Тайные потомки

21

Хотела бы я, чтобы мы носили на голове утюги, которые не давали бы нам вырастать. Но бутоны станут розами, а котята — кошками; такая жалость!
Луиза Мей Олкотт. «Маленькие женщины»
  
Темнота окружала Этьена со всех сторон, шептала давно знакомые ему с детства слова — ты чужой, лишний среди других счастливых и нужных детей, нужно уйти и дать жить остальным спокойно.
  
Может, этот голос был прав? Своей жестокостью он погубил всю семью: отца, братьев и сестёр, даже милую и добрую Шарлотту не пощадил. А она ведь не желала и не делала ему зла ни разу.
  
Этьен закрыл глаза, в голове сразу же всплыли картины из прошлого. Лето, яркое и жаркое, от палящих лучей которого хотелось спрятаться в озере. Каждый занимался своим делом, а Павлин сидел на ступеньках поместья и монотонно расставлял кукол Шарлотты, которых он тайком стащил из машины.
  
— Ты что, девочка, чтобы с куклами играться? — раздался голос, пробивающий до дрожи. Солёный пот стекал с лица и шеи, огибал тонкие, выступающие позвонки. В одежде стало жарко, в глазах помутнело, хотелось бежать — да некуда. — Дай-ка мне!
  
 Этьен не успел даже пискнуть, как кукла оказалась в руках Кристофера. Он осмотрел её безразличным взглядом, повертел шарнирные руки-ноги и с остервенением оторвал голову игрушке. Частички её тела упали к ногам Этьена, он напуганно пропищал:
  
— З-зачем...
  
Ответа не последовало. Лишь ботинки наступили на оторванное аристократическое личико, а после потерялись в лучах лета.
  
Этьен подполз к кукле, бережно подобрал то, что осталось, и прижал к сердцу.
  
 «Лотта будет ругаться, она убьёт меня», — вторил мальчишка про себя, шатаясь из стороны в сторону. Лучше признаться самому, чем тянуть, считал Павлин, поэтому побрёл к серебристой машине.
  
Шарлотта уже сидела внутри, крутила маленькими ручками кнопки, пытаясь включить детские песенки; новости о политике, скандал с президентом Макроном не были ей интересны. Но по стечению обстоятельств кроме них и сводок про топ-моделей из различных шоу ничего не было.
  
Откинувшись на спинку кресла, Шарлотта провела рукой по ремню безопасности, почувствовав горячую ткань, она сильнее в неё вцепилась. Подушечки пальцев прошила невыносимая боль, даже через полузакрытое окно Этьен мог услышать её немой крик: «Я ненавижу свою жизнь!»
  
— Лотта? — осторожно постучав, спросил Павлин.
  
Шарлотта отстегнула ремень, опустила окно и высунула голову. Внизу, на грунтовке, сидел Этьен и сжимал дорогущую куклу, подаренную мамой на день рождения.
  
— Этьен, что случилось? — Девочка уставилась на красное, мокрое лицо. Губы были искривлены в истерике, а пальцы дрожали. — Кристофер снова тебя обидел, да?
  
Павлин кивнул.
  
— Он сломал твою игрушку, — промямлил мальчик, протягивая частички.
  
— Это ерунда! Мама даже не заметит, что её нет, — абсолютно без злобы ответила Лотта и выбралась из машины. Она села так же, как и брат. Положила его руку в свою и крепко сжала. — Ты должен научиться давать сдачи. Может, это и звучит по-банальному жестоко, но это правда. Если мы так и останемся добрыми детишками, нас растопчут. Вот папа — жестокий, суровый мужчина, но зато все его уважают, слушаются беспрекословно. У нас не было ни единой кражи, потому что все горничные знают, если попадутся — им конец. Нужно быть такими же, вот что я поняла.
  
— Неужели ты хочешь правда стать такой? — прохныкал Этьен, сильнее прижимаясь к сестре.
  
Мышь с улыбкой кивнула, но в её фиалковых глазах была видна боль. Глубокая и всепоглощающая. В тот день он понял, что Лотта отчаялась. В тот день он поддался речам Мыши и стал безумцем, совсем не обращая внимания на добродетель, что несла де ла Круз все последующие годы.
  
Шарлотта стала слабохарактерной, такой же, как когда-то Этьен. Его это злило до боли в горле, до крови на губах, но он ничего не смог сделать. Невозможно изменить человека просто так, он должен этого захотеть. Например, Фанетта: раньше она была милой и доброй девочкой с золотистыми косами и улыбкой во все зубы. После встречи с Кристофером она превратилась в монстра, жестокого и беспощадного. Прямо версия своего отца, но, может, это не так уж и плохо? Сначала эти перемены испугали Этьена, но после мальчишка стал восхищаться ими — был глупый. Ему казалось, что так правильно — демонстрировать ненависть и превосходство. Чем дальше рос, тем больше убеждался в своей неправоте. Ненависть порождает ещё больше ненависти. Их семья несёт лишь зло для самих себя и людей. Это неправильно, так не должно быть, решил Этьен.
  
«Говорят, яблоко от яблони недалеко падает. Из семян гнилого яблока вырастают гнилые деревья. Гнилые деревья плодоносят гнилыми яблоками. Замкнутый круг. Чтобы разорвать круг, нужно уничтожить и яблоню, и яблоки», — эти слова принадлежали Маркусу Серенаку. Он был той самой яблоней, породившей гнилые плоды. От такого урожая толку мало — они воняют, некрасивы на вид, их место на помойке. Все потомки были гнилыми продуктами, а значит, нужно их утилизировать. Этим он и занялся — избавился от всех, начав с отца.
  
Он прекрасно помнил этот день. Оставалось немного до семейного воссоединения, на которое его никто никогда не приглашал. Этьен долго вертелся перед зеркалом, думая, чей образ принять, как одурачить горничных и проникнуть без проблем в особняк. Решил остановиться на своей любимице, Кэтрин Ришар. Посмотрел на своё-чужое лицо кукольными глазами, оставаясь бестелесным наблюдателем. Светло-рыжие волосы были собраны в слабый пучок, в них прятались лучи солнца, но мёртвым он не нужен. Лёгкий макияж, румяна на щёки, красное пальто поверх платья, которое Этьен стащил из магазина, обольстив весь персонал. Пора. Добрался до особняка быстро, без форс-мажорных обстоятельств, всё складывалось как нельзя лучше. Но отчего-то на душе было неспокойно. Когда он вошёл внутрь, по коже пробежал холодок. Втянув побольше воздуха в лёгкие, Этьен прошёл до самой конечной двери и резко открыл.
  
Маркус лежал, съёжившись в причудливой позе, словно через его тело пропустили ток. Этьен подошёл ближе, как загипнотизированный. Рассмотрел открытые глаза, взгляд, направленный куда-то в потолок.
  
«Всё закончилось», — было написано кровью.
  
Метнув взгляд на отца, Павлин заметил, что на запястьях мужчины имеются багровые полосы. Чуть поодаль лежало лезвие с запёкшейся кровью. Стало дурно, тошнота подступила к горлу. Этьен выбежал из комнаты и упал на пол, захлёбываясь в собственной рвоте.
  
— Как же так... Почему... — В груди щемило, скребло, рвало. Хотелось на свежий воздух, но нельзя. — Нужно убрать, чтобы не увидели.
  
Властный и жестокий месье покончил с собой, как слабовольный мальчишка, подвергавшийся насмешкам со стороны одноклассников. Может, его замучила совесть? Или он, как любой живой очеловеченный организм, утонул в депрессии?
  
Сейчас Маркус лежал на покрытом пятнами полу, полуобнажённый, бессильный и безвредный. Этьену стало грустно, страшно, потому что даже такой дрянной человек, как он, не заслужил смерть.
  
«Но я же хотел именно этого», — вспомнил Павлин и закусил губу.
  
Теперь на их семейство будут показывать пальцем, смеяться и не давать спокойно жить. От позора можно спастись лишь смертью, решил юноша и приступил: сначала убрал беспорядок в доме, помыл пол, потолок, вынес тело из комнаты, одел. В один момент в руке оказался тупой предмет — удар, второй, третий... Этьен сбился со счёту, пока замахивался. Готово.
  
Погружённый в свои никчёмные мысли, он вышел из поместья. Истерика сковала его по рукам и ногам, он упал на дорогу и заплакал. Теперь придётся стать настоящим монстром, лишь бы никто больше не стал таким, как он.