Эйфория |Лиза Ира|

17

— Лазутчикова, поднимай свою тощую задницу, потому что иначе мы никуда не успеем! — Кричит Лиза, залетая в комнату и замечая, что девушка даже на миллиметр не придвинулась к краю, а все так же продолжает лежать, уткнувшись лицом в подушку. Ее тело частично прикрывает одеяло, а на обнаженных плечах танцуют созвездия, по которым, казалось бы, можно составлять гороскопы.
— Ну че ты так орешь? Выходные же, почему нам нельзя поспать подольше? Зачем вставать так рано? — Ира недовольно ворочается, но не отрывает лицо от подушки, продолжая прятать нос в мягкой крепости.
— Детка, у нас куча дел, если ты вдруг забыла, сегодня новый год, нам как минимум нужно накрыть на стол, а как максимум успеть купить подарки и тебе что-нибудь нарядное. Мне, конечно, безумно нравится твой суровый стиль, но праздник есть праздник, — Андрияненко нарочно растягивает слова и залезает на кровать, удобно усаживаясь на спину девушке.
— Ну вот, ты придавила меня к кровати, теперь я точно не встану, — отвечает Ира и разводит руками.
— Ладно, я встану, но ты должна пообещать мне, что сейчас же поднимешься и будешь мне помогать, — проговаривает блондинка, рисуя кончиками пальцев узоры на обнаженной спине.
— Хорошо, хорошо, — бормочет Лазутчикова и чуть приподнимается на локтях, но стоит Андрияненко немного привстать, как Лазутчикова с легкой грацией кошки разворачивается под ней и тут же меняет их местами, нависая над блондинкой и прижимая ее к кровати.
— Ииииир, ну ты же обещала, — стонет Андрияненко, но быстро сдается, когда чужие губы находят ее собственные, а теплые руки быстро стягивают футболку и выбрасывают ее куда-то в неизвестном направлении.
— Мы же теперь точно никуда не успеем, — шепчет Лиза, едва сдерживая рвущиеся наружу стоны.
— Переживем, — бросает Лазутчикова и снова целует, спускаясь к шее, а после оставляет дорожку влажных поцелуев вниз, сжимая зубами кожу до багровых отметин, разукрашивая ключицы и оставляя фантомные ожоги на животе, которые впитываются под кожу и оказывают такой же эффект, как живительное пламя феникса.
Лиза чувствует, как в груди расползается давно забытое, задвинутое на подкорки подсознания чувство дикой, первородной страсти.
Лиза сжимает плечи девушки, оставляя заметные красные полосы. Все застилает туман, и она отключается от мира. Есть только Ира. Ее руки. Ее губы. Ее тепло.
Лазутчикова действует быстро, стягивает пижамные шорты и касается пальцами пульсирующей точки, чуть надавливая, заставляя хриплые гортанные стоны вырываться из груди Андрияненко.
Когда блондинка притягивает девушку к себе, вплетая пальцы в волосы, и с силой сжимает их, оттягивая чуть назад, Лазутчикова вводит пальцы и чувствует, как девушку пробивает дрожь.
В том, чтобы касаться Лизу, Ира находит первородный смысл своего существования. Чувствовать ее тепло, шелковую кожу и мурашки, которые покрывают ее тело в приятные моменты.
Кто-то важный когда-то сказал: «Любить — хотеть касаться». Лазутчикова была готова всю жизнь провести в одном положении, только чтобы она всегда могла чувствовать тепло Андрияненко. Девушка никогда не была приверженицей тактильных проявлений, скорее наоборот, она терпеть не могла, когда ее трогали, но рядом с Лизой она чувствует, как ее внутренний заряд заканчивается, если она не может касаться блондинки.
Лиза стала громоотводом в мире вечных бурь Ирины Лазутчиковой, и только она одна смотрела на нее так, будто девушка что-то значит.
Андрияненко не нужно много времени, чтобы разлиться нежностью в руках Иры. Когда из-под пушистых ресниц скатываются слезы от передозировки эмоциональных ощущений, девушка тянет Иру к себе, с силой сжимает руками и целует на пределе нежности и катастрофически сильной любви.
— Я люблю тебя, Ирина Лазутчикова, — шепчет блондинка сквозь касания губ.
— Я люблю тебя, Елизавета Андрияненко, — отвечает брюнетка.
***
Вероника просыпается рано и к своему собственному удивлению обнаруживает, что спать почему-то ей совсем не хочется. Девушка выползает из кровати и выходит на балкон, наблюдая, как снежинки кружатся в предсмертном вальсе, опускаясь на землю и замирая. Завороженной потрясающим зрелищем, ей хочется думать о чем-то светлом, о чем-то теплом, о чем-то настоящем.
В такие моменты отчего-то приходит осознание, что ты все-таки вполне счастливый человек, особенно учитывая свалившиеся обстоятельства. Вероника чувствовала себя как-то катастрофически хорошо, и с одной стороны ее это пугало, а с другой ей хотелось просто раствориться в этих ощущениях и не думать больше ни о чем вокруг.
Город просыпается. Кто-то выходит на улицу с собакой, еще сонный, потирая глаза, в то время как животные веселятся, стараясь как можно сильнее изваляться в белом покрывале, укутавшем землю. Звонкий лай будит недовольных жителей, но хозяева только пожимают плечами. Ну это же собаки.
Где-то люди, укутавшись в теплые шарфы и воротники, бегут со стаканом кофе в руках куда-то в неизвестном направлении, стараясь не проклинать весь мир.
Эта суета была символом самой жизни, и, стоя на балконе, Вероника вдруг отчаянно захотела встать на изгородь и прыгнуть, только не упасть, а взлететь вверх, закружиться в вальсе со снежинками и в медленном танце опуститься на землю босыми ногами, чувствуя снег.
Теплые руки обвивают тонкую талию, а на плечо ложится голова брюнетки. Самойлова прикрывает глаза и глубоко вдыхает свежий морозный воздух.
— Ты чего так рано вскочила? — Спрашивает Борцова сонным голосом, проводя кончиком носа вверх от шеи к виску и оставляя поцелуй, который теряется в волосах.
— Да не знаю, я вроде выспалась, хотелось посмотреть на просыпающийся город, — Вероника прикрывает глаза и чувствует тепло и уют.
— Да уж, то тебя разбудить невозможно, то ты вскакиваешь ни свет ни заря, — Настя смеется и сильнее обнимает девушку.
— Видишь, какая я разнообразная? Со мной ты точно не соскучишься от обыденности, — Самойлова улыбается и смешно морщит нос.
— Пошли обратно, ты совсем замерзла, — шепчет Борцова и тянет девочку за собой в комнату, поплотнее закрывая балконную дверь.
— Ай! — Вскрикивает Настя, когда они снова оказываются в кровати и Самойлова прижимается ледяными пятками к ее ногам.
— Че ты орешь? — Рыжая чуть поднимается на локтях и с любопытством смотрит в любимые глаза.
— Ты холодная вообще-то, — обиженно проговаривает Настя и щелкает девушку по носу.
— Ну, а ты че, согреть меня не можешь, что ли?
— А я похожа на обогреватель?
— Ну разве что на очень симпатичный, — рыжая широко улыбается и проводит кончиками пальцев по щеке брюнетки.
— Ну ты и зараза конечно, Самойлова, — проговаривает Настя, едва ли сдерживая улыбку, чтобы оставаться хоть немного серьезной.
— Знаю, детка, — шепчет рыжая за секунду до того, как накрыть губы Борцовой долгим, нежным и даже немножко ленивым поцелуем.
***
— Ира, детка, мы совсем не успеваем, — кричит Лиза из кухни, доставая из духовки утку, запеченную в яблоках, пока Лазутчикова в спешке сервирует стол.
— Дорогая, мы собираемся отмечать вчетвером с Вероникой и Настей, думаешь, они слишком сильно расстроятся, если мы немного не успеем к их приходу? Между прочим, они сами могли бы прийти пораньше и помочь, — брюнетка заходит на кухню и облокачивается о дверной косяк, скрещивая руки на груди.
— А знаешь, думаю, ты права, — Андрияненко резко разворачивается и в пару шагов преодолевает дистанцию между ними, тут же накрывая губы Иры своими собственными, прижимая ее к стенке и запуская пальцы в распущенные волосы.
Чувство дикого возбуждения расползается под кожей как раскалённая лава, активизируясь в самом низу живота. Лазутчикова цепляет зубами нижнюю губу блондинки и чуть тянет, вырывая из девушки тяжелые гортанные стоны.
Звонок в дверь нарушает возникшую идиллию, и, тяжело дыша, Андрияненко отодвигается от Иры, недовольно морщась.
— Ладно, придётся подождать до вечера, — блондинка оставляет короткий поцелуй на губах Лазутчиковой и идёт к двери.
— Судя по твоим волосам, мы пришли не очень вовремя, — проговаривает Самойлова, касаясь пальцами локонов Лизы.
— Ник, заткнись и заходи! — Андрияненко поправляет волосы и принимает из рук девушки пакеты с едой, которую они успели приготовить.
Благодаря огромному количеству рук стол быстро заполняется, и уже через полчаса все девушки занимают свои места.
Вечно излюбленные опоздания приводят к тому, что остается буквально один час до смены временных границ, и девушки по уже сложившимся традициям решают вспомнить, что случилось с ними за весь этот год.
Первая вечеринка, на которой Вероника и Лиза умудрились напиться до синих чертей, но при это все же доползти домой. Та самая, на которой блондинка встретила Сару. Та самая, после которой ночью в толпе людей она увидела те самые глаза, которые разом перевернули всю ее жизнь.
Они вспоминают Хэллоуин, проект по литературе, слишком частый кофе на уютных диванчиках и, в общем-то, все события, которые так или иначе повлияли на их жизнь.
Ира почти все время молчала, она осторожно положила голову на плечо Андрияненко и чуть прикрыла глаза, чувствуя, как блондинка осторожно обнимает ее за талию и придвигает чуть ближе к себе, раз за разом оставляя целомудренные поцелуи, которые теряются в волосах.
— Если честно, этот год был самым богатым на эмоции. Плохие, хорошие, те, которые втаптывали тебя в грязь, а потом пришивали крылья. Я могла одновременно чувствовать себя и дома, и в сырой тюремной камере, которая давила одним только своим существованием, — начинает Лиза. — Этот год был богатым на события, проходить сквозь которые было сложно, но в то же время именно они покрывали меня той самой броней, которая стала для меня защитой от всех реалий этого мира. Этот год был богат на людей, и тут дело не столько в количестве, сколько в качестве. Ник, ты встретила меня сияющей улыбкой и горящими глазами, от которых сначала хотелось куда-нибудь спрятаться, ей Богу, девочка, ты излучаешь столько позитива, что тогда мне казалось, будто из-за тебя меня стошнит. Ты была рядом в каждый момент моей жизни и всегда находила верный подход, будь то теплый разговор, объятия или пинок, который заставит жить. Маленькая и милая Вероника Самойлова в какие-то моменты становилась хищницей, и, если честно, я бы никому не пожелала оказаться под ее когтями, но во многом благодаря тебе я не сдалась, и все это в итоге привело меня к сегодняшнему вечеру, — Лиза делает глубокий вдох. — Даже если ты спасаешь всех, должен быть тот, кто спасет тебя. Настя, ты появилась в моей жизни незаметно и очень плавно, и я благодарна тебе за твою заботу обо мне, о Ире, а в большей степени о Веронике, потому что в особо тяжкие моменты своей жизни я могла не волноваться за ее состояние, потому что знала точно, что рядом с тобой ей ничего не страшно. Ира, я никогда не думала, что такие люди, как ты, существуют, ты будто бы даже не человек, а кто-то особенный, со своим взглядом на жизнь. Встретив тебя однажды, я знала точно, что ты будешь тем человеком, который круто изменит мою жизнь. Несмотря ни на что, я была уверена, что с тобой лучше, чем без тебя, и пройдя через адские испытания, которые свалились на наши головы, я поняла одно: что бы не происходило, я никуда от тебя не денусь, так же, как и ты от меня. Мы связаны. Судьбой, цепями, чем-то еще, и это все настолько сильно, что как бы мы не старались, нам уже не разорвать эту связь, — Андрияненко улыбается и осторожно берет брюнетку за руку. — Во всей этой кутерьме страданий и попыток вылезти на свет мне кажется, что лучшим способом поставить точку будет только одно… — Лиза ставит бокал на стол и достает из кармана штанов бархатную коробочку. — Ты выйдешь за меня? — Сердце бешено бьется, и даже несмотря на то, что Андрияненко уверена в ее ответе, хочется вскочить и убежать куда подальше от дикого волнения.
И в тот момент, когда Настя вскакивает со стула, а Вероника выплевывает на пол то, что успела набрать в рот, Лазутчикова закрывает глаза руками и отчего-то машет головой.
— Девчонка совсем тронулась, — шепчет Самойлова на ухо Насте, и та, соглашаясь, кивает, понимая, что еще слишком рано для того, чтобы окончательно связать свою жизнь с одним человеком.
— Ира, — тихо проговаривает Андрияненко и внимательно смотрит на девушку. У нее внутри все переворачивается, и миллиарды хаотично движущихся мыслей замирают как вкопанные, распадаясь на осколки в тот самый момент, когда брюнетка проговаривает еле слышно неуверенное «нет».
Такой поворот событий поверг в шок всех еще больше, чем сделанное до этого предложение, а Вероника поняла, что в подобных обстоятельствах не стоит пить вообще.
— Нет? — Дрожащим голосом Андрияненко повторяет следом и смотрит безупречно синими с нотами разочарования, боли и погасающими огнями.
— Нет, Лиза, не сейчас, не тогда, когда мы живем как в лабиринте, из которого нет никакого выхода, не тогда, когда я все еще хожу на грани психического расстройства, не тогда, когда проблемы все еще висят над нами петлей виселицы. Я готова провести с тобой всю оставшуюся жизнь, даже больше, я безумно хочу этого и другого человека рядом с собой я не вижу. Детка, давай справимся со всем, оставим все позади, и тогда, когда мы больше не будем обременены ничем, я скажу тебе «да», тысячу раз «да», миллион раз «да», но только тогда, когда для нас придет время. Я люблю тебя, Лиза, но, если честно, пока все это не закончится, я не хочу забирать у тебя последний шанс на отступление, — Ира вымученно улыбается и проводит ладонью по аккуратно уложенным светлым волосам, которые чуть приминаются под касаниями, тянет вверх за подбородок и заставляет ярко-синие встретиться с идеально-лавандовыми. — Хорошо?
— Хорошо, Ира, — отвечает Андрияненко, и смешанные чувства давят на нее с невероятной силой. Это был удар под дых, но вместе с тем и чувство облегчения, и в этот самый момент Лизе отчего-то показалось, что Ира сама по себе Холден Колфилд, который не дал ей упасть в пропасть.
***
— У нас правда все хорошо? — Осторожно спрашивает Лазутчикова, когда все расходятся по домам, а девочки в полусонном состоянии пытаются навести хоть какой-то порядок. Брюнетка переживала за то, что случилось между ними, и ей совсем не хотелось хоть как-то портить их взаимоотношения, но по-другому она не могла.
— Да, конечно, скорее всего ты была права и я поторопилась, может, это бы не привело ни к чему хорошему, но сейчас мы обе знаем, что хотим этого, а, следовательно, будем стремиться укреплять наши отношения, чтобы однажды мы все же пришли к тому самому моменту, — Андрияненко устало улыбается и тянется вперёд за коротким поцелуем, прикрывая глаза и тяжело выдыхая. Все было одновременно и так хорошо, и так страшно.
— Мы прорвёмся, детка, все будет. Заканчивай здесь, а я жду тебя в комнате, — Ира улыбается и заходит в спальню.
Андрияненко загружает посуду в мойку, закрывает шкафчики и облокачивается о стену, тяжело выдыхая. Начался новый год. Начался новый этап в жизни, который должен повернуть все в другое русло.
Уставшая и сонная, она заходит в спальню и застывает на месте, замечая стоящую к ней спиной полностью обнаженную Иру. Ее голова была чуть опущена вниз, одно колено немного согнуто, отчего всю ее едва заметно клонило вправо, а россыпь родинок на спине сразу собиралась в созвездие перед глазами Лизы. Ей тут же захотелось сделать шаг вперёд и нарисовать невидимые линии с точками прикосновения в виде звёзд.
— Ты знала, что Самойлова идиотка? — Проговаривает Лазутчикова, и голос ее, томный и бархатный, играет на пониженных тонах.
— Что, почему? — В голосе Андрияненко заметная дрожь, и ей едва ли хватает сил взять себя в руки и не потерять голову в эту же самую секунду.
— Ее подарок. Ты видела?
— Нет, ещё не успела.
Лазутчикова вытягивает руку чуть в сторону, не меняя положения, и на ней аккуратно лежит чёрный кляп.
У Андрияненко перехватывает дыхание и она закашливается только от того, насколько невозможным кажется ей все происходящее.
— Попробуем? — Голос Лазутчиковой чуть дрожит, и даже находясь не рядом блондинка замечает, как кожа девушки покрывается мурашками.
Андрияненко делает резкие шаги вперёд, подходит катастрофически близко и рывком разворачивает к себе брюнетку, убирая из ее рук игрушку.
— Не сегодня. Я хочу иметь возможность тебя целовать, — шепчет тихо-тихо и наклоняется вперёд, накрывая губы девушки своими. Целует на выдохе, цепляет зубами, с силой проводит руками вниз по животу, оставляя красные полосы, а позже прижимает Лазутчикову к стене, даже не заботясь о том, что та сильно ударяется головой.
В ней будто вскипают одновременно бешеная страсть и раскалённая ярость, ей хочется целовать на пределе нежности и одновременно кусать до крови, осторожно собирать родинки в созвездия и оставлять красные полосы.
Лиза опускается ниже и оставляет багровые отметины на шее, ключицах и груди. Она — огонь, и в этот раз ей хочется сжечь Лазутчикову до тла.
Девушка проходится рукой вниз и, раздвинув сжатые ноги, запускает пальцы в Иру, вырывая из той хриплые гортанные стоны, от которых кровь начинает бурлить. Хочется больше, сильнее, агрессивнее, Андрияненко будто бы выплескивает весь накопившийся гнев на девушку, заставляя ту уронить голову себе на плечо и сжать зубами нежную кожу до кровавых отметин.
Лазутчиковой надолго не хватает, она сдаётся и виснет на Лизе, будучи не в силах контролировать собственное тело. Когда ноги предательски подкашиваются, она полностью доверяет себя в руки блондинки, надеясь, что та не уронит ее ни на пол, ни в пропасть.
Кое-как они добираются до кровати, залезая под одеяло. Ира тут же отворачивается лицом к стене.
Андрияненко чувствует какое-то невероятное облегчение от мощного выброса эмоций. Силы оставляют ее, и она засыпает буквально через пару минут.
Лазутчикова молча лежит и старается даже не двигаться, только слёзы медленно стекают вниз по щекам. Она чувствует. Она все чувствует, и ей становится катастрофически больно от того, что по ее вине Андрияненко из нежной весны стала вдруг грубой, той, кто сможет сжечь ее одним движением руки.
***
— Ник, что случилось? — Настя присаживается на диван и обнимает за плечи рыжую, которая сидит, уткнувшись лицом в ладони, и тяжело дышит.
— Морально готовлюсь, — тихо проговаривает девушка, поднимая полные слез глаза на Настю.
— К чему, детка, что случилось? Мы же только вернулись, вечер вышел прекрасный, — брюнетка заправляет волосы за ухо Вероники и осторожно целует.
— Собирать Андрияненко по частям, — голос звучит обречённо, в нем явно слышится принятие всей ситуации, которая как небо свалилось на их голову.
— Зачем? Все ведь в порядке, все же хорошо.
— Детка, ты разве не видишь? Все рушится. Как бы они не пытались убеждать самих себя в том, что у них любовь и гармония, они рассыпаются по частям. Андрияненко закрылась в себе настолько, что стала буквально другим человеком, а Лазутчикова душит себя только лишь для того, чтобы не оставаться в одиночестве. Их надолго не хватит, малыш, и как только случится взрыв, нам придётся спасать их обеих, потому что непонятно, чем все это может кончиться, — Самойлова говорит тихо, и голос ее дрожит от подступающих слез, которые вот-вот сорвутся и покатятся вниз.
— Но, детка, о чем ты? Лиза же буквально сделала ей предложение пару часов назад.
— Да, из чувства необходимости, потому что другого выхода у неё не было, а Лазутчикова слишком умна, чтобы не распознать это. Думаешь, она просто так отказалась? Ира хочет этого, но знает, что все было неискренне, поэтому она отказалась.
— Неужели это правда? Боже, я так надеялась, что все наладилось, что за всем этим даже не заметила таких серьёзных вещей. Что же нам делать, малыш? — Борцова прижимает к себе девушку и оставляет осторожный поцелуй в макушку.
— Ждать взрыва, а потом разгребать последствия, потому что кроме нас с этим больше никто не справится…