Эйфория |Лиза Ира|

18

— Детка, тебе правда уже нужно уезжать? — Женщина присаживается рядом с Лизой и гладит ее по голове.
— Мам, я же говорила, у меня завтра начинается учеба, тем более я пробыла у вас целую неделю и, если честно, очень соскучилась по своим друзьям, — девушка улыбается, и в груди у неё больно щемит. Она никогда не оставляла Иру так надолго, и даже несмотря на то, что они практически постоянно были на связи, сердце предательски стучало от переживаний.
— Познакомила бы нас хоть со своими друзьями, они же часть твоей жизни, в особенности мне хотелось бы пообщаться с твоей Вероникой, как мне показалось, она очень интересная девушка, а уж о Ире я вообще молчу, ты буквально не затыкалась, пока говорила про неё, и, если мне не показалось… Скажи мне честно, принцесса, вы ведь не просто друзья? — Женщина ласково улыбается и сжимает ладонь дочки, как бы давая ей понять, что она может довериться.
— Как ты догадалась?
— Тебя выдают глаза.
— Ну да, ничего удивительного, — Андрияненко ухмыляется сама себе. — Ты права, мам, мы действительно с ней вместе, — Лиза улыбается и опускает голову вниз, стараясь скрыть смущение.
— И ты даже не привезла ее с собой, чтобы познакомить с нами?
— Мам, ну откуда я знала, что ты мало того, что окажешься не против, так ещё и поддержишь меня в этом?
— Знаешь, немного обидно, я ведь тебе не только мама, а ещё и та самая подружка, которой ты можешь рассказать все, что угодно, — женщина кладёт ладони на плечи дочке и чуть сжимает их. — Давай же, детка, расскажи мне все подробности.
— Мам, давай вы лучше приедете к нам сами, как только станет теплее, и мы встретимся все вместе и поговорим, идёт? — Лиза улыбается и, когда женщина выходит из комнаты, медленно начинает собирать вещи.
Всю неделю она вставала ни свет ни заря, тормошила огромного пса, который сладко спал у неё в ногах, надевала на него поводок и выходила на улицу по хрустящему снегу, протаптывая дорожки на ещё не тронутом зимнем покрывале.
Собака бегала и звонко лаяла, падая на спину и катаясь по снегу, как маленький щенок. Коллар заходила в круглосуточную кофейню, брала капучино и выпивала его достаточно быстро, еще до того, как он успевал остыть на холоде. В этой кофейне не было сиропов или чего-то подобного, так что за неделю девушка привыкла к горьковатому вкусу кофе без сахара, и почему-то от одного только упоминания о лаванде на языке всплывал навязчивый привкус, от которого возникало чувство тошноты.
Она целую неделю засыпала под новую гитару соседского паренька, а однажды даже заскочила к нему в гости, прихватив с собой свежеиспечённый пирог. Они просидели практически до утра за излюбленными песнями, тёплыми разговорами и смешными шутками. На какой-то момент она даже подумала о том, что если бы в ней была хоть капля натуральности, этот паренёк явно мог бы претендовать на ее сердце.
Всю неделю она была окружена теплом и родительской заботой, благодаря чему смогла хоть на какое-то время забыть обо всем том, что ежеминутно угнетало.
Сейчас, сидя на той кровати, на которой она спала с трёх лет, она хотела остаться и ещё хоть день побыть под родительской опекой, побыть ребёнком, но ответственность, которая опустилась ей на плечи, была сильнее и не давала ей возможности остаться и забыть.
До города ехать около четырёх часов, и стоя на автобусной остановке, когда родители крепко прижимали к себе дочь, нагрузив ее всевозможной едой и закрутками, девушка думала о том, что ей все надоело и она не хочет возвращаться в свой город.
— Ты только звони почаще, ладно? Ты у нас одна-единственная и любимая дочь, мы скучаем, — проговаривает мужчина, едва сдерживая слёзы.
— Конечно, я тоже очень по вам скучаю, между прочим, вы и сами могли бы заглянуть ко мне в гости, мне есть что вам показать, — девушка улыбается и, обняв родителей, заходит в автобус, откидывается на спинку самого дальнего сидения, втыкает наушники в уши и закрывает глаза. У неё есть четыре часа спокойствия, уединения и неприкосновенности до того момента, как взрослая жизнь снова затянет ее в пучину.
Иногда стремление быть героем для всех заканчивается плохо, но понимание этого отчего-то приходит в тот самый момент пути, когда дороги назад уже нет. Андрияненко всю жизнь думала, что вокруг неё прочная броня, которую она мастерила годами, но нет такой брони, которая защитит тебя от всего, вот и ее начала трещать по швам.
Девушка за потоком собственных мыслей не замечала, как сменялись песни в плейлисте и пейзажи за окном, она просто смотрела в одну точку и думала о том, что ей дальше делать со своей жизнью.
***
— Ты думала о том, что мы будем делать, когда закончится университет? — Вдруг ни с того ни с сего проговаривает Борцова, подвигая ближе к Веронике кружку с только что приготовленным горячим шоколадом.
— Детка, ты далеко забегаешь, нам учиться ещё три с половиной года, но если ты спрашиваешь… Возможно, мы могли бы накопить денег и сразу после выпускного сбежать в путешествие. Объедем Европу, Скандинавию, да в общем-то все, на что ляжет глаз, а потом вернёмся обратно, устроимся на работу и будем просто жить каждый новый день. Вместе, — довольно серьезно проговаривает Самойлова и широко улыбается, вытягиваясь чуть вперёд и оставляя лёгкий поцелуй на губах Насти.
— Хороший план, мне нравится, надо прямо завтра завести огромную банку, в которую мы будем скидывать деньги на наше путешествие, — брюнетка мягко проводит ладонью по солнечным волосам и улыбается.
— Я люблю тебя, Настя, правда, очень сильно люблю, и то, что во всем этом дерьме ты — мой единственный луч света, — это настоящий подарок судьбы. Без тебя я бы не могла быть собой, и я действительно безумно рада, что встретила тебя однажды. Тебе стоит знать, я никуда и никогда тебя не отпущу, — Самойлова улыбается и сжимает в своих руках ладони девушки.
— А я никуда и не собиралась от тебя сбегать, потому что тоже безумно люблю тебя, Вероника Самойлова, и быть рядом с тобой, пожалуй, самое правильное, что могло со мной случиться, — Настя тянется вперёд и целует мягко, нежно и так тепло, что за спиной вырастают крылья и хочется взлететь так высоко, чтобы касаться ногами облаков и никогда больше не возвращаться на землю.
— Завтра уже весна, даже не верится, что время полетело так быстро, мы сдали нашу первую сессию, а завтра снова возвращаться на учёбу, тем более сегодня должна приехать Лиза, надеюсь, Ира встретит ее, потому что будет уже темно и страшно, а я вообще-то крайне переживаю за эту придурошную, — Самойлова смеётся и смешно морщит нос, из-за чего Настя не сдерживается и широко улыбается.
— Да уж, завтра мы снова встретимся на паре как в старые добрые времена, может, вечером устроим наши типичные посиделки. А вообще, мне интересно, что нового придумает наш литератор, вот уж у него с фантазией точно никаких проблем не возникает, — Настя треплет девушку по рыжей макушке и целует в нос.
— Снова будем работать в паре? — Вероника взывающе поднимает правую бровь и хищнически смотрит на девушку.
— Ну естественно, а ты разве сомневалась?
— Нет конечно, просто решила уточнить, вдруг ты передумала.
— С чего бы это? Мисс Самойлова, неужели вы во мне сомневаетесь?
— Что вы, душенька, разве я могла позволить себе такую великую честь? Ни в коем случае! — Рыжая опускается в ужасно выполненном реверансе, чем вызывает практически истеричный смех Насти.
— С такими выражениями вам самое место в семидесятых, но вместо этого могу предложить только уютный диван и какой-то фильм, который я загрузила и название которого уже забыла, — брюнетка разводит руками, а потом они вместе перемещаются в комнату, прижимаются друг другу и смотрят кино, которое, на удивление, оказывается вполне интересным.
***
Когда автобус подъезжает к станции, Лиза тяжело выдыхает, закидывает на плечо сумку и делает несколько глубоких вдохов, прежде чем подойти к двери. Она не знает, кто ее встретит и встретит ли вообще, но по какой-то причине ей совсем не хотелось видеть на станции Иру, ей не хотелось идти домой. Проведя неделю с родителями, девушка будто бы окунулась в другой мир, и теперь ей больше не хочется возвращаться в ту привычную рутину.
Выйдя на улицу, она застывает на месте, когда вместо своей девушки видит стоящего возле машины Айзека, уже порядком дрожащего от холода.
— Хэй, Айз, привет, ты почему здесь? — Блондинка быстро подлетает к молодому человеку и прижимается к нему, чувствуя легкий запах духов, такой привычный и такой подходящий ему.
— Лиза, некогда объяснять, нам срочно нужно ехать, — проговаривает парень, и голос его дрожит то ли от холода, то ли от страха.
По телу Андрияненко проходится ледяная волна, она застывает на месте, и голову пронзают миллиарды мыслей, от которых с каждой секундой становится только хуже.
— Пожалуйста, не надо так, не пугай меня, что случилось, Айзек? — У девушки дрожит голос и трясутся руки, она с силой сжимает их и судорожно выдыхает, стараясь бороться с подступающей истерикой.
— Просто закинь вещи в багажник и поехали, Лиза, поверь мне, так нужно, — парень выглядит настолько серьезно, что девушка пугается и беспрекословно опускается на сидение, поджимая под себя ноги.
За окном валит снег, отчего-то его чистота навевает тошнотворные воспоминания о больнице, и Лизе становится ещё хуже. Намного хуже. Она снова проваливается в пучину собственных невыплеснутых эмоций, из которых выхода уже, кажется, просто нет.
Айзек молчит и только сильнее жмёт на педаль, стараясь как можно быстрее довезти девушку до точки назначения, и что хуже всего, она даже понятия не имеет, что именно там происходит. Страх неизвестности вползает под кожу, замораживая все, до чего только успевает достать.
Она не пытается снова заговорить с парнем, только раз за разом прокручивает в голове тысячи вариантов происходящего и понимает всю критичность ситуации, когда осознаёт, что все ее догадки сводятся только к одному человеку. К Ире.
Она не знает, как долго едет машина, потому что каждая секунда буквально измеряется вечностью, от которой сводит зубы, и хочется прямо на ходу выброситься в окно, чтобы раз и навсегда закончить все это дерьмо.
Когда она стала такой? Разбитой, сломленной, раздроблённой на части, без возможности быть собранной обратно. Когда вся жизнь стала сводиться только лишь к тому, чтобы понять, как прожить новый день и не поймать при этом нервный срыв? Когда синонимом счастья стало саморазрушение?
***
— Слушай, у меня плохое предчувствие, — проговаривает Самойлова, усаживаясь на стул на кухне, сжимая ладонями кружку кофе.
— Детка, мне кажется, в последнее время ты слишком много накручиваешь. До этого ты меня убеждала, что Ира и Лиза вот-вот расстанутся, но они уже два месяца живут буквально душа в душу, не ссорятся, не скандалят, черт, да у меня даже складывается ощущение, что у этих двоих наоборот все идёт в лучшую сторону, а ты разводишь панику на пустом месте. Расслабься, Тал, ты не мамочка, оставь их, не старайся все держать в руках и пытаться быть для них связующим звеном, они взрослые девочки, особенно учитывая, сколько всего они пережили. Поверь мне, эти двое точно разберутся сами, а ты в свою очередь попробуй обратить своё внимание на что-то другое, например на меня, — Борцова подмигивает рыжей и отходит к столику налить себе кофе. — Ну же, детка, когда мы в последний раз были на свидании? Заканчивай хандрить и иди собирайся, мы обязаны провести этот вечер незабываемо.
— Ладно, уговорила, ты всегда знаешь, как вернуть меня в нормальное состояние, — Самойлова поднимается со стула и уходит в комнату, в то время как Настя с силой сжимает края столешницы до побелевших костяшек.
Она знала. Она все знала и видела катастрофу, которая надвигалась на них с бешеной скоростью, и девушка прекрасно понимала, что в тот момент, когда Талли всеми силами будет вытаскивать из западни Лизу, Насте придётся вытаскивать Самойлову, потому что иначе она не может.
***
Ира сидела на небольшом диванчике в доме Хэйзел, сжимая в руках пластиковый стаканчик с дешёвым алкоголем. Она не собиралась идти на небольшую импровизированную вечеринку, но оставаться одной дома ей совершенно не хотелось. Всю эту неделю она практический каждый час проводила в компании Вероники или Насти, стараясь не думать о том, что стоит только им обеим уйти, как ее накроет одиночество. Она не хотела отпускать Лизу домой, но знала, что иначе нельзя, ей не хотелось быть совсем уж эгоисткой, так что она просто старалась держать себя в руках и не сдаваться.
Она не хотела пить, но, находясь в толпе людей, чувствовала себя жутко одиноко, и от этого становилось ещё хуже. Она знала, что ей нельзя пить, что это входит в часть реабилитации, но девушка думала о том, что ей просто нужно расслабиться и завтра она будет чувствовать себя отлично, а об этой ночи не узнает никто и проблем у неё не будет. Хуже всего в этой ситуации только то, что Ира забыла, что Лиза приезжает сегодня.
— Мне кажется, тебе стоит завязывать, — проговаривает Хейзел, подсаживаясь к брюнетке и пытаясь отобрать у неё пластиковый стаканчик, но та с силой сжимает его, выплескивая содержимое на светлые штаны, а после злостно смотрит на подругу.
— Слушай, я сама разберусь, не лезь ко мне, — рявкает девушка и вскакивает на ноги.
— Да что с тобой такое, Лазутчикова, что ты вытворяешь? — Хэйзел пытается стереть остатки алкоголя и начинает злиться на брюнетку.
— Слушай, отцепись, успокойся и развлекайся, что тебе от меня нужно? — Ира закипает. Стараясь все время сдерживать потоки гнева, чтобы не провоцировать лишний раз свою девушку, сейчас под воздействием алкоголя у неё сорвало крышу и подобно вулкану из неё полилась раскалённая лава.
— Ира, у тебя крыша едет, давай завязывай, хватит, ты сделаешь только хуже! — Хэйзел хватает ее за руку и резко замирает, замечая небольшую синюю таблетку. — Что это? Какого черта, Лазутчикова?! — Девушка чувствует, как ее атакует гнев, и она просто не может поверить, что после всего, через что Ире пришлось пройти, брюнетка снова готова вернуться к наркотикам.
— Слушай, ты понятия не имеешь, через что я прошла! Даже примерно не представляешь, какого мне жить с этим каждый гребаный день, мне нужно, иначе я сломаюсь! От одной таблетки ничего не будет! — Затуманенная алкоголем голова перестаёт работать, и Лазутчикова больше не отдаёт отчёт своим действиям. Она закидывает таблетку в рот и запивает алкоголем. Девушка не собиралась так поступать, но боль стала сильнее, а алкоголь отключил разум, так что увидев на столе уже знакомую таблетку, она вернулась в то время, когда ещё не была Ирой, которая пыталась наладить свою жизнь.
— Будет, Ира. Будет, — слышит она голос сзади и покрывается ледяной дрожью, когда понимает, кому он принадлежит. Все внутри будто бы наливается железом, а туман опьянения мгновенно рассеивается. Она шагнула за грань. Пути назад больше нет.
— Лиза… — Шепчет девушка и тянет к ней руки, но понимает, что у неё нет шансов, когда вниз по лицу блондинки скатываются слёзы и она резко разворачивается и выходит за дверь.
Ира бежит следом, пытаясь ее остановить, но только на улице Андрияненко все же оборачивается и смотрит ей в глаза, чувствуя, как огонь сжигает все внутри неё. Все эмоции, все мысли, все воспоминания. Она больше не Лиза и никогда снова не сможет стать той девочкой с отблесками фейерверка на лице.
— Лиза, пожалуйста, дай мне объяснить, — Ира чувствует, как вся ее жизнь рушится на осколки, и виной всему она сама.
— Тебе нечего объяснять, я видела все своими глазами и мне больше нечего тебе сказать, — Андрияненко холодная, как Арктика, она выгорела изнутри и больше не чувствует ничего, у неё нет эмоций — ни злости, ни боли, ни радости. Она робот, она не человек, и поэтому голос ее звучит даже как-то металлически.
— Лиза, ты обещала никогда не бросать меня, пожалуйста, ты обещала, — Ира плачет навзрыд, она в полной мере осознаёт, что у неё нет возможности хоть что-то исправить, потому что ее никто не поймёт, потому что она обещала быть приличной девочкой ради того, чтобы остаться рядом с Лизой, хотя самой ей становилось только хуже от невозможности высказаться, от страха быть отвергнутой, поэтому она сорвалась. Она маленькая девочка, на которую свалилась чертова туча дерьма, но никто не был готов понять ее. Лазутчикову готовы были удерживать только на своих условиях, но никто и никогда не спросил у неё, а чего хочет сама брюнетка.
— Я обещала, Ира, и, черт возьми, я правда готова была пожертвовать собой ради тебя, а взамен просила только одного — чтобы ты дала мне понять, что тебе это тоже нужно. Но я видела тебя там, Лазутчикова, с этой гребаной таблеткой. Мы столько бились, мы столько дряни прошли вместе, столько дерьма с тебя отмыли, чтобы ты снова нырнула туда с головой. Все это, Ира, все, через что мы прошли, было зря. Месяцы борьбы ты уничтожила в один момент. Я столько раз хотела сдаться, но вставала на ноги из-за тебя, чтобы помочь, потому что одна бы ты не справилась, и я верила, что когда все это кончится, нас ждёт новая жизнь, тихая, нормальная, такая, какую бы мы сами себе выстроили, но ты все разрушила. Ты снова все разрушила, Лазутчикова. Я люблю тебя, люблю сильнее всего на свете и знаю, что никогда не смогу любить кого-то другого сильнее из-за этой долбанной связи, но знаешь что? Я не выдержу, если в один день ты умрешь у меня на руках, я не смогу, просто не вынесу. Ира, ты всегда мне говорила, что ты феникс — сгораешь и возрождаешься заново из пепла, только загвоздка в том, что я не феникс. Ты возродилась, а я не смогла, я не умею, — Лиза тяжело выдыхает, сжимает руки в кулаки и опускает вниз голову. — Я сдаюсь, Ира, у меня больше нет сил бороться за тебя. На этом конец, — Андрияненко разворачивается и уходит прочь от этого места.
Лазутчикова стоит на месте, ее колотит от переизбытка эмоций, и хуже всего только то, что девушка понимает — ей нет смысла даже пытаться вернуть Андрияненко, она приняла решение, и Ира не сможет его изменить, как бы сильно она не пыталась.
Она падает на колени, закрывает лицо руками и плачет. Босая, раздетая, насквозь промокшая. Она разрушена до основания, и больше никто не сможет собрать ее снова.
Лиза садится в машину к Айзеку, прижимается к нему и сдаётся, плачет в голос, навзрыд, понимая, что пути назад больше нет.
Ира поднимается с колен и от бессилия достаёт телефон, набирая единственный номер, который у неё остался.
— Да? — Слышится тихий, немного испуганный голос из телефона.
— Привет, Портер, — проговаривает девушка на выдохе и прикрывает глаза. Она не до конца осознаёт, что именно делает, но единственное, что ею движет — страх одиночества.
— Ира, зачем ты мне звонишь? — Парень холоден, и это пугает. Он всегда был мягок и нежен с девушкой, что служило той самой подушкой, на которую Ира могла упасть в любое время, но именно в тот момент, когда эта подушка оказалась нужна, что-то пошло не так.
— Я, просто, ну… — Девушка не может подобрать слов.
— Ира, я женюсь, мне надоело тебя ждать, я устал и потерял всяческую надежду. Я больше никогда не позвоню тебе, и ты сама не делай этого. Мы закончили, всего хорошего, — Портер сбрасывает звонок, и Лазутчикова с силой бросает телефон на землю, от чего тот разбивается на детали.
Лазутчикова знала одно. У неё больше никого нет, но именно этот звонок затолкнул ее на самое дно, а оттуда только один выход. Наверх.
Ира была уверена, что ей нужна неделя, чтобы придти в себя, а потом она соберёт вещи, отчислится из университета и больше никогда не вернётся в этот город. Город, который однажды стёр ее в порошок…