никогда не нравились парни. Ну, а какие парни тут могут понравиться? Я не знаю вообще. Морж и вся его компашка, вечно ее задирающие по этому поводу? Я тоже ее любила, но не так, как она. Наверное, ближе ее у меня никого не было. Особенно, когда отец нас бросил. Я даже помню, как мы хотели свести наших предков, — посмеялась она, выдыхая. — Капец, какой херни мы только не вытворяли! И ее отец опять: Роберта, милая моя, а ну-ка иди-ка сюда! Лиза, — резко обернулась Алиса, — почему тут нет твоей истории?
— Потому что это твоя история, Алиса. Ты же ждала меня. Я тебя слушаю.
— Ты будешь меня записывать на диктофон? Потому что тебе не захочется это запомнить.
Тебе не захочется вспоминать мой рассказ про выпускной бал. Про то, как Роби отказалась идти на него в платье, как было сказано одеться девушкам. Как Роби выпросила у отца смокинг, галстук-бабочку, а где такое найти в Янгстауне? Да на заказ только если. Тебе вряд ли захочется слушать, Лиза, как мы договорились с Роби сбежать сразу после пафосной речи директора, после фуршета-в-кавычках, где пунш значится как символ совершеннолетия. Где тебе выдают корочки, которые ничего не значат в этом Янгстауне, где единственный путь — подальше отсюда. Где такие, как Морж и прочие ублюдки, до которых нет дела ни учителям, ни родителям, творят дичь. Играют в местную мафию, прикидывают на себя роль смотряг, устанавливают правила. Разве ты сможешь слушать, что они сделали с Роби? Как они подсыпали ей какую-то аптечную хрень и увезли с собой? Наказали. Переделали, как они ей кричали в лицо, когда она даже и ответить не могла. Такое разве можно слушать? О таком даже думать не хочется. Твой диктофон это вынесет? Если любой человек не может, если Роби не смогла. Я умоляла ее: давай скажем отцу, полиции, учителям, кому угодно? И что она ответила?
Никто не должен знать! Это еще хуже, чем то, что случилось на самом деле. Про это нельзя говорить.
Это значит, что все узнают, что они с ней вытворяли, каждый по очереди и все вместе. Я ненавижу их всех. Всех ненавижу! Давай застрелим ублюдков? Ну, давай, Роби! Пожалуйста, прошу тебя. Возьмем ружье и продырявим каждую пустую бошку? Давай!
Там только два патрона, Алиса, я же говорила тебе. Один, чтобы выстрелить, второй, чтобы добить. Всех Моржей не перестрелять. Зачем тебе сидеть из-за меня? Ты же обещала, что Косой никогда больше не окажется на заводе. Ты про маму свою подумай.
Почему же ты, Роби, не подумала ни про своего отца, ни про меня?
Захочешь ли ты, Лиза, записать все это на диктофон, чтобы потом переслушивать? Могу ли я тебе такое позволить? Ведь Роби просила меня никому об этом не говорить. Никогда. Пообещай мне! Пообещай, что и ты не скажешь.
— Ты будешь все это записывать, Лиза? Ну что же ты плачешь? Не плачь, ты все равно все это забудешь. А твой диктофон это выдержит? Лиза!
Лиза!
***
— …ты меня слышишь?
Лиза подскочила, хватаясь за грудь, удерживая сердце руками, пытающееся выскочить, пробить грудину навзрыд.
— Черт! Какого? — мотала она головой, не соображая, где находится.
— Эй, сестренка, ты что? Ты что? Все нормально, успокойся, это я, — осторожно тронул Мэрлин ее плечо.
Клокотание внутри замирало, сходя на нет. Она не сразу поняла, что это не потолок упал. Это всего лишь второй ярус кровати. Мэрлин рядом, испуганно уставился на нее в ожидании. Солнце пробивалось сквозь тонкую шторку. Лиза, щурясь, попыталась приподняться на локте, но тут же замерла. Голова! Что за черт? Она просто раскалывалась на бетонные куски, сыпалась кусками, сыпалась, порошилась в песок, заполняя собой сознание. Лиза встряхнула головой, но тоже зря. Грохот железа, как по ржавым трубам арматурой прошлись. Но главное одно — она в отеле, в постели.
— Который час? — попыталась она сообразить, сколько времени ушло на сон. — Мне приснился такой кошмар, просто ужас!
— Если ты про Янгстаун, то это никакой не сон, мы до сих пор тут, — отозвался Мэрлин. — А время уже за три. Я успел объехать вчерашние места с Алисой. Не смог тебя разбудить. Думал, к обеду успею приехать, да только… — все продолжал он, пока Лиза судорожно оглядывалась.
Ей надо было знать: это сон или нет? Как это узнать? У кого спросить? На тумбе какой-то пузырек, без надписи, пустой. Пахнет странно, но знакомо. Сотовый! Там должны быть сообщения. Но Лиза отвлеклась на другое: на экране время замерло в непонятно каком часовом поясе. Застряло в неменяющихся числах.
— Алиса? Она была с тобой? — переспросила Лиза, возвращаясь в диалог.
— Ага. Мы проехались еще раз по городу. Знаешь, утром он не такой страшный, как ночью. Материала нам теперь хватит. Ты есть будешь? Нам выезжать скоро.
Лиза уселась на кровать, потерла лицо, уговаривая голову угомониться. Нашла раскиданную одежду рядом на полу. Откуда этот бутылек? Почему так раскалывается голова? Хочет ли она есть?
— Слушай, давай по дороге перекусим. Хочу убраться отсюда поскорее, — принялась она наскоро натягивать джинсы.
— Кстати, Алиса передала тебе кое-что, — протянул Мэрлин руку. На пальцах висела тоненькая веревочка, сплетенная косичкой из трех синих ниточек. — На память, она сказала.
На долгую память.
Лиза приняла подарок. Ниточка? Не фенечка? Зачем? Автоматом сунула в карман, но тут же замерла. Там что-то еще. Что-то холодно металлическое. Кольцо. Внутри тоже все махом охладело.
— Так что тебе там приснилось? Что за ужас?
— Приснилось?
— Да, ты сказала, что тебя кошмарило.
— Я… я не помню точно. Не помню…
***
Мэрлин рулил. Лиза все еще не могла прийти в себя. Смотрела на дорогу, но будто мимо. Беспрестанно вертела колечко в руках. Оно ей подходило ровно на указательный, но Лиза не носит украшений. Больше всего ее занимала фраза, спрятанная гравировкой внутри ободка. «Спасение в прощении». Она перерыла весь интернет, но так и не смогла найти, какая это религия, что за течение. Куча отрывков из библии, текстов и размышлений на эту тему. Все об одном. Только от этого не легче, наоборот. Значит, все это было? Все так и было.
— Нам надо вернуться! — встрепенулась она. — За Алисой!
— Сестренка, — повернулся к ней Мэрлин, медленно выдыхая, — мы же проходили это уже. Так мы никому не поможем. Мы иначе делаем свое дело. Помнишь?
Лиза опять уставилась в окно, отвернувшись. Мэрлин вернулся к своему делу. Он без перерыва слушал записи с диктофона, копируя стиль Гвен. С момента, как Гвен осталась в Нью-Йорке, они поделили эту задачу. Гвен принимала голоса со всего мира в их ученической, а Мэрлин собирал истории по кусочкам, по крупицам, заглядывая в такие места, откуда и голоса можно не услышать. Лиза дернулась: знакомый голос с диктофона. Ира.
— Промотай это! — выкрикнула она. — А лучше — удали.
Это не для всех.
— Как скажешь.
Спасение в прощении. Черта с два! Все мысли об Алисе и о том, что она задумала. И зачем отдала ей это кольцо? Что ты там задумала, Алиса?
— Слушай, Мэрлин, а сколько дают за убийство?
— Херасе, вопросики у тебя! — посмеялся он. — Умышленное?
— Да я не знаю даже. Скорее всего.
— Ну, наверное много. От тяжести еще зависит.
Лиза зависла, обдумывая, но следом родился следующий вопрос.
— А у тебя когда-нибудь была такая злоба, что не давала тебе спокойно жить? Что ты бы только об этом и думал постоянно?
— Что-то не припоминаю. А у тебя?
Лиза не отвечала.
— Если собираешься грохнуть кого-нибудь, то дай знать заранее. Окей? — почти веселясь, спросил Мэрлин.
Лиза глянула на него искоса и улыбнулась.
— Ладно, договорились. Заранее, так заранее.
— Тогда это точно предумышленное, — посмеялся он, и Лиза вместе с ним.
Машина несла их в столицу: там их ждали школы, дети. Да вот только Лиза никак не могла переварить то, что они везли с собой: Янгстаун и все, что в нем произошло. Что случилось с Роби? Почему с тобой такого не случилось? И чем тебе так повезло? Жила бы в Янгстауне, с тобой было бы так же? Или в Бостоне. Или еще где-нибудь. Когда-нибудь. Раньше таких, как ты, не только насиловали. Убивали. А сколько лет прошло? Родись ты на пару десятков лет раньше, оказалась бы с диагнозом. А еще раньше — так вовсе вне закона. И что меняют ваши законы и поправки, если в каком-нибудь Янгстауне на тебя могут устроить охоту?
Почему среди рисунков нет твоей истории?
— Ну, о чем ты там думаешь? Давай колись. Весь лоб скукожила. Надо было тебе хотя бы кофе попить, — растормошил ее Мэрлин.
— Да я тут думаю… Мэрлин, ты жалел себя когда-нибудь?
— Вижу, философские вопросы продолжаются? Дай-ка подумать. Ну вот помню, Ланс уезжал учиться. Оставлял меня одного. И весь мой мир рушился. Тринадцать лет. Как я без него буду жить, думал я. Ну вот как? Я даже злился на него, как будто он мог остаться там, вместе со мной. Тогда да, жалел. Закрылся в комнате, сказал, что не буду с ним даже прощаться. Так и не простился. Жалел потом. Себя, конечно же. Он потом вернулся через месяц, после поступления, вещи все забрать. Сказал мне: Мэрлин, ну чего ты такой дурак? У тебя же теперь вся комната, а не только половина, как мы всегда делили.
Он сделал паузу, еще раз прощаясь с братом, улыбнулся.
— Еще жалел, когда какая-нибудь фигня творилась. Денег там не хватало, за хату платить, отчисление. Ну все это, знаешь. Потом некогда себя жалеть: идешь и делаешь.
Лиза мотала головой: нет, не то. Ей надо не это. Не так, Мэрлин, я же не о том.
— А жалел себя из-за того, что поменять нельзя? Чего не занять и не переделать? Из-за того, какой ты есть?
Из-за того, что ты худой или толстый? Высокий, низкий, слабый, молчаливый, слишком разговорчивый, некрасивый… Топили тебя в унитазе головой? Издевались? Запирали в классе твои же сверстники? Вызывали на ковер к директору, когда ты в очередной раз дал отпор? Из-за того, что ты — другой!
Мэрлин поерзал на месте, въезжая в поворот.
— Что у тебя за настроение сегодня, а? Что за вопросы? — рассмеялся он неловко.
— Сам начал! Нечего было меня спрашивать, — уставилась она в окно, когда поняла, что ничего от него больше не добьется.
— Ты себя жалеешь? — спросил он прямо.
— Может быть. Жалею себя. Заодно всех сразу. Я не понимаю, просто не понимаю, — выдавливала она слова, — как можно все это вынести. Столько… столько грязи. Как ты с этим живешь? Едешь себе, еще переслушиваешь эти диалоги! Мало тебе? Как, а? Как ты вечно такой оптимист? Колись давай!
Он устремил к ней взгляд, отвлекаясь от дороги, от всего. Он так не смотрит обычно, это не его взгляд.
— Держи фокус на другом, Лиза. Ты так сожрешь себя всеми этими размышлениями. Фокусируйся на светлом.
— Позитивное мышление? — вспомнились ей слова Иры.
— Да, правильно, позитивное! У нас сегодня школа спортивного резерва, потом физики-ядерщики в универе. Ты просто заметь, как горят их глаза. Спрашивай о победах, о достижениях. О том, чего они так сильно желают и получают с таким трудом. Они горят, и ты гори. Понимаешь меня?
Говорил Мэрлин, но ей все отзывалось Ира. Ира. Мимо полей, по шоссе, встречные авто пролетают вмиг. Мэрлин говорил и говорил: и про то, как часто общается с Гвен, чтобы не потухнуть, не сгореть заживо, и про другие методы найти ложечку меда в куче дерьма.
Сгореть заживо. Как тот, из компании Моржа. Морж. Алиса. Роби. И что ей эти сеансы терапии с другом по дороге из одной дыры в другую?
— Да какая разница?! — прервала она его. — В одном месте хорошо, в другом — херня полнейшая. Это же не уравнение тебе! От того, что одним хочется жить, не значит, что в другом месте люди не простреливают себе голову от безысходности!
Мэрлин замер, ошарашенно глядя на Лизу. Да что с ней вообще такое?
— Что мы вообще разъезжаем по этим школам, если можно просто открыть сводку новостей и охренеть враз? Зачем мы все это делаем, а? — уставилась она на него.
Мэрлин дождался, когда она выдохнет, когда ее отпустит хоть немного.
— У тебя кризис, да? Тебе бы тоже с Гвен побеседовать.
— Да ну тебя, Мэрлин! Ты не слушаешь меня. Я не понимаю, что мы меняем. И меняем ли. И хотим ли этого. Это все ради пиара? Ради денег? Нахрена все это? Весь этот проект. Он для чего вообще?
— Я скажу тебе, нахрена. Прямо сейчас, ага. Открой нашу почту, прямо сейчас, — уверенно кивнул он в ответ на ее скептический взгляд. — Там ссылка. Гвен прислала. С конференции. Посмотри ее выступление, — улыбнулся он по-доброму. — Давай, давай! — торопил он ее.
Лиза, все еще недовольно пыхтя, открыла почту Темной Андрияненко. Переписка с департаментом образования и вся эта история со штрафами уже далеко внизу. Вот и письмо! Международная конференция в Нью-Йорке, посвященная темам образования, воспитания и прочее-прочее, список выступлений, фамилий. Ссылка на сайт.
— Ты там по поиску найди ее. По фамилии, — заглядывал Мэрлин в ее телефон.
Но Лиза двинулась дальше на пассажирское, закрываясь от него. Там другая фамилия, сразу же бросающаяся в глаза. Ирина Лазутчикова. Департамент образования штата Мэн. Собственной персоной. Даже запись есть.
— Ты нашла?
— Да, нашла.
Посмотреть бы прямо сейчас. Связь ловит через раз.
— Когда мы уже приедем? — заглянула она вперед.
— Видишь? — опять расплылся он в улыбке, замечая ее интерес. — Нет худа без добра, Лиза. Все не зря!
— Ты веришь в это? Так тебе легче?
— А я не верю. Так и есть, честно! Все связано так или иначе. Ничего даром не проходит. Как хочешь это назови: карма, бумеранг, еще как-нибудь. Ну что ты так на меня смотришь? Я серьезно, — подмигнул он. — Все в жизни неслучайно: каждая встреча, любой разговор, малейшее взаимодействие.
Лиза залезла в карман рукой, потрогала колечко, так легко скользнувшее на указательный. Знал бы он все. Стоит ли одно другого? Как можно прощать то, что не хочется даже запоминать? Когда просишь остановиться: замолчи, уже плохо! Алиса, остановись, я так больше не могу!
Выпей, и все пройдет, как страшный сон.
— В одном только соглашусь: ничего даром не проходит.
***
Мэрлин слушает тех, у кого горят глаза, записывает их новыми записями, заряжается. Ему нужны эти люди, их истории. Для него это как топливо: живая человеческая энергия.
Лиза в соседней комнатке, в наушниках, присела в углу у розетки с телефоном в руках. Глаза неотрывно следят за выступлением. Ирина Лазутчикова с гордостью представляет новенькую законодательную программу, с пылу, с жару. Совсем недавно принято и внедрено в самых крупных городах штата. Лиза улыбается. Она и сама все эти города может перечислить. Не там ли она устраивала все эти незаконные выставки? Но больше она улыбается самой Ире. В ее голосе твердость. Напор в каждом слове. Она объясняет суть слайда, указка красным маячком подчеркивает основное. Но Ира оборачивается, чтобы взглядом проверить, понимают ли ее. Этот взгляд. В нем она вся. Ирина Лазутчикова. Вы меня понимаете? Соглашаетесь? Где ваши кивки? Отлично, идем дальше. Внимание обращено к следующему слайду, но она оборачивается еще раз, чтобы закрепить это взаимопонимание с аудиторией. В ее глазах — огонь. Искорки во взгляде. Она живая, трепещущая. Но сосредоточенная на теме. Всех держит в тонусе, задает вопросы, что были ответами на предыдущих слайдах. Ах, Ира. Как ты горишь! Лиза заражается, только глядя на нее, наблюдая ее движения, слушая ее голос. Она пропустила всю суть. Вот уж она точно бы не ответила ни на один вопрос Иры. Лища виновато улыбается сама себе и перематывает на начало. Чтобы понять суть, врет она себе.
Ира начинает вновь, она с радостью. Если бы она знала, что Лиза будет это смотреть, то, наверное, поглядывала бы в камеру чаще. Она делает это только во время вопросов, в самом конце. Этот момент Лиза запомнила.
Основные постулаты: безопасность учащихся, качество процесса образования, внедрение новых технологий. Лиза опять пропускает все мимо, хотя что-то из этого кажется ей очень знакомым. Будто они сидят на кухне и за обедом обсуждают важное, что-то стоящее. Про какие-то шкафчики с электронными замками и кодами, которые знают только ученики. Про постоянную проверку профессиональных качеств людей, которые имеют непосредственный доступ к детям. Про карманные деньги, которые должны тратиться только на еду, а не быть причиной драк или выкупом для игры в карты.
Ира смотрит в камеру, пока ожидает вопросы. Лиза замирает.
— Зачем вы прописали очевидные вещи, мисс Лазутчикова? Ну вот, к примеру, что оценки не должны разглашаться устно?
— А зачем вы задаете очевидные вопросы?
Смешок в зале. Ира продолжает.
— Как показывают исследования, успеваемость и уверенность учащихся напрямую зависит от системы оценивания.
— И какие же исследования?
— Европейские.
— Хотите использовать чужие стандарты для нашей страны?
— Я хочу использовать логику и научные данные. Думаю, этот вопрос исчерпан. Следующий?
— Мисс Лазутчикова, вам не кажется, что это слишком затратно — проверять так часто учительский состав? Такой контроль разве не излишний?
— А вам не кажется, что профессия учителя — одна из самых важных, так как им доверено воспитывать будущее этой страны? Мы сможем выиграть на автоматизации процесса. Вы пропустили этот слайд? Я могу еще раз показать.
Лиза тихонько смеется, будто сидит в том самом зале. Ира опять отвечает вопросом на вопрос. Да еще и подкалывает там всех. Так их, Ира!
— Мисс Лазутчикова, у меня вопрос! По поводу денежной системы. Я так поняла, вы хотите снизить риск насилия, возникающего из-за денег, что ученики приносят с собой в школу. Но ведь дети могут быть из семей с разным социальным статусом и не все могут позволить себе карточки.
— Да, это тоже предусмотрено. Спасибо за хороший вопрос. Вместо электронной банковской карточки предложено использовать чипы для каждого ученика. Тот же чип может быть запрограммирован для других личных целей, к примеру, шкафчиков.
— Вам не кажется, что ученикам дается много, так сказать, лишней свободы? Шкафчики свои, оценками их не испугать.
Ира подарила такой взгляд задающему вопрос, что Лиза просто прочитала по ее глазам: «ну что за тупой вопрос, мистер как вас там звать? Вы откуда вообще приехали к нам на эту конференцию?»
— Я не очень понимаю: то вас пугает излишний контроль, то слишком много свободы им дано. У меня специальность связана с качеством образования. Весь упор на это. Будут еще вопросы? По сути, я имею в виду.
Вопросы были, еще как.
Лиза опять любуется. Ира горделиво приподнимает подбородок, когда речь заходит об успешных результатах внедрения закона в городах. Хвастаешься, да? — улыбается Лиза. Это потому, что так и надо. Ты молодец, Ира! Ты помнишь, какая ты замечательная? Потому что такая ты и есть.
Лиза выключает запись, уже засмотренную до дыр. Открывает презентацию. Текстом легче: ничего не отвлекает. Лиза прожевывает слова и ей становится легче дышать на каждом новом слайде. Все это… все это так знакомо. Прямо в точку! Как перекроить систему, где насилие — его опора. Как перестроить иерархию, чтобы не было «низ» и «верх». Будто они вновь идут по мосту Сан-Франциско, беседуя на все эти темы, а туман ворует их слова. Да, Ира тут выложилась на полную, собрала воедино, достала из тумана каждое словечко, сложила в одну большую новую систему.
Квалификация сотрудников первого и второго звена, дополнительные уроки, расширение программы, сексуальное образование, пересекающееся с личными правами, религия и образование — уменьшить точки пересечения. Статистика, выводы, теории, предположения, испытания.
Лиза читает слова, но слышит ее сильный голос. На фоне — проезжающие машины, стук ее каблуков по брусчатке моста, что соединяет два далеких берега. Хочется повернуться и увидеть ее взгляд: этот огонь. Воочию наблюдать, как заходится этот пожар, когда Иру уже ничего не держит, зайди она чуть дальше в своих рассуждениях.
Невозможно сдержаться: Лиза еще раз открывает запись. Ира прописала изменения своей рукой сразу на весь штат. Все, что было. То, чего ни с кем не должно произойти.
«Вы меня понимаете?» — спрашивает Ира, выискивая понимание глазами, переводя взгляд с одного на другого.
Да, Ира! Я тебя понимаю. Я так тебя понимаю. Посмотри на меня еще раз!
Лиза снова зажигается. Поднимается с колен. Встает, расправляя плечи, потирая шею. Голова больше не болит. И что она там выпила вчера? Неважно это сейчас. Ведь все это не зря. Все связано. Ничто не проходит даром.
Мысли снова скачут, как и пояса времени в ее сотовом. Истории Алисы ждут своего часа. Она достает колечко и веревочку, складывает два и два. Лиза не носит украшений, но у этого колечка другая категория. Поэтому и будет висеть на шее.
Она покинула комнатку, прошла мимо аудитории, где Мэрлин щелкал кнопкой диктофона, готовя ей новые истории. Устремилась на улицу, в ближайший парк. Кольцо помнит ту фразу: спасение в прощении. Ей вдруг захотелось сказать кое-что важное, особенное. Потому что я тебя понимаю, я понимаю тебя, слышишь? Я все тебе сейчас расскажу, вышлю сообщение прямиком во вселенную.
Жаль, что нельзя передать сообщения в прошлое.