Эйфория |Лиза Ира|

13

Ее будто бы с силой ударяют куда-то в район солнечного сплетения, и весь воздух вырывается с хриплым полустоном, больше похожим на вой подстреленного зверя.
«Ира в больнице», и перед глазами темная пелена бешеного испуга от того, что она даже примерно не догадывается, что случилось с ее девочкой.
«Ира в больнице» как мантра стучит в голове, и пока Айзек с максимально возможной скоростью ведёт машину к нужному месту, Лиза не может перестать судорожно глотать слёзы и задыхаться в попытках хоть как-то успокоиться.
«Ира в больнице», и весь мир меркнет от одной только мысли о невозможном исходе.
Они доезжают минут за десять, но в этом состоянии каждая секунда кажется Лизе катастрофической вечностью, от которой судорогой сводит все тело, едва ли не заставляя биться в конвульсиях.
До тошноты выбеленные больничные стены давят на сознание, и единственное, чего ей сейчас действительно хочется, — это увидеть Иру и понять, что с ней все в порядке.
— Здравствуйте, к вам должна была поступить девушка, Ирина Лазутчикова, не подскажете, где нам ее найти? — Айзек пытается спокойно обращаться к девушке за стойкой администратора, но у него самого голос предательски дрожит.
— Да, конечно, с ней сейчас работают врачи, но как только они закончат, вы сможете к ней пройти. Поднимитесь на второй этаж и посидите там, доктор сам к вам подойдёт, — отвечает девушка, не переставая улыбаться, и даже в таком состоянии Лиза замечает, что это не более чем пришитая стальными нитками маска. Темные круги под глазами, бледность, усталость — все это выдавало в ней сотни бессонных ночей и миллионы истраченных нервных клеток. Стало вдруг нестерпимо противно от того, что даже в таком состоянии люди должны продолжать улыбаться, потому что это их работа.
— А вы можете сказать, что с ней случилось? — Айзек чуть опирается руками на стойку и голос его звучит так, будто он уже знает причину и очень не хочет, чтобы все случилось именно так.
— Пока нет, врачи ещё выясняют, но первичный диагноз — передозировка сильных наркотических веществ, — тихо проговаривает девушка.
У Лизы все обрывается и падает вниз. Передозировка. Она даже не знает, насколько все плохо, но хуже всего то, что долгое время блондинка отчаянно шерстила сайты и выискивала тонны информации о зависимости и наркотиках, казалось бы, она уже вполне могла стать экспертом в этой теме, вот только девушка знала, что не все выживают после передозировки.
Она с такой силой сжимает руки, что отросшие ногти лопают истончившуюся кожу, и тонкие струйки крови срываются и падают на пол, пачкая идеально-белую плитку.
Разбита, раздроблена, сломана. Лиза не знает, куда бежать и куда прятаться от того груза, который свалился на неё и давит с такой силой, что хочется спустить курок, только бы не чувствовать всего этого больше.
Воображение рисует ужасающие картины, и она вдруг осознаёт, что они даже не успели поговорить, что, может, если бы Лиза позвонила Ире чуть раньше, сказала, что все хорошо и они встретятся вечером, все было бы хорошо. Если бы она не ушла ночью, все было бы хорошо. Если бы она начала действовать с самого начала, все было бы хорошо.
И вот в неоднозначно сложившейся ситуации Андрияненко начинает винить себя, от чего внутри разрастается чёрная дыра, засасывая в себя все, что только встречается на пути.
Девочка, которая пыталась все сделать правильно, спотыкается о собственную жизнь и уже не знает, кто она и что должна делать.
К ней тут же подлетает медсестра, разжимает кулак и льёт какой-то раствор на кожу. Она не чувствует. Она не видит, только смотрит в никуда стеклянными глазами и думает о том, что это может быть конец.
— Хэй, Лиза, идём, очнись! — Айзек садится рядом с ней и треплет по плечу, стараясь привести девушку хоть в какое-то чувство.
Лиза просто медленно поднимается и, ведомая, следует за ним, даже не понимая куда. Она не замечает, как ее одежда намокла от непрекращающихся слез, не замечает, как рука начинает сильно болеть от нанесённых ей же самой увечий. Она ребёнок, который в один момент вдруг вынужден был повзрослеть.
— Лиза, успокойся, все будет хорошо, врач скоро появится и мы узнаем у него все, что нужно, слышишь меня? Все будет хорошо! Мы вместе вытащим ее, все получится! — Айзек успокаивает девушку и прижимает к себе, позволяя уткнуться носом в плечо и пропитать солеными слезами новый свитер.
— А если… — Пытается сказать Андрияненко, но ее грубо прерывают.
— Даже думать об этом не смей, ясно? Мы справимся, все будет хорошо! — Парень слегка трясёт ее за плечи, заставляя посмотреть на себя.
— Ладно, спасибо, для меня правда важно, что ты сейчас здесь, — Андрияненко шмыгает носом и вытирает мокрые дорожки слез. В этот же момент в коридоре появляется доктор, и оба они подрываются на месте, тут же оказываясь рядом с врачом.
— Скажите, пожалуйста, что с ней? — Спрашивает Айзек, который оказывается на пару сантиметров выше мужчины средних лет с пролегающими под глазами морщинками и уставшей, вымученной улыбкой.
— А, мисс Лазутчикова, она приняла слишком много препаратов, случилась передозировка, но нам вовремя позвонили и мы смогли быстро привести ее в сознание. Она в палате, слаба, но стабильна. Ей потребуется несколько дней, чтобы мы полностью очистили организм, после этого мы с вами обсудим дальнейшее лечение, — доктор улыбается и кладёт широкую ладонь на плечо молодого человека. — Кстати, могу я поговорить с ее родителями?
— К сожалению нет, ее родители попали в аварию, сейчас оба они находятся в коме, а других родственников, насколько я знаю, у неё нет, — Лиза скрещивает руки на груди и тяжело дышит, пытаясь максимально держать себя в руках, потому что здесь и сейчас ей нужно быть сильной ради себя и ради Иры, потому что Андрияненко очень четко осознавала, что кроме неё самой у Лазутчиковой больше никого не осталось.
— Полагаю, вы единственные, кто сейчас может хоть как-то о ней позаботиться? — Мужчина смотрит на Лизу с какой-то ощутимой болью, и при этом во взгляде его негласное восхищение девочкой, которая решилась взять на себя ответственность за чужую жизнь.
— Да, так и есть, — девушка опускает голову вниз.
— Вы очень храбрая, если честно, я даже не знаю в своей жизни людей, готовых на такого рода самопожертвование, но ей очень повезло, что вы есть, — доктор одобряюще гладит ее по голове и улыбается, тепло, как-то по-отечески что ли. — Загляните к ней. После того, что случилось, чем меньше времени девушка будет проводить одна, тем лучше будет для ее состояния. И физического, и морального.
— Да, конечно, спасибо большое, — Андрияненко дрожит и пугается собственной реакции. Голос металлический, с отзвуками разбитых мечтаний, но она сжимает руки в кулаки и кивает головой. Ей нужна минута, чтобы сделать глубокий вдох, унять адскую дрожь в ногах и осторожно открыть дверь больничной палаты.
Ира лежит на спине с прикрытыми глазами, и пока она не слышит, что кто-то еще появился в помещении, у Лизы есть возможность рассмотреть ее. Маленькая, хрупкая, сейчас она выглядела как фарфоровая кукла, которая вот-вот разобьется. Бледная кожа, впалые щеки, погасшая улыбка, и только родинки на открытых руках все еще напоминали, кем она была тогда.
Андрияненко становится страшно от одной только мысли о том, что девушка могла не очнуться, не проснуться, и Лиза не смогла бы простить себя за то, что она сделала, а точнее за то, чего не сделала.
В тот момент, когда она видит Иру перед собой, такую маленькую, такую беззащитную, внутри что-то ломается. Ей хочется бросить все вокруг и отдать всю себя только лишь для того, чтобы она снова стала той Ирой, которая когда-то протянула ей стаканчик кофе с лавандой.
Не так много времени прошло с того момента, но кажется, будто бы уже многие годы пролетели с того дня, когда Лиза впервые увидела сводящие с ума глаза.
Ира не спит, но и не хочет открывать глаза. У нее ужасное самочувствие, но не физическое, а скорее моральное. Медленно, но верно в ее голову приходит осознание того, что она налажала, причем по-крупному, и тут даже вопрос не в том, простит ли ее Лиза, потому что отчего-то Лазутчикова была уверена, что ей слишком долго придется вымаливать прощение, а сможет ли она простить саму себя после того, в какие глубины она спустила собственную жизнь.
Хочется кричать и плакать одновременно от переполняющих эмоций, но единственное, что ей остается, — просто тихо лежать на больничной койке и снова и снова давить в себе невыносимую боль.
Первая мысль, которая проскакивает в голове, — во внутреннем кармане сумки еще остался пакет с таблетками, и ей стало бы легче, стало бы спокойнее, но Лазутчикова с силой сжимает руки и кусает губы, всячески откидывая от себя эту липкую паутину. Нельзя, иначе потом пути назад уже не будет. Ира остановилась на развилке, и перед ней сложный, пожалуй один из самых сложных выборов в ее жизни. Только ей под силу сделать это, потому что шаг в любую сторону будет значить катастрофическое изменение самой жизни.
Лазутчикова чуть приоткрывает глаза и чувствует, как сердце с глухим звоном проваливается куда-то вниз, когда она замечает светлую макушку девушки, застывшей в дверях.
Лиза.
Она моргает несколько раз, но видение не пропадает, только на припухшем красном лице расплывается вымученная улыбка. Неужели после всего этого она действительно пришла сюда?
Ира хочет позвать ее, но голос будто бы пропал совсем, слова стоят в голове, но не могут быть озвучены, поэтому брюнетка просто смотрит на нее мокрыми от слез глазами и не может даже пошевелиться.
— Привет, — полушепчет на выдохе Лиза и улыбается, сдается, снова тонет в разрушающих чарах мисс Лазутчиковой, не в силах сопротивляться чему-то, что сильнее их обеих. Несмело делает шаг вперед, наблюдая за реакцией брюнетки, во взгляде которой безупречный резонанс, она до безумия хочет прикоснуться к ней и одновременно боится, что что-то снова пойдет не так.
Лазутчикова не говорит, только чуть отбрасывает одеяло и пытается привстать, но она слишком слаба для любых физических действий, поэтому она лежит обезоруженная и думает только о том, что именно Лиза с ней сделает, потому что, если честно, Ира в первую очередь с силой ударила бы саму себя.
— Боже, девочка, я так испугалась, — Андрияненко становится рядом и осторожно обхватывает ладонями лицо Лазутчиковой, снова погружаясь в безмятежную лавандовую синеву.
Иру трясет так сильно, что, казалось, еще чуть-чуть и она будет биться в конвульсиях от того взрыва эмоций, который раз за разом разгорается внутри, заливая раскаленной вулкановой лавой каждый миллиметр идеально-шелковой кожи.
— Прости… Прости меня пожалуйста, — еле-еле проговаривает брюнетка и на последних отзвуках срывается, чувствуя, как ее накрывает дикая истерика, от которой невозможно укрыться. Внутри бушует настоящий шторм, смешивающий все вокруг, оставляя лишь руины в том месте, где когда-то цвела жизнь.
Лиза не сдерживается, она чувствует дрожь Иры под руками и не может контролировать себя от одного только вида брюнетки, которую накрыла истерика. Слезы срываются вниз, и Андрияненко знает только одно — она хочет ее коснуться, а остальное потом как-нибудь решится.
Девушка наклоняется и рывком целует Лазутчикову, чувствуя как прежде родную весеннюю лаванду с мягким привкусом смешавшихся слез.
Ире крышу рвет, она — пломбир под палящим солнцем, который катастрофически быстро тает в руках Лизы, но вместе с тем хлесткими ударами по ней проходятся звонкие выпады: «Ты не достойна», «Ты не имеешь права», «Тебя нельзя любить». Сердце колотится так быстро, что, кажется, вот-вот вырвется наружу, пробив дыру в грудной клетке.
— Хэй, Ира, успокойся, пожалуйста, все хорошо, все будет хорошо, я рядом, — быстро проговаривает блондинка, оставляя россыпь мокрых от слез поцелуев на лице Лазутчиковой.
— Почему ты здесь? После всего, что я сделала? После стольких бессонных ночей? Этого не может быть, Лиза, ты заслуживаешь лучшего, гораздо лучшего, — Ира все еще плачет, даже не собираясь приходить в нормальное состояние, и внутри у нее все выгорает так, будто бы вот-вот и на месте юной девушки останется пепелище несбывшихся надежд.
— Слушай, все не важно, я люблю тебя и мы вместе сможем вырваться из этой пропасти, ладно? Я помогу тебе, только дай мне это сделать, не беги, не закрывайся, дай мне помочь тебе, — Лиза осторожно стирает дорожки от слез и не перестает смотреть в глаза, самые чистые и самые яркие.
— Я же говорила тебе, что ты Колфилд, — Ира улыбается. — Вытаскиваешь меня из моей же собственной пропасти.
Лиза снова наклоняется и целует, только в этот раз более нежно, более мягко и с такими эмоциями, что Лазутчикова чувствует, как внутри распускаются огненные цветы. Она не пепел, она — феникс, и никому не известно, сколько раз она сможет сгореть и возродиться в руках Елизаветы Андрияненко.
— Прости меня, ладно? Прости, пожалуйста, я не должна была так себя вести, мне жаль, Лиза, мне правда очень жаль, — Ира сжимает ладони блондинки и умоляюще смотрит в синие глаза.
— Тшшш, все хорошо, малыш, все хорошо, только ты должна пообещать мне одно, Ира, больше никаких наркотиков, — Лиза мгновенно становится серьезной.
— Конечно, я обещаю, только пожалуйста, будь рядом, я не смогу одна с этим справиться.
— Не оставлю, мы справимся вместе, — Андрияненко оставляет целомудренное касание губ в висок и отстраняется, притягивая к койке небольшой стул.
— Нет, иди сюда, пожалуйста, полежи со мной, — тянет, почти умоляет Лазутчикова, и глаза ее наполняются кошачьей хитростью. Как раньше.
Блондинка не спорит, скидывает обувь и ложится рядом с брюнеткой, позволяя той свернуться калачиком и уткнуться носом ей в плечо.
— Я думала, ты уже не вернешься, — шепчет Лазутчикова тихо-тихо, чувствуя носом легкий аромат кофе и ванили, такой привычный для блондинки, такой родной и уютный, что снова хочется жить.
— Куда же я денусь теперь от тебя, — Андрияненко растягивает губы в улыбке и проводит кончиком носа вверх от линии скул, зарываясь в волосы.
— Ира, мне нужен твой телефон, — внезапно проговаривает Лиза, заставляя Лазутчикову вздрогнуть и резко поднять голову, заглядывая ей в глаза. — Я свой оставила дома, а Вероника убьет меня, потому что я обещала заглянуть к ней вечером.
Брюнетка тут же протягивает девушке свой телефон, и Лиза набирает заученный номер.
— Ника, привет, слушай, прости, я не смогу к тебе заглянуть, и домой тоже не попаду, если что, не теряй, — Андрияненко говорит быстро, чтобы не попасть под очередную гневную речь подруги.
— Так, ну, судя по номеру ты с Ирой, это уже хорошо, а почему домой не попадешь, куда ты в этот раз вляпалась? — Спрашивает Самойлова и пытается говорить спокойно, хотя ей очень хотелось стукнуть девушку за ее привычку вечно влипать в какую-нибудь задницу.
— Ну, скажем так, мы нашли другое место для того, чтобы переночевать, — Лиза не нарочно растягивает слова, понимая, что подробности этой ситуации лучше оставить при себе.
— Скажи ей, — шепчет Ира.
— Ника, мы в больнице.
— Твою мать, Андрияненко, какого черта ты там вообще забыла? Что случилось? — Рыжая снова переходит на крик, потому что и без того расшатанная нервная система дает сбои.
— Не волнуйся, просто Ире стало плохо и я поехала сюда.
— Она в порядке? — На какую-то секунду Лиза буквально видит, как Самойлова подкатывает глаза.
— Да, детка, все хорошо.
— Я загляну утром, а пока постарайтесь не вляпаться еще в какие-нибудь неприятности, — проговаривает Самойлова и сбрасывает звонок, тяжело выдыхая.
— Ну, что там опять случилось? — Спрашивает Настя, удобно укладывая голову на колени Вероники, и прикрывает глаза, когда чувствует, как тонкие пальцы осторожно перебирают волосы.
— Ира в больницу попала, — тяжело выдыхает рыжая. — Я когда-нибудь с этими детьми с ума сойду.
— Тебе нужно подумать немного о себе, ты слишком напряжена, идем, — Настя быстро встает с кровати, берет рыжую за руку, а Вероника особо и не сопротивляется, она просто идет за ней, понимая, что со всем происходящим сил у нее в общем-то совсем не осталось.
Борцова заводит ее в ванную, открывает дверь в душевую кабину и включает воду. Вероника мгновенно чувствует, как краска заливает лицо, и опускает голову вниз, сжимая руки. Брюнетка проводит кончиками пальцев по подбородку, заставляя девушку поднять голову и посмотреть на себя. В тот момент, когда карие встречаются с карамельными обе чувствуют, как тело прошибает волна тока.
Настя брызгает водой в лицо Самойловой, а та отскакивает от неожиданности, чуть сгибает ноги в коленях и шипит.
Брюнетка смеется, улыбается и скрещивает руки на груди, она всегда любила в Самойловой кошачьи повадки, то, как она сворачивается клубочком, когда ложится спать, как ни с того ни с сего вдруг запрыгивает на диван и проводит кончиком носа по волосам Насти, как хищнически смотрит на нее каждый раз, когда девушки остаются вдвоем.
— Какая же ты кошка, — тихо, на бархатных полутонах шепчет Борцова и делает шаг вперед, застывая на губах Самойловой неприторной карамелью.
— Что ты делаешь? — Спрашивает Вероника, чувствуя, как внутри нее бушуют резонансные чувства от одной только мысли о том, что она собирается залезть под один душ вместе с девушкой.
— Господи, ну что непонятного, помыть тебя собираюсь, а то скоро начнешь ногой за ухом чесать, — девушка смеется и снова целует, запуская пальцы под растянутую домашнюю футболку рыжей.
Самойлова тает, как пломбир под палящим солнцем, и позволяет себе расслабиться и полностью отдаться во власть теплым, мягким и нежным рукам.
Губы откровенно исследуют кожу на идеальном теле, и как только обе девушки остаются без одежды, Настя мгновенно затягивает девушку под струи горячей воды.
Вероника никогда прежде не чувствовала себя таким образом. Она вся буквально сгорала в пламени неподдельных чувств и давно рвавшейся наружу энергии, преобразовывающейся из какого-то даже животного возбуждения. Вероника сгорала в пламени собственной эйфории.
Настя чувствует, казалось бы, с усиленной точностью, и каждое касание отражается на коже взрывами миллиардов созвездий. Она давно хотела прикоснуться к Веронике таким образом, но отчего-то никак не решалась действовать, хотя обе они не раз попадали в такую ситуацию, из которой можно было бы развернуть катастрофически горячую ночь.
Самойлова впивается руками в плечи Борцовой, когда та резко прижимает ее к стенкам душевой кабины, и после горячей воды контраст температур кажется настолько ощутимым, что тело рыжей мгновенно покрывается мурашками, а тяжелый ком внизу живота готов вот-вот расколоться надвое.
Настя сдается, когда слышит сдавленный гортанный стон, который тонет в поцелуе, и сознание отказывается функционировать, оставляя место инстинктам и эмоциям. Несмотря на неопытность, ее руки, кажется, прекрасно знают, что делать, когда брюнетка проводит кончиками пальцев по внутренней стороне бедра и чувствует жар, исходящей от рыжей.
Вероника жмурится, кусает губы и цепляется за влажные волосы Борцовой, а та на секунду замирает и смотрит, как вода тяжелыми каплями скатывается по бледноватой коже и разбивается о пол, храня в себе только одно воспоминание — тепло Вероники Самойловой.
Настя осторожно водит пальцами по ногам, по животу, пока наконец не надавливает на эпицентр скопления всех эмоций, и Вероника вздрагивает как от мощного разряда тока, вжимается в девушку сильнее, жмурится и не может контролировать себя.
Борцова действует быстро и резко, но в то же время с катастрофической дозой нежности. Она не знает, но отчего-то чувствует, как именно нужно сделать так, чтобы Веронике было максимально хорошо. В какой-то момент она думает, что действует на инстинктах и это идет глубоко изнутри. Ей кажется, что в общем-то каждый человек в подобной ситуации знает, что делать, но все обретает смысл, когда, дойдя до грани, Самойлова чувствует, как на нее накатывает волна дикого наслаждения, и резко распахивает глаза.
Настя замирает, понимая, что на нее смотрит пара ярко-зеленых кошачьих глаз.
Когда они вылезают из душа, Самойлова лениво одевается, чувствуя, как ноги все еще немного дрожат, а Борцова плетется на кухню и ставит на плиту чайник.
— Теперь ты еще больше похожа на кошку, — проговаривает брюнетка, когда рыжая становится рядом с ней и обнимает за талию.
— Ты о чем, детка? — Самойлова утыкается носом в плечо и оставляет россыпь влажных поцелуев на открытой коже.
— Твои глаза, Вероника, они ярко-зеленые, — Настя резко разворачивается в ее руках и ловит любопытный взгляд девушки.
— А твои почти черные, — отвечает ей Самойлова, и в голову вдруг ударяет один очень очевидный факт, который она замечала в других, но никогда не замечала в себе.
— Что это может значить? — Настя наклоняется чуть ближе и замирает в нескольких миллиметрах от губ девушки.
— Что я самый счастливый человек в этом мире.
***
Андрияненко открывает глаза и замечает, что всю ночь она проспала, свернувшись калачиком, и от неудобного положения у нее буквально затекли все конечности. Ира еще спит, осторожно положив голову ей на грудь. Лиза подавляет в себе желание запустить пальцы в шелковистые волосы, потому что боится разбудить девушку.
Время течет медленно, и девушка просто лежит на койке, рассматривая идеально белый, жутко раздражающий ее потолок, и думает о том, что будет дальше, что ждет их там, за стенами больницы.
Лазутчикова начинает шевелиться и слегка приподнимает голову, все еще не открывая глаза. Подается вперед и осторожно касается губ, замирая и просто наслаждаясь моментом. Она похожа на маленького котенка, и от этого Лиза широко улыбается, тут же обнимая девушку и притягивая ближе к себе.
— Доброе утро, — шепчет в чуть приоткрытые губы и снова целует, понимая, что в последнее время она давно не чувствовала себя так спокойно и тепло. Заваленная проблемами с наркотиками и взрослой жизнью, она стала забывать, ради чего все это делалось. Ради таких моментов. Ради такого ощущения, когда первым делом еще не проснувшаяся Ира тянется, чтобы ее поцеловать, и в этом нехитром действии прячется целая вселенная.
— Открывай глазки, спящая красавица, у нас обход скоро, — осторожно проговаривает Андрияненко и проводит кончиками пальцев по лицу, очерчивая контуры.
— Не хочу, — Ира прячется в волосах Андрияненко, на что блондинка только улыбается и едва может сдержать смех.
— Надо, детка, — не успевает она договорить, как дверь с грохотом открывается и на пороге появляется Вероника с огромным пакетом и испепеляющим взглядом.
— Ну и что вы устроили на этот раз? — Самойлова ставит принесенные продукты на тумбочку и скрещивает руки на груди.
— Ничего криминального, Ник, все в порядке, — отвечает Андрияненко и улыбается.
— Так, ты чеши домой, переоденься, сходи в душ и выпей кофе, ну можешь что-нибудь съесть на крайний случай, а я пока побуду с Ирой, — рыжая подходит к Раэлль и кладет руку ей не плечо.
— Да нет, все в порядке, я не пойду, — пытается отнекиваться девушка, но испепеляющий взгляд заставляет заткнуться на полуслове.
— Быстро, Андрияненко, даже не думай со мной спорить, — девушка чуть повышает голос, но в ответ на это блондинка смеется.
— Детка, сходи домой, отдохни, а то Вероника убьет тебя, — шепчет Ира и проводит кончиками пальцев по рукам девушки.
— Нет, не убьет, — с самодовольной ухмылкой проговаривает Лиза и скрещивает руки на груди.
— С чего это вдруг? — Вероника, до этого смотревшая на Иру, резко поворачивает голову и цепляется взглядом за насмешливые синие омуты.
— Её вчера хорошо… Не знаю способностей Борцовой, поэтому не буду утверждать, что именно она с тобой сделала, но осчастливила точно, — отвечает блондинка и улыбается еще шире, глядя как рыжая заливается краской.
— Но… Как? — Шокированная девушка хватает ртом воздух и едва ли может сказать все то, что она так хочет.
— Глаза, Самойлова, тебя выдают глаза, — Лиза улыбается, подходит чуть ближе к Ире и быстро целует. — Я скоро вернусь, не скучай.
Стоит только Лизе выйти в коридор, ее тут же встречает доктор.
— Здравствуй, Лиза, мне нужно с тобой поговорить, — мужчина выглядит крайне озадаченным, отчего по телу девушки тут же проходится ледяная волна.
— Да, что-то случилось? — Блондинка сжимает руки и царапает тонкую кожу чуть отросшими ногтями.
— Я вчера заходил к своему другу, который работает в отделении хирургии, и, Лиза, родители Иры… Они не выжили…