Эйфория |Лиза Ира|

6

Напряжение в машине раскаленными искрами летало между девушками, грозясь вот-вот сжечь все вокруг. Хотелось выскочить и бежать как можно дальше до тех пор, пока ноги не начнут подкашиваться от усталости, но Лиза сидела на месте, чувствуя, как едкая вина, подобно змеям, вползала под кожу и жалила катастрофически болезненно.
— Скажешь что-нибудь? — Даже не переводя взгляд на девушку спрашивает Сара, из-за чего Андрияненко хочется сжаться в комочек и спрятаться там, где ее никто не найдет. Но она взрослая девочка, а взрослые девочки должны решать проблемы.
— Прости, — только и может выдавить из себя блондинка, чувствуя, как к горлу подступает ком, а в носу начинает щипать от приближающихся слез. Она не хотела делать больно Саре, но почему-то не могла пересилить себя и вернуть контроль в руки здравого смысла. Вся она целиком и полностью была захвачена во власть сошедшего с ума сердца, которое отчаянно стремилось к Ире.
— Ты думаешь, мне нужны извинения? — Голос становится грубым, и Андрияненко кажется, что она впервые видит брюнетку такой. Жесткой, собранной, без тени хоть какой-то эмоции на лице. — Лиза, что происходит?
— Я хотела рассказать тебе, когда мы встретимся, но, как видишь, обстоятельства сложились немного иначе, — блондинка тяжело выдыхает и с силой сжимает руки, понимая, что серьезного разговора ей не избежать.
— Скажи мне правду, пожалуйста, — Сара дрогнула, оборвав на корню желание коснуться девушки.
— Правда в том, что я понятия не имею, какого черта вообще происходит. Ты нравишься мне, очень нравишься, и это действительно так, я люблю проводить с тобой время и я правда хотела уехать после вечеринки встречать рассвет куда угодно, хоть даже на край света, но Ира… — Андрияненко закрывает глаза руками и трясет головой, пытаясь отогнать возникший образ брюнетки. Не выходит.
— Она тоже тебе нравится и ты не можешь определиться? Как же ты банальна, Лиза, — злость и агрессия нотами застывают в мягком голосе, и от этого становится еще хуже.
— Тут все не так просто, как может показаться, — Андрияненко переходит на шепот, и ей едва ли удается сохранять еще хоть какое-то самообладание. — Понимаешь, она каким-то странным образом действует на меня, складывается ощущение, что она больше, чем просто человек, и меня к ней тянет как магнитом. Что бы я не делала, куда бы я не бежала, дорога все равно выводит меня к ней, — слова даются очень тяжело, и где-то на подкорках собственного подсознания девушка вроде как понимает, что не стоит рассказывать все в таких подробностях, но Сара просила правду. — Я как будто перестаю быть собой, мозг выключается…
— Я поняла, — шепчет брюнетка, и дрожь в ее голосе заставляет сердце Андрияненко предательски стучать о грудную клетку, пытаясь пробить ребра.
— Мы можем…
— Нет. Не надо. Ты будешь мучаться сама и будешь мучить меня, так что оставь это гиблое дело, как бы ты не пыталась быть со мной, тебя все равно будет тянуть к ней, — пока Сара говорит, блондинка вжимается в кресло, слыша, как ломается голос девушки от подступающих слез. Шепот бьет по ушам в разы сильнее самой громкой музыки. Плохо. Больно. Она ничего не может исправить или изменить, и от чувства собственной беспомощности хочется выть.
— Прости меня, — Лиза не знает, что еще она может сказать. Она виновата и признает это. Сейчас как никогда хочется ударить человека, сказавшего однажды «сердцу не прикажешь».
Сердцу не прикажешь. Поэтому Андрияненко теряет важного и значимого человека в своей жизни.
Сердцу не прикажешь. Поэтому она делает так больно Саре, которая действительно заслуживает только лучшего, а заодно разрывает сердце себе.
Сердцу не прикажешь. Поэтому вместо тепла, уюта и нежности она выбирает эйфорию.
— Так должно быть, Лиза, — проговаривает брюнетка, и впервые за весь разговор Андрияненко смотрит ей в глаза. Лучше бы она этого не делала. В темных карамельных омутах стоят слезы, а на лице боль и невысказанные чувства, от которых хочется кричать. Страшно, когда человек, от которого светит, будто бы от солнца, вдруг становится мрачнее тучи, а от одной мысли только о том, что творится у него в душе, хочется спрятаться и никогда больше не вылезать на свет.
— Пожалуйста, пусть у тебя все будет хорошо, ты заслуживаешь только самого лучшего, — в истеричном состоянии проговаривает Андрияненко, тянется вперед и быстро целует, буквально на секунду застывая на дрожащих губах. — Прости меня.
Андрияненко выскакивает из машины и бежит в общежитие, глотая слезы, пока ей вслед смотрят затуманенные печалью зелёные глаза с проблеском собственной боли, которая была гораздо глубже и сильнее, чем могло бы показаться.
Блондинка залетает к себе в комнату, с силой хлопает дверью, случайно, просто по забывчивости. Спящая Вероника резко поднимается на кровати и испуганными глазами смотрит на нее. Остатки опьянения сгорают в пламени страха и переживания за подругу, которая, даже не разуваясь, падает на кровать, а тело ее сотрясается в беззвучных рыданиях.
Самойлова осторожно подходит, садится рядом и проводит ладонью по волосам Лизы, которая вздрагивает от неожиданности и тут же отрывает голову, хватая на себе теплый взгляд.
— Прости, пожалуйста, Ник, я не хотела тебя будить, — кое-как проговаривает Лиза и снова прячется в подушку.
Рыжая не спрашивает ни о чем, просто осторожно ложится рядом и прижимает к себе подругу, которая утыкается носом ей в плечо, и они лежат так, пока слезы Андрияненко не заканчиваются, а состояние не становится более-менее адекватным. Лиза не плакала. Никогда. Просто сегодня на ее голову рухнуло слишком много эмоций, и от переизбытка ее буквально на куски разрывало. Случись все по-отдельности, не было бы так плохо, но она была слишком везучей, так что все дерьмо вылилось на нее одномоментно, доводя девушку до состояния истерики, но, если честно, стало легче, немного, но все же легче. Своеобразный катарсис, который сейчас казался самым лучшим выходом.
— Расскажешь, что случилось? — Голос Вероники звучит так, будто бы теплый плед окутывает блондинку и прячет ее от всех и от всего, что стремится хоть как-то сделать больно.
— Долгая история, если честно.
— Ничего, я выспалась, рассказывай давай, — Самойлова сильнее сжимает девочку и осторожно целует в плечо, как-то по семейному, что-ли, по родному.
— Все началось еще на вечеринке, когда тебя потянуло в сон. Сара куда-то вышла, а я услышала голос Иры, которая пела. Если честно, на какой-то момент мне удалось абстрагироваться и забыть обо всем кроме Сары, тебя и того, что мне хочется веселиться, но потом, знаешь, как молотком по голове. Я выскочила на улицу, чтобы покурить и успокоиться, но в попытках спрятаться от нее я встретилась с ней и… — Андрияненко втягивает воздух, снова чувствуя, будто бы ее на части разрывает.
— Она тебя поцеловала? — Спрашивает Вероника, прекрасно понимая, к чему все идет.
— Я не знаю, точнее, не уверена. Во мне было много алкоголя, и, может быть, ее поцеловала я, но это даже не так важно, Ник, мне будто крышу сорвало, я никогда в жизни такого не чувствовала.
— А потом?
— Она ушла, а я вернулась за тобой. Мы договорились с Сарой, что как только она освободится, то заберет меня от общежития. Я хотела все ей рассказать, потому что так было бы честно, но перед тем, как уехать с ней, я вышла на улицу, потому что все эти эмоции меня убивали. Было ужасно сложно, но, кто бы сомневался, там я снова ее встретила. Это уже больше похоже на замкнутый круг: куда бы я не бежала, я возвращаюсь к Ире; я не знаю, что с этим делать, но я не выдержала. Кажется, я даже накричала на нее, а она сказала, что влюбилась, и меня как будто током шарахнуло. В общем, в этот раз я сама ее поцеловала, и, знаешь, как бывает во всех этих драматических фильмах, в самый неподходящий момент появилась Сара, — Андрияненко больше не плачет, просто внутри все сдавливает, и становится сложно дышать.
— Ужасные совпадения, иногда кажется, что весь мир играет против нас, — шепчет Самойлова и только сильнее прижимает к себе подругу. Лиза чувствует себя защищенной. Какое бы дерьмо с ней не происходило, рядом была Вероника, с которой, кажется, даже солнце светило ярче.
— Мы поговорили, она сказала, что не стоит изводить друг друга, что так должно быть, и на этом все. Ники5, почему так больно?
— Потому что это жизнь, здесь никогда не будет легко, но ты справишься, мы справимся вместе, все будет хорошо, ладно? — Вероника говорит так тихо, что Коллар едва удается уловить нотки ее голоса.
— Спасибо.
— Тебе нужно поспать, завтра поговорим обо всем и решим, что делать дальше, а пока раздевайся и под одеяло, — командует рыжая, и Лиза даже не спорит, надевает футболку, залезает в кровать и засыпает ровно в тот момент, когда ее голова касается подушки. Эмоциональный срыв дает о себе знать, девушке действительно нужно набраться сил.
Вероника чуть наклоняется, целует подругу в лоб и садится на стул рядом, думая о том, как сильно эта девочка притягивала к себе всякие неприятности.
В дверь стучат тихо-тихо, и Самойлова резко вскакивает на ноги, чтобы Лиза не успела проснуться. Казалось, будто рыжая — фея, охраняющая сон девушки. В коридоре стоит Ира с безумно виноватым видом и буквально не находит себе места. Вероника выскакивает, оставаясь один на один с брюнеткой, и внимательно смотрит на нее.
— Она пришла? — Голос Лазутчиковой дрожит так, что Самойловой самой становится не по себе. Её представления об этой девушке были совсем другими, брюнетка казалась ей ледяной, заносчивой и самоуверенной, способной любого испепелить одним только взглядом, так что увидев ее сейчас с красными от слез глазами и полной растерянностью, захотелось просто обнять и прижать к себе. Ира выглядела как испуганный ребенок, который потерялся среди тусклости и серости мира, вдруг ополчившегося против нее.
— Прости, она спит, тебе бы тоже следовало, так что давай-ка возвращайся в комнату, спокойно выспись, а завтра поговорите, ладно? — Самойлова кладет руку девушке на плечо, а та вздрагивает, будто ее только что огнем обожгли.
— Ты обо всем знаешь, да? — В голосе ее растерянность, страх и злость, девушка просто не знает, что чувствовать и как дальше себя вести. Чувство вины убивает с такой силой, что Ире кажется, будто она в воде, а вынырнуть не получается.
— Она моя подруга, а я умею хранить секреты, так что да, я обо всем знаю, но лезть с советами или чем-то подобным не буду, вы сами разберетесь, взрослые девочки, — Самойлова облокачивается плечом о дверной косяк и чуть прикрывает глаза, чувствуя, как сонливость начинает возвращаться.
— Ладно, не важно, я понятия не имею, что между нами происходит, а еще больше меня пугает перспектива непредсказуемого будущего, потому что я даже не знаю, есть ли мне в нем место, — Ира закрывает лицо руками и пытается подавить новый всплеск эмоций.
— У тебя ведь нет никого, с кем ты могла бы поговорить, так? — Вероника спрашивает обреченно, она понимает, что чувствует девушка, и знает, какого это, когда ты остаешься в одиночестве в толпе людей.
— Так заметно? — Голос похож на вой и хрип дикого зверя, которого загнали в клетку.
— Ты потеряна так, будто бы даже не знаешь, где находишься, и тебя переполняют чувства, которые очень хочется выплеснуть, но ты не знаешь, как это сделать.
— А ты догадливая.
— Да нет, ладно, не важно, ты ложись спать, а завтра возвращайся, ладно? И, Ира? — Лазутчикова поднимает голову и в упор смотрит на девушку, а рыжая едва заметно улыбается. — Все будет хорошо.
Когда Вероника возвращается в комнату, она чувствует за собой какую-то маленькую, понятную ей одной победу. У Иры обычные глаза.
До того, как лечь спать, Самойлова переписывает в свой телефон номер Сары.
***
Вероника звонит ей, когда день подходит к завершению, и страх почему-то сжимает ребра. Что она скажет? Зачем она это делает? Поток мыслей прерывает тихий голос с едва различимыми нотками алкогольного опьянения. Неужели она еще не спала?
— Сара, привет, прости, что я звоню, не думаю, что ты вообще хочешь меня слышать. Это Вероника. Рыжая девочка, которая не знает, что такое гей-радар, — легкая улыбка трогает ее губы, и на какую-то секунду все забывается, остается только первая встреча, горящие глаза и немного неловкий вопрос «А почему ты флиртуешь не со мной?»
— Привет, Вероника, все в порядке. У тебя что-то случилось? — Голос монотонный, угасающий, будто потерянный, и Самойлова снова жалеет, что набрала номер.
— Если честно, я хотела с тобой поговорить, — девушка морально готовится, что на ее голову обрушится миллион вопросов, на которые она совсем не готова отвечать.
— Хорошо, давай через час возле бара, — быстро отвечает Сара и сбрасывает звонок, а шокированная Вероника все еще не может понять, зачем она вообще это сделала.
Необдуманные поступки были ее отличительной чертой. Одной из тех, что скопом складывались в то самое очарование мисс Самойлова, которое никого не оставляет равнодушным. Но каждый чертов раз ее сердце колотится как бешеное от одной только мысли о том, что ее вдруг посчитают глупой или странной.
***
Лиза просыпается чуть позже, тогда, когда остается в комнате одна, и стоит ей открыть глаза, как раздробленная реальность обрушивается на нее мощнейшим цунами. Первое, на что она надеялась, это то, что все это окажется только сном, тяжелой игрой ее собственного подсознания, но сны проходят, а давящее чувство в груди остается, заставляя девушку снова и снова задыхаться. Это тот самый момент, когда ты просыпаешься, но понятия не имеешь, зачем…
Андрияненко переворачивается и прячет лицо в подушку, стараясь сбежать из реального мира в вымышленный еще хоть ненадолго, но ничего не получается. Хаотичным роем мысли атакуют мозг, и она сильно зажмуривается, пытаясь отогнать все это от себя.
Дверь предательски скрипит, и девушка выдыхает, радуясь, что вернувшаяся Вероника хоть как-то поможет ей не погрязнуть окончательно в болоте собственных страданий.
— Ник, куда ты сбегала? — Не оборачиваясь проговаривает Андрияненко и долго не получает ответ. — Ника? — Она поднимается и садится на кровати, замечая возле двери смущенную и испуганную брюнетку, которая смотрит на нее с надеждой и болью одновременно.
Сердце пропускает сразу несколько ударов, и Лиза кажется, что ещё немного и оно остановится, замрет на месте и больше никогда не будет стучать.
— Иди сюда, — она шепчет скорее даже на эмоциях, каких-то инстинктах, и Лазутчикова медленно подходит к ней, садится рядом и позволяет блондинке притянуть себя ближе, уложить на себя спиной, обхватить руками за талию и положить подбородок на плечо.
— Прости меня за вчерашнее, ладно? Я не должна… — Начинает Ира, пытаясь сказать хоть что-то.
— Шшш. Тише, не надо, это больше не имеет значения, — шепчет Андрияненко и целует ее в висок. Сейчас, когда Лазутчикова оказалась рядом, ее хотелось касаться в самом чистом и прозрачном смысле этого слова. Обнимать, дарить целомудренные поцелуи и не отпускать, будто бы стоит только Лизе разжать руки, как девушка исчезнет, растворится, как мираж, снова оставив ее наедине с собственными страданиями.
***
Вероника подходит к бару, отчаянно сражаясь с приступом подступающей паники, хочет сбежать, но замечает Сару, которая пристально смотрит на нее. Назад дороги нет.
— О чем ты хотела поговорить? — Спрашивает брюнетка, и Самойлову будто бы ледяной водой окатывают. Она знала ее совсем мало, но никогда не встречала с ее стороны такого холода и озлобленности на весь мир.
— Прям здесь?
— Давай зайдем в бар, я налью что-нибудь.
Рыжая только кивает головой и замолкает до того момента, пока они не оказываются за отдельным столиком в пустом закрытом помещении.
— Почему ты так просто отпустила? — Резко, сразу в лоб спрашивает Вероника, и Сара немного шокировано смотрит на нее.
— Прости, что?
— Извини, я знаю, что эта тема совсем не из лучших, особенно сейчас, но я правда не понимаю, вы нравились друг другу, между вами такая химия была, почему ты сразу все бросила, неужели она не заслуживала второго шанса? — Страх действует на Веронику как красная тряпка на быка, в ней вдруг просыпается кто-то отчаянный, тот, кого совершенно не заботят последствия.
— Он был ей не нужен, — тихо, будто бы самой себе, отвечает брюнетка и прячет глаза в пол.
— Почему ты так решила?
— Какой смысл играть с человеком, который предназначен ей судьбой? Я бы все равно осталась в проигрыше, — Сара тяжело выдыхает и залпом выпивает стакан виски, подливая себе еще немного.
— В каком смысле? — Вероника замирает, будто в нее прилетел мощный заряд молнии. В голове тысячи мыслей сливаются в один большой ком, а лицо выражает одновременно полнейшую неуверенность и сомнения в том, что вообще все происходящее реально.
— Ты же знаешь про соулмейтов, Нткк, правда? — Брюнетка хитро щурится, а губы трогает легкая ехидная улыбка.
— Подожди, то есть это правда? Такое действительно возможно?
— Что ты вообще слышала?
— Что родственные души замечают друг друга по глазам, что их связь очень крепкая и что они всегда будут тянуться друг к другу, а после первой близости глаза меняют цвет.
— Маловато будет, но даже этого достаточно, — Сара снова пьет, а Самойлова только судорожно крутит в руках стакан, пока в ее голове прорисовывается полная картина всей ситуации.
— Достаточно для чего?
— Что первое Лиза увидела в Ире?
— Глаза.
— Как она их описала?
— Как что-то волшебное, какое-то неземное.
— Думаю, мы обе смотрели ей в глаза и ничего подобного там не увидели, так ведь?
— Да, но…
— Ты можешь мне не верить, но вспомни про первую близость и просто следи за глазами, — проговаривает брюнетка, встает и, легко хлопнув девушку по плечу, отходит в сторону.
Секунда на то, чтобы привести мысли в порядок.
— Откуда ты все это знаешь? — Самойлова вскакивает на ноги и делает шаг в сторону девушки. Та замирает. Сара долго молчит, прежде чем выдохнуть, резко поднять голову вверх и сжать руки до побелевших костяшек.
— Знаешь, Вероника, встретить соулмейта это огромный подарок жизни. Кто-то сразу чувствует безумно сильную связь, а у кого-то она развивается со временем, и только после первой близости вспыхивает так, что мир замыкается на одном человеке. Ты не можешь ни есть, ни спать, все, что хоть как-то имеет значение — касаться. Даже просто держать за руку, ведь больше ничего не нужно, знаешь, кажется, если ты отпустишь, жизнь в эту же секунду остановится, — Сара говорит с такой теплотой в голосе, что становится страшно. Вероника умная девочка, Вероника понимает, что у этой истории ужасный конец. — Когда жизнь дарит тебе соулмейта, ты расцветаешь, становишься больше, чем просто человеком.
Тишина. Давящая. Убивающая. Разрушающая. Тишина. Сейчас она кажется настолько болезненной, что Самойловой хочется зажать уши и убежать.
— Астра умерла у меня на руках, — голос с треском ломается, срываясь сначала на хрип, а потом на шепот. — Я никогда не забуду это чувство, когда в один момент ты вдруг остаешься оболочкой без души и смысла на существование.
Вероника не чувствует, как по щекам текут слезы. Ей вдруг отчаянно хочется прижать к себе девушку, которая настолько сильна, что вызывает восхищение. Всю жизнь можно прожить и не приблизиться к ней ни на секунду.
— Сара, мне жаль. Я знаю, как глупо это звучит, но мне правда очень жаль, ты не заслужила такого. Никто не заслужил, — Самойлова делает шаг вперед, и брюнетка сама обнимает ее. Им обеим сейчас это было нужно.
— Месяцы ушли, прежде чем я перестала каждую ночь залезать на окно, чтобы отправиться вслед за ней. Меня будто бы магнитом тянуло следом. Понимаешь, что это, Ник? Даже если человек умирает, он по-прежнему весь твой мир, и ты даже не знаешь, куда от него деться, — Сара не плачет, она только тяжело дышит и с силой сжимает девушку в объятиях. Рыжей больно, но она почувствует это потом, когда вдруг обнаружит вечером синяки, но сейчас это не имеет совершенно никакого значения. — Поэтому я не посмела встать между Лизой и Ирой, как только я поняла, что они предназначены друг другу, я отступила, но ты, Вероника, ты береги их, и я очень надеюсь, что тебе в жизни тоже повезет встретить действительно своего человека.
— Я должна сказать Лизе об этом, — проговаривает Вероника, когда брюнетка делает шаг назад и с благодарностью смотрит на нее.
— Даже не думай об этом. Они сами должны все осознать и придти к пониманию. Представь, если сейчас ты скажешь Лизе, что ей в жизни предназначен один человек, и как бы она ни старалась, её всегда будет невообразимо сильно тянуть к Ире.
— Пожалуй, ты права. Ладно, я буду молчать, пусть дойдут до этого сами, так будет правильно, — Вероника как-то вымучено улыбается и снова обнимает Сару. — Спасибо тебе за этот разговор, и мне правда жаль, что так вышло.
— Тебе спасибо, — брюнетка делает шаг назад и выходит из бара, но замирает на секунду и смотрит через плечо, глядя на рыжую, которая сильно напрягается. — Вероника, я ошиблась, прости, ты не очень-то уж и натуралка, — Сара подмигивает и быстро уходит, а Самойлова заливается краской и прикрывает лицо руками.
***
Лиза сидит на кровати, прижимая к себе Иру. Носом выводит замысловатые узоры на шее, чувствуя, как девушка немного напрягается и сжимает ладони вокруг рук Андрияненко. Улыбается. Тает. Растворяется в мгновении, и кажется ей, что сидеть вот так, вместе, чувствуя тепло друг друга, — это лучшее, что когда-либо случалось с обеими.
Лиза чувствует, будто бы ей руки развязали, и ничего больше уже не может ее остановить, когда она нежно касается девушки и не может перестать этого делать. В ней нет какого-то лютого, неприкрытого желания, есть только притяжение, которое гораздо выше, чем любые чувства, которые вообще были описаны, поэтому блондинка оставляет сухие поцелуи на шее и открытых плечах, забывая на несколько часов о том, как дышать.
— Что будет дальше? — Шепчет Лазутчикова, прикрывая глаза и наклоняя голову вбок, открывая еще больший доступ для Андрияненко.
— Я не знаю, посмотрим, время покажет. Единственное, в чем я сейчас уверена, так это в моих чувствах к тебе. Я не могу дать им какое-то четкое определение, просто они есть, и они гораздо сильнее, чем мне когда-либо приходилось встречать, — блондинка шепчет тихо-тихо, едва касаясь губами мочки уха, заставляя Иру то и дело вздрагивать.
— Я тоже что-то чувствую к тебе, и это сильнее меня. Никогда раньше я не позволяла брать эмоциям верх, но ты и то, что ты делаешь со мной, буквально сводит с ума. Кто ты такая, Елизавета Андрияненко? — Брюнетка чуть поворачивает голову вбок, встречаясь глазами с небесными омутами напротив, и вспышка, которая в этот момент происходит между ними, по мощности, казалось бы, сравнима с той, которая спокойно могла бы уничтожить целую вселенную, стереть ее в порошок, но отчего-то она превращает в пепел двух девушек, которые сходят с ума, оказываясь друг к другу ближе, чем на метр.
— Не знаю, — Андрияненко, казалось бы, говорит только губами, улыбаясь так, что позавидует даже Чеширский кот, а потом целует, медленно, тягуче, приторно, так, что обе будто бы теряют ощущение тела, становясь чем-то внечеловеческим.
Пытаясь урвать моменты, не сдерживаясь, сдаваясь в плен раньше, сейчас они будто бы по-настоящему понимают смысл своего собственного существования. Так тихо, так спокойно, так правильно. Им ничего не может помешать быть рядом с друг другом, и от этого с головой накрывает чувство нереальной эйфории.
Первый поцелуй, когда они не скованы рамками чего-то постороннего, и обе девушки чувствуют его особенность. Теплый, нежный, с привкусом оставшейся помады и лаванды, в хлам разрывающий легкие.
— Мы можем поговорить? — Шепчет Ира, снова возвращаясь в первоначальное положение, и как можно сильнее, сильнее вжимаясь в теплую Андрияненко. Ей казалось, что именно так она защищена. Полностью.
— Конечно, — Лиза снова отвечает, едва касаясь губами кожи, и тут же целует куда-то в линию скул. Она хаотично и трепетно изучает губами каждую пока доступную ей клеточку кожи Лазутчиковой, и из-за этого в груди будто бы зажигается какой-то свет.
— Я хочу, чтобы ты знала, кто я… — Ира сжимает ладонь девушки сильнее, а блондинка осторожно утыкается носом в висок. Молчит. Лазутчикова знает, что она готова слушать. — Знаешь, я никогда не была нормальным ребенком, вечно проблемная, неправильная, ненормальная. С детства я была окружена людьми, которые всеми возможными способами проявляли свою неприязнь ко мне, а я не понимала, почему. Так было всегда, и со временем я выстроила такие стены, что за них никто и никогда не мог пробраться. Если и хотел кто-то наладить отношения, то не хотела я. Привычка быть в постоянном одиночестве научила меня тому, что если не давать в руки людям нож доверия, они никогда не смогут швырнуть его тебе в спину. Если спросишь у кого-нибудь, единственное, что обо мне скажут — что я стерва, ну и, естественно, все его производные. Моим самым близким человеком всегда был отец, который души во мне не чаял, научил всему, что я умею, а потом появилась ты и все то, что я строила годами, рухнуло от одного только твоего взгляда. Сейчас мне страшно, мне очень страшно, Лиза, потому что я снова осталась незащищенной, и я не знаю, как нужно жить за этими стенами, без них, — Лазутчикова чувствует, как на глаза наворачиваются слезы какой-то детской обиды от воспоминаний о прошлом, которые одновременно и сломали ее, и сделали слишком стойкой.
— Ир, я рядом, пока ты не привыкнешь, я буду той стеной, которая тебе нужна, просто позволь мне сделать это, — Андрияненко сложно, слышать признания тяжело. Слышать признания сломленного, но дорогого человека практически невозможно. Кровь бьет по вискам, и ей хочется еще сильнее сжать брюнетку в объятиях, чтобы только дать ощущение защищенности.
— Лиза, ты спрашивала меня, почему я пропустила первый урок по литературе, — Лазутчикова судорожно втягивает воздух, шмыгает носом, и сердце блондинки с силой сжимается.
— Если ты не хочешь об этом говорить, не надо, я чувствую, что тебе больно.
— Я устала таскать это в себе, если честно, но никому не могла сказать, никому, кроме тебя. Лиза, утром в тот самый день мне позвонили из больницы. Какой-то пьяный ублюдок вылетел на встречку, врезавшись в моих родителей, они в ужасном состоянии были доставлены в больницу, оба в глубокой коме. Но, видимо, какая-то небесная кара действительно есть, тот придурок скончался на месте, вылетев через лобовое стекло, — Лазутчикова молчит, а Андрияненко с трудом пытается подобрать слова, но выходит это из рук вон плохо.
— Слушай, мне…
— Лиза, не надо, я знаю, как нереально подобрать хоть какие-то слова, потому что нужных нет, нет того, что можно сказать, и кому-то вдруг станет легче, просто мне не нужны слова. Я хотела рассказать, потому что это слишком большой груз, надо было выплеснуть эмоции, хоть немного отпустить, а ты... Просто будь, пожалуйста, рядом, если можешь, этого будет достаточно.
У Лазутчиковой внутри канаты рвутся, будто бы ещё немного и она перестанет держать хоть какое-то самообладание. Единственное, что пока все еще помогает ей быть на плаву, — теплые руки Лизы, сжимающие её в объятиях.
— Хорошо, — только и проговаривает Андрияненко, осторожно целует в висок и прижимается чуть ближе, чувствуя, как Ира напряженно выдыхает.
— Странное чувство, если честно, такая легкость и пустота одновременно от того, что я рассказала то, что камнем висело на душе, а с другой стороны, знаешь, какой-то животный страх, я ведь практически не знаю тебя.
— Я понимаю, правда, и, наверное, единственное, что я могу тебе пообещать, это то, что я сделаю все возможное, только бы не предать твое доверие, это очень важно для меня, — Андрияненко чувствует, как девушка напрягается и расслабляется в ее руках, а потом, пусть и не видит, но знает, что губы Иры трогает легкая, вымученная улыбка.
— Спасибо, — Лазутчикова быстро поворачивается и снова целует, легко, едва касаясь, но обеих будто бы током прошибает. — Правда, спасибо, я пойду, а то и так задержала тебя слишком надолго, — брюнетка пытается встать, но руки блондинки тут же тянут ее обратно.
— Даже не думай об этом. Сегодня я точно никуда тебя не отпущу, давай, залезай, — Андрияненко двигается на кровати, отодвигает одеяло и укрывает их обеих, позволяя Ире положить голову себе на плечо. Достает ноутбук, включает какой-то фильм и обнимает девушку за талию.
Происходящее на небольшом экране теряется в ощущениях, витающих вокруг девушек. Молча, только прижимаясь друг к другу, они, казалось бы, создают новую гамму чувств, подвластных только им обеим.
Через несколько часов вернется Вероника, обнаружив их спящими в объятиях друг друга. Улыбнется. Уберет компьютер и натянет одеяло чуть выше, а потом ляжет спать с щемящим сердцем. Ей тоже хочется вот так вот однажды найти человека, предназначенного судьбой.