Эйфория |Лиза Ира|

8

— Мы правда собираемся это сделать? — Лазутчикова сидит на кровати в комнате Лизы и с любопытством рассматривает блондинку, которая обворожительно улыбается.
— Да, а почему нет? — Андрияненко пожимает плечами и наклоняется чуть вперёд, застывая в нескольких миллиметрах от лица брюнетки. — Традиции надо соблюдать, — Лиза целует по-домашнему, будто бы делала это уже миллионы раз, и, одновременно с этим, каждый раз — как первый, от чего кожа покрывается мурашками, а перед глазами будто фейерверки взрываются.
— Ладно, уговорила, — Ира улыбается и проводит кончиками пальцев по лицу, надеясь, что мгновение остановится и они будут просто касаться друг друга вот так, будто бы ничего другого в мире не существует. — Тогда давай мне кисточки и приступим.
***
Вероника была изгоем. Все детство и после она была странным ребёнком, которого почему-то не принимало общество. Когда все жили в рутине, она была на поверхности, над всем этим миром, который пытался подавить любого серостью и сыростью бытия. Вероника была лучом света, воспринимающим все совсем иначе, по-детски, наивно, чисто и честно.
Когда Самойлова видела в облаках фигурки животных, над ней смеялись. Когда в младшей школе она хотела поставить мюзикл по мотивам Питера Пэна, ее зарубили даже не этапе задумки. Когда рыжая нараспев рассказывала обо всем, что приходит ей в голову, ее унижали и называли сумасшедшей. Несмотря на то, что Вероника всегда была безумно светлой и чистой душой, она была изгоем среди тех, с кем так хотела дружить в детстве.
Каждый новый шаг, каждый новый человек — очередная ходьба на грани. Стоит ей только сделать шаг в сторону, как она летит в пропасть серости, от которой так долго пряталась.
Вероника особенная, она видит мир сквозь розовые очки, строит хрустальные замки и проецирует их на собственную жизнь, воображая, будто бы живет в сказке, пока все вокруг кидают в неё камни и осуждают.
Девочка на себе знала, какого это — всю свою жизнь чувствовать себя неправильной, не такой, как все, генетической ошибкой в системе идеального мира. И эта невероятная сила Вероники Самойловой была лишь в том, что, несмотря на дикое давление отовсюду, ей удалось сохранить в себе солнце, которое все ещё продолжало светить, даже несмотря на сгущающиеся тучи.
Когда рыжая встретила Андрияненко, это было подобно вспышке света. Веронику приняли. Со всеми ее сумасшедшими поступками, с каждым хрустальным замком и не снимающимися розовыми очками. Самойлова могла быть настоящей. Самойлова могла быть самой собой.
***
Хэллоуин был одним из любимейших праздников студентов хотя бы потому, что каждый мог позволить себя официально напиться до синих чертей и при этом все еще оставаться в образе.
— Поверить не могу, что ты сделала из меня Квинн, — Андрияненко смеется, разглядывая в зеркале творение девушки, и понимает, что она вполне могла бы подойти на роль королевы Готема: короткие волосы, собранные в неряшливые хвосты, выбеленное лицо и броский макияж, соответствующий образу Харли.
— Подожди, остался последний штрих, — Лазутчикова достает из ящика сухую краску и по всем канонам комиксов окрашивает одну часть волос в розовый, а другую в голубой. — Вот теперь идеально, выглядишь как настоящая Квинн, надеюсь, не подцепишь какого-нибудь Джокера! — Лазутчикова смеется и подмигивает девушке, заставляя ту покраснеть настолько, что румянец был виден даже под плотным слоем макияжа.
— Конечно нет, — Андрияненко тянется вперед и легко целует, оставляя едва заметный след красной помады. — Разве что… — Блондинка интригующе тянет, а глаза Лазутчиковой расширяются от внезапно поступившей информации.
— Что? — Ира выглядит напряженной. Для нее еще загадка, как случилось так, что после всех ударов, которыми наградила ее жизнь, самый теплый человек на планете вдруг оказался рядом, так близко, что привычное стечение дней больше не казалось просто существованием. Это была жизнь, и Лазутчикова хотела использовать каждый ее момент.
— Был у Харли один любовный интерес, — проговаривает Лиза и делает резкий шаг вперед, касаясь губами щеки. — Который, — скулы. — Кажется мне, — шея. — Крайне интересным, — россыпь сухих поцелуев на коже между словами, произнесенными хриплым шепотом, буквально сводят брюнетку с ума, и она упирается спиной в стену, чувствуя, как ноги подкашиваются и не могут держать ее.
— Только не говори мне, что твоя рыжая подружка оденется Ядовитым плющем, — Ира говорит с придыханием, едва контролируя свой организм, пока Андрияненко вжимает ее в стену и касается так, что мир перестает существовать как таковой.
— Ну, может быть, — Лиза улыбается, трется носом и застывает на несколько секунд, кончиками пальцев касаясь кожи под чуть задравшейся футболкой. Вдох. Выдох.
— Ты издеваешься, да? — Лазутчикова зажмуривается и чувствует, что еще немного и ей окончательно сорвет крышу от переполняющих ощущений.
— Ну, разве что совсем чуть-чуть, — блондинка касается ее губ, и поцелуй этот совсем не похож на что-то медленное и целомудренное. Он пропитан страстью, диким, давно копившимся внутри желанием, от которого каждый раз сводило все сумасшедшей судорогой. Лазутчикова хватается за плечи Андрияненко, чувствуя, как она теряет притяжение с землей и вот-вот упадет на пол, а Лиза только сильнее вжимает ее в стену, обвивая руками талию, забывая о том, что в мире существует еще хоть что-то кроме губ и кожи Иры, которая, казалось бы, представляет собой самое идеальное, чего когда-либо касалась девушка.
Слышится стук, и блондинка медленно, вяло и нехотя отрывается от Лазутчиковой, открывает дверь и смотрит на только что пришедшую подружку.
— Я так понимаю, что немного не вовремя? — Самойлова опирается плечом о дверной косяк и самодовольно смотрит на раскрасневшихся девушек, и если Лиза выглядела достаточно самоуверенно, то Ира буквально не знала, куда спрятать глаза.
— Да нет, Ник, мы почти закончили, осталось только одеться, и, в общем-то, можно будет выходить.
— Судя по тому, что мы обе еще живы, ты рассказала о том, что я буду в костюме Айви, да? — Самойлова хитро смотрит на блондинку.
— Ну, скажем так, я договаривалась на мирный исход ситуации, — Андрияненко улыбается и обводит Иру настолько хищным взглядом, что та, едва успев оправиться от предыдущего всплеска эмоций, снова чувствует, как земля уходит из-под ног.
— Да, я вижу.
И пока Андрияненко пытается держать себя в руках, а Вероника тихо смеется, Лазутчикова даже не подозревает, что вся ее шея перепачкана краской, оставшейся после поцелуев Лизы.
Самойлова и Андрияненко вышли на улицу, чтобы выкурить по одной сигарете, но на самом деле это был не больше чем предлог, чтобы поговорить о том, что терзало блондинку с того самого дня, как только она узнала о месте проведения вечеринки.
— Вероника, слушай, я понимаю, это сейчас прозвучит довольно глупо, но и обсудить-то это больше не с кем, — Лиза пожимает плечами и смотрит на подругу, которая подтягивает коленки к себе и готовится ее слушать. Вероника выглядела практически идеально. Как ей за короткий срок удалось сделать костюм, состоящий полностью из тканевых листьев, которые едва можно было отличить от реальных, было загадкой. Длинные рыжие волосы красивыми локонами струились по плечам, а яркий броский макияж делал лицо совсем не похожим на привычное. Учитывая, что девушка красилась довольно редко, сейчас казалось, что она была совсем другим человеком, и только теплый, заботливый и безумно глубокий взгляд родных глаз все еще выдавал в ней Веронику Самойлову.
— Что случилось?
— Если честно, мне очень некомфортно, я даже примерно не представляю, что делать и как вести себя в баре, потому что мне все еще неловко смотреть в глаза Саре. Хоть мы и расстались вроде как довольно мирно, появиться там с Ирой будет как-то… Не могу даже слов подобрать, — Лиза немного колотит, девушка знала, что Саре известна причина, известен человек, более того, она сама ее отпустила, но все же какое-то чувство совести и уважения к Саре не давало ей спокойно насладиться временем в компании близких людей.
— Слушай, я правда понимаю твои чувства, но, расслабься, Саре предложили учиться по обмену и закончить курс во Франции, так что она уволилась и переехала, — рыжая кладет ладонь Андрияненко на плечо и тепло улыбается.
— Правда? А ты откуда знаешь?
— Мы виделись с ней еще пару раз после того, как вы расстались. Если ты хочешь знать, она не злится на тебя, правда, и она достаточно сильная девочка, чтобы не впадать в депрессию из-за тебя, — Самойлова чуть слышно смеется и осторожно проводит рукой по хвостикам Лизы.
— Ник, как она?
— Все хорошо.
Лиза чувствует, как огромный камень, висевший на душе, обрывает тросы и летит вниз, куда-то в неизвестность, оставляя после себя легкость и чувство спокойствия. Все хорошо.
— Нужно было раньше с тобой поговорить, а то я неделю себя изводила, а все оказалось куда лучше, чем я успела себе придумать, — Андрияненко тянется вперед и обнимает девушку.
— Всегда сначала поговори со мной, а потом уже делай выводы, — Самойлова утыкается носом ей в плечо и прикрывает глаза.
Со стороны эта картина смотрится настолько же комично, настолько и канонично, и, если задуматься, возможно, обе они действительно были Харли и Айви в самом трепетном их проявлении. Подруги, готовые в любой момент встать на защиту, успокоить или вправить мозги. Первые, кто принял друг друга такими, какие они есть, без лишних вопросов и осуждений, те, кто готов был оставаться друг с другом даже в самых лютых ситуациях несмотря на то, какие последствия их ждали.
Может быть, они действительно Харли и Айви.
***
— Ира, ты меня убить решила? — Проговаривает Лиза, когда возвращается в комнату и видит Лазутчикову в костюме. Длинный облегающий комбинезон, который закрывал почти все тело, яркий макияж и кошачьи ушки на голове. Она одновременно была милой кошечкой и той, кто доведёт тебя до экстаза за пару секунд. Андрияненко облокачивается о стенку и закрывает глаза, стараясь подавить дикое возбуждение от одной только мысли о том, как ей хочется стащить с Иры этот костюм.
— Ты о чем вообще? — Брюнетка разворачивается и невинно хлопает большими глазами, в которых явно читались хищнические повадки.
— Ты уверена, что это костюм из обычного магазина, а не из специализированного? — Андрияненко делает пару шагов вперёд и замирает в нескольких сантиметрах от девушки.
— Абсолютно, но, к слову о костюмах, ты вообще видела длину своих шорт? Не знаю скольким мне придётся выцарапать глаза, когда мы придём в бар, — Лазутчикова улыбается и обвивает рукой талию блондинки.
— Ну тебе жалко что ли? Пусть смотрят, трогать-то не могут, — девушка пожимает плечами, понимая, что если бы сейчас в комнате не было Вероники, они бы маловероятно дошли до той самой вечеринки.
— Конечно не могут, ты же моя девочка, — Ира улыбается. Ей тепло. Она чувствует, будто бы мир действительно становится правильным, именно таким, какой он должен быть, и это целиком и полностью заслуга Лизы, которая дала ей шанс вынырнуть из-под воды.
Андрияненко чуть наклоняется и целует, рассыпаясь лавандовыми цветами по воздуху и улетая куда-то вдаль, где нет ничего, что могло бы стать причиной, следствием, поводом вот так целовать эту девочку ровно столько, сколько она будет хотеть.
— Такими темпами мы не дойдём до бара, — проговаривает Самойлова, мягко напоминая о своём присутствии в комнате и заставляя девочек оторваться друг от друга и посмотреть на неё.
— Ладно, Ник, мы закончили, — проговаривает Лиза и ещё раз смотрит на Иру, которая цепляет зубами нижнюю губу и намерено смотрит так, что все внутри сводит. — Ну почти, — блондинка поднимает замок на комбинезоне до самой шеи. — Теперь точно.
— Какая же ты ревнивая, — Ира смеётся, но знает точно, что до конца вечера она даже близко не притронется к застёжке.
— Зато твоя, — Лиза улыбается и тянется вперёд, чтобы снова поцеловать. За секунду до того, как их губы коснутся друг друга, Лазутчикова нежно шепчет:
— Моя…
***
Бар был переполнен людьми, и Вероника очень радовалась, что попросила Настю занять им столик, чтобы не пришлось тереться возле стойки, и когда они кое-как пробрались сквозь толпу танцующих студентов, слишком неожиданно для себя обнаружили Настю в образе чёрной канарейки.
— Я так понимаю, мы все решили окунуться в мир комиксов? — Проговаривает Лиза, усаживаясь на диванчик и откидываясь на спинку.
— Хоть бы одна оделась трупом невесты или кровожадной медсестрой, — смеётся Самойлова.
— Ну, это уже прям совсем неоригинально, — Лазутчикова удобно укладывает голову на плечо Андрияненко.
— А то, что мы выглядим как команда то ли героев, то ли злодеев, которые зашли в бар нажраться после неудачной миссии, тебя не смущает? — Борцова смеётся и машет рукой официанту, который довольно умело лавирует между толпой пьяных танцующих студентов.
Решение не уходить далеко в алкогольные дали приходит так же спонтанно, как и идея одинаковых костюмов, и девочки заказывают довольно лёгкие коктейли хотя бы для начала, а там уже как пойдёт.
— Никогда ещё не видела, чтобы Харли Квинн флиртовала с женщиной-кошкой, — смеётся Самойлова.
— Зато на себя испытала всю каноничность Квинн и Плюща, — совершенно спокойно проговаривает Борцова, заставляя Веронику поперхнуться, а Лизу покраснеть. Ее лицо вытягивается и становится каменным. В тот момент она очень радуется, что стол ещё пустой, потому что иначе что-то точно бы полетело в Настю.
— Детка, ты ничего мне сказать не хочешь? — Ира поднимает голову и в упор смотрит на Лизу, которая судорожно перебирает в голове миллионы вариантов ответов, пытаясь подобрать хоть один более-менее подходящий к ситуации. С одной стороны, она не сделала ничего криминального, и на момент поцелуя с Вероникой все ещё была в отношениях с Сарой, но паника, которая накрыла ее от внезапности сказанных девушкой слов, уже несла ей оранжевую робу с надписью «Виновна».
— Ира, это было давно и не по-настоящему, — Андрияненко невинно смотрит на брюнетку, надеясь, что она не совсем влипла.
— В смысле не по-настоящему? Хочешь сказать, ты поцеловала меня не потому, что хотела? — Вероника решает немного поиграть, но даже не представляет, как сильно блондинка сейчас хочет придушить ее.
— То есть ты была ещё и инициатором, — Лазутчикова приподнимается, и голос ее становится чуть громче, чем вообще следовало бы.
— Так, стоп, — Лиза несильно ударяет руками по столу. — Мы были пьяными, причём сильно. Вероника сказала «Кажется, я не очень натуралка», мне ничего лучше не пришло в голову, чем просто поцеловать ее, скорее из любопытства или чего-то подобного. Ты, конечно, огонь, Вероника, но прости: мой типаж — брюнетки с идеальными глазами, — Андрияненко поворачивается и смотрит на Иру. — Это было от силы секунд пять, а потом мы обратно пошли в бар, больше ничего такого не было. Я надеюсь, мы закрыли эту тему? — Вероника умоляюще смотрит на девушку, которая едва сдерживает смех и уже готова прекратить это издевательство, если бы не один слишком внезапный фактор.
— А из-за чего Вероника вообще сказала эту фразу? — Спрашивает Настя, и блондинка поворачивает голову в ее сторону, очень жалея, что взглядом невозможно убить. Ещё чуть-чуть и девушка зарычит, бросившись на Борцову.
— Вот этот вопрос можно было не задавать, — сквозь зубы проговаривает Андрияненко и опускает глаза вниз. — Я тогда ещё встречалась с Сарой, и Веронике очень понравилось, как мы целовались. Теперь все довольны?
Красная как помидор Самойлова молчит, уткнувшись глазами в пол, Борцова с интересом наблюдает за Лизой, которая пытается разгадать, что именно в следующий момент сделает девушка.
— Ну что ты так напряглась? Расслабься, я же знала о ваших отношениях, ты могла бы спокойно рассказать, а не пытаться убить взглядом Настю, — Ира тянется вперёд и замирает в поцелуе на чуть приоткрытых губах блондинки.
— А ты откуда узнала про это? — Спрашивает Вероника и все переводят взгляд на Настю.
— Ну, вообще я говорила про персонажей вселенной, но вышло довольно забавно, вам так не кажется? — Абсолютно спокойно проговаривает Настя и пожимает плечами.
— Твою мать! — Буквально кричит Андрияненко, и все четверо заливаются звонким смехом.
***
Когда в крови уже вовсю бушевал алкоголь, диджей решил вдруг сменить быструю музыку на медленные красивые переливы, на танцпол стали стягиваться парочки, и перед столом девушек вдруг ни с того ни с сего оказался молодой человек в достаточно неплохом костюме Джокера.
— Мисс Квин, не хотите потанцевать? — Спрашивает он с ехидной улыбкой, жадно раздевая глазами девушку.
— А знаешь, с удовольствием, Ира, потанцуешь со мной? — Лиза протягивает девушке руку, и та только коротко кивает, поднимаясь с дивана вслед за ней.
— Рушишь каноны? — Парень облокачивается плечом о стенку и с вызовом смотрит на блондинку.
— Нет, создаю новые, — Андрияненко улыбается, и как только они оказываются в самом центре танцпола, она нежно обнимает девушку за плечи, прислоняясь к ней так близко, как вообще позволяло пространство, зарываясь носом в шелковистые волосы, чувствуя запах земляники и чего-то еще, предательски знакомого, что вызывало в ней дрожь на уровне подсознания.
Ира прикрывает глаза и обнимает за талию, чувствуя горячую кожу под немного задравшейся футболкой. Все кажется настолько правильным и настоящим, что возникает сомнение в том, происходит ли это на самом деле, а не является просто плодом больной фантазии, но Лиза настоящая, теплая и такая родная, что ее хочется касаться, держать за руку, целовать или прижиматься к ней во время просмотра очередного фильма, не важно, главное просто касаться и верить в то, что эта жизнь заслуживает всех прав.
— Я даже не знаю, как описать то кипящее чувство, что у меня к тебе. Смесь сумасшествия и сладости, будто бы буря, которая не разрушает, а собирает, будто солнце светит так ярко, что никакая тень не способна даже близко подобраться, будто у меня внутри все оживает и начинает петь, как в идиотских мюзиклах, но, если честно, я почти уверена, что нужных слов еще не нашли, не придумали, так что я не смогу в полной мере описать все то, что у меня внутри, — шепчет Андрияненко, а Ира внимательно смотрит на нее и улыбается так, что, казалось бы, ничто не способно сравниться с тем светом, который девушка излучает.
Лазутчикова молчит и только медленно исследует глазами идеальное лицо, понимая, что солнце — это девушка. Ее губы сладкие, как тот самый лавандовый сироп, разбавляющий горечь всего, чего только коснется. Ее голос настолько мягкий, что он окутывает мысли, приводя их в порядок из хаоса. И именно она — та самая родственная душа в их уникальном мире, только для двоих. Солнце — это девушка, и Ира даже не представляет, сколько дорог ей пришлось пройти, чтобы однажды коснуться теплыми лучами ее заледеневшего сердца.
— Знаешь, ты заставляешь меня чувствовать, что жизнь стоит того, чтобы жить, — шепчет брюнетка, и прежде, чем она успевает понять, насколько интимно прозвучали эти слова, ее губы накрывает поцелуй, пропитанный нежностью и теми словами, которые они еще не сказали друг другу.
Влюбленным всегда кажется, что они изобретают что-то новое…
***
— Как так вышло, что пили мы одинаково, а Вероника уже в отключке? — Спрашивает Лиза, глядя, как рыжая мирно спит, уложив голову на стол.
— Просто мы пили медленно, а она практически залпом, — Настя пожимает плечами.
— Ладно, кажется, нам надо донести это чудо до кровати, поможешь? — Андрияненко переводит взгляд на Лазутчикову, которая только согласно кивает.
— Расслабьтесь, я позвонила брату, он подъедет и я отвезу ее к себе. Во-первых, это ближе, а во-вторых, вы это тело до четвертого этажа не дотащите, — Борцова смеется и проводит ладонью по волосам Самойловой.
— Тебе помочь?
— Нет, я справлюсь, но вы далеко не убегайте, мы подвезем до общежития.
— Не волнуйся, мы пройдемся, хочу немного проветриться перед тем, как ложиться спать. Ира, ты не против? — Девушка переводит взгляд на брюнетку, и та улыбается, поднимаясь на ноги и обнимая ее за талию.
— Ну ладно, тогда до встречи на парах, надеюсь, в следующий раз подобное мероприятие не закончится для нас слишком быстро, — Настя обнимает девочек, и они, захватив куртки, выходят на улицу, чувствуя, как прохладный ветерок приятно исследует кожу. Алкоголь в крови не дает замерзнуть, но все же его недостаточно, чтобы они не могли держать под контролем собственный разум.
Свет фонарей освещал небольшую алею, по которой они медленно шли в сторону общежития. Переплетенные пальцы, глупые улыбки и хаотично бегающие мысли. Эти девочки сейчас буквально были зеркалом друг друга, отражая чувства и эмоции, проецируя их друг на друга с двойной силой, от чего внутри просыпались те самые пресловутые бабочки, раскрывая опаленные крылья и устраивая дикие первобытные танцы на пепелище, оставленном прошлым.
— Хороший вечер, даже несмотря на то, что мы так быстро ушли, мне понравилось быть твоей женщиной-кошкой, особенно в тот момент, когда ты предпочла меня Джокеру, — Ира смеется, а Лиза сильнее сжимает ее ладонь.
— А разве могло быть иначе? Ты моя девушка, — Андрияненко говорит это так, будто бы произносит эти слова каждую минуту, но вместе с тем сама же закладывает в них некое таинство, понятное только двоим, и из обыденных отношений это становится настолько большим, что обе они еще не до конца осознают всю ценность обретенного ими счастья.
— Ты только что назвала меня своей девушкой? Неужели теперь у нас все официально? — Брюнетка плывет и тает. Лиза действует на нее как морфий, заставляет терять рассудок быстрее даже самой убийственной дозы алкоголя, и ей все еще не верится, что такое могло случиться, что она вдруг заслужила чувствовать себя счастливой ровно настолько, чтобы забыть обо всей боли, которая днями и ночами преследует ее.
— А ты сомневалась? — Андрияненко тянется вперед и целует, вытесняя из головы Иры любые мысли.
Дорога до общежития кажется им слишком короткой, и ровно в тот момент, когда они доходят до нужного этажа, блондинка поворачивает голову и задает вопрос, который висел у нее на языке с той самой секунды, как они вышли из бара. Тот самый, который Ира безумно надеялась услышать.
— Ты останешься со мной? — И все вокруг теряет смысл, когда брюнетка кивает, чувствуя, как внутри вязко и плавно растекается гренадин, обволакивая каждый миллиметр, обостряя чувство настолько, что, казалось бы, обе они вот-вот взорвутся.
Напряжение между ними становится настолько сильным, что в воздухе летают искры, а голодный взгляд сбивает с ног получше любого оружия.
Замок щелкает изнутри, ограждая их от всего остального мира. Они в комнате. Наедине друг с другом, а остальное вообще не имеет значения.
— В этой штуке безумно жарко, — проговаривает Ира, и голос ее безумно дрожит от переполняющих ощущений. Девушка — оголенный провод. Лиза — идеальный проводник.
Андрияненко замечает, как брюнетка, стоя к ней спиной, медленно расстегивает комбинезон и немного спускает его с плеч. Вид уязвимой Иры сводит с ума настолько, что она едва сдерживается, чтобы не дернуться вперед. Она опирается о стену и чуть прикусывает нижнюю губу, жадно разглядывая брюнетку.
Говорят, что в Японии гейши могли довести до сумасшествия любого мужчину тонкой полоской обнаженной кожи, и если из этого сделали целое искусство, то Андрияненко готова была с ними поспорить. Искусство было синонимом имени, который пряной сладостью срывается с губ. Искусство было создано, чтобы однажды воплотиться в образе Ирины Лазутчиковой.
Для храбрости требуется двадцать секунд. Лизе хватило двух, когда она делает несколько шагов вперед, прижимается к девушке сзади и осторожно берет ее руки в свои.
— Я помогу, ладно? — Голос настолько хриплый и болезненно напряженный, что Лазутчиковой сносит крышу, и сухое касание губами шеи только закрепляет эффект. Брюнетка откидывает голову назад, прикрывая глаза. Тяжелое дыхание разрывает легкие, и она готова отдать все на свете, только бы это мгновение не заканчивалось.
Лиза чувствует катастрофическую необходимость касаться Иры именно так — аккуратно, нежно, рассыпая сухие поцелуи на шее и чуть приоткрытых плечах. Будто бы Лазутчикова — чистый кислород, а иным способом Лиза дышать не может.
Когда блондинка позволяет себе стянуть комбинезон до пояса, руки ее дрожат с такой силой, что кажется, что еще немного и они потеряют способность делать хоть что-то. Это было похоже на нечто особенное, то, что будет символом для них двоих. Символом чего-то катастрофически сильного.
С губ Лазутчиковой срывается приглушенный стон, рассыпаясь по комнате приторной нежностью, и в этот момент блондинке окончательно сносит голову, остается только неприкрытое желание такой силы, что оно затмевает все остальное. Андрияненко резким движением разворачивает девушку к себе и вжимает ее в стену, тут же втягивая в поцелуй, не похожий ни на один до этого. Страсть буквально разрывала их на миллионы частиц, внизу живота с силой давил узел давно копившихся эмоций, и сдерживать себя дальше не было совершенно никакой возможности.
Ире едва хватает сил стянуть с Лизы футболку и швырнуть ее куда-то в сторону, возвращаясь руками к идеальной коже. Андрияненко вжимается в нее так сильно, что они чувствуют друг друга будто бы изнутри, так глубоко, что, казалось бы, в этот самый момент они становятся единым идеальным человеком, и пока блондинка цепляет зубами нижнюю губу Лазутчиковой, Ира оставляет красноватые полоски на спине Андрияненко.
— Не тяни, — едва слышно шепчет брюнетка куда-то в волосы, и Андрияненко буквально рычит от напряжения, которое не дает ей даже дышать нормально.
Секунды хватает для того, чтобы оказаться возле кровати и уложить Лазутчикову, вдавливая ее своим телом в матрас. Она целует жадно, горячо, чувствуя, как легкие разрывает от недостатка кислорода, но остановиться не может. Ира — самый тяжелый наркотик, от нее невозможно вылечиться.
Лизе едва хватает выдержки, чтобы расстегнуть комбинезон до конца и стянуть его вниз, оставляя девушку в черном кружевном белье.
— Еще раз наденешь эту дрянь, я убью тебя, — шепчет девушка, жадно проходясь глазами по идеальному телу, и пока Андрияненко продолжает запечатывать в памяти каждую клеточку девушки, Ира дрожит от передозировки ощущений.
Блондинка целует медленно, вверх от коленей, по внутренней стороне бедра, вверх по животу, задерживаясь и оставляя почти незаметные следы на ключицах и один, багровый, на шее. Ты моя. Снова губы, до дрожи, до боли, до потери сознания, и когда очередной стон тонет в поцелуе, Вероника расстегивает застежку бюста.
Дрожь усиливается настолько, что сейчас они обе сами по себе чистая вибрация, смешивающая чувства воедино и выдавая их двойной дозой, от чего девушкам кажется, будто еще немного и сработает детонатор.
Андрияненко выводит замысловатые узоры кончиком языка на груди Лазутчиковой, пока комната тонет в гортанных тонах, разрывающих воздух через плотно сжатые зубы. Ира не может терпеть, ей нужна разрядка, иначе еще немного и она взорвется, разлетевшись на миллионы атомов. Острая необходимость почувствовать Лизу внутри как мантра бьется в голове, стирая напрочь грани существования.
Блондинка чувствует, что тянуть дальше невозможно, и, стягивая дрожащими руками последнюю часть нижнего белья, она снова находит губы девушки, целуя так, что каждый миллиметр кожи покрывается мурашками.
Несмотря на то, что в комнате катастрофически жарко, кончики пальцев Андрияненко безумно холодные, и когда она осторожно касается Иры, та вскрикивает и с силой вжимается в тело Лизы, запуская пальцы в волосы и сжимая их так, что блондинка сама невольно стонет.
— Пожалуйста, — Лазутчикова буквально умоляет, будучи не в силах сдерживать себя, и когда Андрияненко резко входит, брюнетка перестает чувствовать себя человеком. Громкие, хриплые, гортанные стоны разрывают пространство надвое, и Лиза кажется, будто ничего лучше в мире она еще не слышала.
Капельки пота выступают на спине, а Ира выгибается, понимая, что прямо сейчас ей нужно больше.
Рвано, резко, но вместе с этим катастрофически нежно, так, будто между ними происходит магическое слияние душ, совсем не похожее на хоть что-то существующее в этом мире. Сильнее. Ярче. Громче.
Влюбленным всегда кажется, что они изобретают что-то новое.
Ире не нужно много времени, чтобы дойти до точки кипения, и когда узел внутри разрывается на миллиарды частиц, накрывая ее волной дикого наслаждения, перед плотно сжатыми глазами взрываются фейерверки.
Последний стон срывается с ее губ цветочным именем девушки, которая в один момент стала центром всей вселенной.
Тело сводит судорогой, и девушка дрожит, даже не пытаясь привести себя в адекватное состояние. Лиза все еще обнимает ее, продолжая покрывать осторожными поцелуями приоткрытые губы, пока из-под пушистых ресниц скатываются едва заметные капельки слез.
Лазутчикова обвивает шею девушки и вжимается в нее с такой силой, что Андрияненко буквально забывает дышать.
— Ира… — Шепчет блондинка, пытаясь что-то сказать, но слова застревают в горле ровно в тот момент, когда брюнетка смотрит на нее глазами цвета самой синей лаванды.