Эйфория |Лиза Ира|

9

Когда рассветное солнце снова возвращает городу краски, забирается в окно и лучами играет на коже, Ира медленно просыпается, открывая глаза и потягиваясь как кошка, возвращая тело к жизни.
Лиза все ещё спит, лёжа на животе и пряча лицо в подушку. На обнаженной спине солнечными зайчиками играют тёплые лучи, и Лазутчикова не хочет делать ничего, кроме как снова и снова цеплять глазами каждый миллиметр идеальной кожи.
Тело все ещё приятно тянет после вчерашней ночи, и девушка осторожно проводит пальцами по губам, чувствуя, как на них продолжают гореть поцелуи Андрияненко.
Внутри все будто бы проснулось от долгой комы и теперь функционирует в полную силу, заставляя девушку, кажется, впервые в жизни ощущать себя не то что полноценной, а скорее даже сверхчеловеком, способным на любые свершения.
Улыбается. Сдаётся. Тянется вперёд и проходится тёплыми сухими поцелуями по открытым плечам и вниз, стараясь не упустить ни миллиметра идеально-шелковой кожи.
— Доброе утро, — тихо-тихо шепчет блондинка, не отрывая голову от подушки, но Ира знает, что на лице девушки играет тёплая улыбка.
— Привет, — так же тихо, обжигая горячим дыханием кожу, смыкая губы на мочке уха.
Сонливость мгновенно сменяется возбуждением, и Андрияненко стонет, чувствуя тёплые руки девушки на своей спине. Тяжелый узел внизу живота с силой тянет, и блондинка зажмуривается, даже не пытаясь выровнять сбитое дыхание.
— Ира… Что ты? … Оу… — Слова растворяются, не успевая найти выход, когда блондинка чувствует откровенные касания и заползающие под простынь руки.
Будто кадрами киноплёнки в ее голову вклиниваются фрагменты прошлого, и вместо тёплых, катастрофически нежных касаний Иры, она чувствует грязные, грубые мужские руки. Резко дергается, сжимается и замирает, надеясь, что все это прекратится. На глазах слёзы. Она снова маленькая беззащитная девочка, которую хотят использовать, как игрушку.
— Хэй, Лиза, в чем дело? — Спрашивает Лазутчикова, убирает руки и садится на кровати, внимательно глядя на девушку. Внутри скребутся кошки от мысли, что она не такая, что она сделала что-то не так, и от того, что Андрияненко кажется ей безумно идеальной, так страшно не соответствовать ей.
— Прости, — Лиза знает, что человек перед ней не сделает ей больно, но воспоминания сильнее ее, и какой бы сильной она не хотела казаться, внутри она все ещё маленькая девочка, которую однажды сломали.
— Я что-то сделала не так, мне жаль, прости, пожалуйста, — шепчет Ира, опуская глаза вниз. Состояние близкое к тому, чтобы расплакаться.
Лиза разворачивается и чувствует, как щемит сердце. Она не хочет делать девушке больно.
— Эй, послушай, — Андрияненко тянет руку вперёд и чуть поднимает подбородок девушки вверх, хватая ее взгляд. — Ты здесь не при чем, ладно? Это мое прошлое, я не могу забыть, как бы не хотела, как бы не старалась, оно сильнее меня, и это ужасно, — Лиза чувствует себя виноватой, и одновременно ей хочется провалиться сквозь землю, чтобы ничего этого не было.
— Что случилось? Ты можешь рассказать мне? — Шепчет Лазутчикова и подаётся чуть вперёд, замирая в нескольких миллиметрах от лица Андрияненко.
Блондинка трясётся, как лист на ветру, и чувствует, как внутри разрываются канаты.
— Да, иди сюда, — девушка облокачивается на спинку кровати и укладывает Иру, позволяя ей обнять себя за талию и уткнуться носом в шею. Слова даются катастрофически тяжело, потому что никогда раньше Лизе не приходилось рассказывать хоть кому-то об этом. Столько времени прятать все в себе было безумно тяжело, и это оставило сильный след на ней, который сильно походил на шрам. — Я как-то возвращалась домой, было довольно поздно, а дорога проходила через безлюдные дворы, и меня поймал какой-то мужик, прижал к стенке и пытался изнасиловать. Мне тогда повезло, что кто-то услышал мой крик и оттащил его от меня. Я тогда бежала не оглядываясь и ещё три дня не выходила из дома, чувствовала себя игрушкой, которую в любую секунду могут использовать. Он не сделал того, чего хотел, но, знаешь, я почему-то до сих пор чувствую эти ужасные прикосновения, которые снова и снова напоминают мне о том вечере и о том, что я никогда не буду в безопасности, — ей было безумно больно даже просто говорить об этом, но сейчас, когда тёплые руки Иры мягко обнимали ее, она не чувствовала себя такой уязвимой, и, наверное, за это самое чувство она готова была отдать все что угодно.
Лазутчикова молчит, только сильнее сжимает руками талию блондинки, чувствуя, как на ее кожу падают капельки слез. Ей ужасно от того, что какой-то ублюдок посмел прикоснуться к ее девочке, сделать ей больно, заставить себя чувствовать подобным образом. Ей хочется до боли в сжатых зубах ударить его так сильно, чтобы у него навсегда отпало желание вот так поступать с кем бы то ни было. Но она не может. Единственное, что ей сейчас остаётся, это крепко прижимать к себе Лизу, всеми силами стараясь ей показать, что она не одна, и что брюнетка защитит ее от любого дерьма, чего бы ей это не стоило.
— Ира, почему ты молчишь? — Лиза чуть поворачивает голову и прижимается к носу Лазутчиковой.
— Я сделаю все, что угодно, только бы ты никогда не чувствовала этого снова, слышишь? Я сделаю, — шепчет брюнетка настолько тихо, что возникает ощущение, будто бы они просто читают мысли друг друга.
— Обещаешь? — Губы предательски дрожат, и блондинке едва хватает сил не впадать в состояние истерики.
— Обещаю, — проговаривает Ира и знает точно, что сдержит своё слово любой ценой.
Андрияненко целует больно. Не физически. Душевно, стараясь этими ощущениями перебить те, что преследуют ее так долго. Лазутчикова чувствует это и понимает, какая катастрофическая ответственность ложится на неё.
Лиза съезжает вниз, укладываясь головой на подушку, и притягивает брюнетку к себе, продолжая целовать так, будто это тот самый заслон, который спрячет ее от всего на свете.
Ире сложно. Осознавая то, что случилось с девушкой год назад, она безумно боится сделать что-то не так. Зацепить. Уколоть. Задеть.
Лиза — минное поле.
Ира — сапёр, у которого нет права на ошибку…
Андрияненко зарывается пальцами в распущенные волосы и вжимается так сильно, что у Лазутчиковой перехватывает дыхание от слишком сильных ощущений.
— Лиза, — шепчет девушка, понимая, что ей едва хватает сил сдерживаться. Несмотря на то, что сердце ее разрывается от боли, казалось бы, чувство дикого желания действует отдельно от всей остальной системы. Тем более, что Андрияненко сама отчего-то ее провоцирует.
— Пожалуйста, — умоляюще. Дико дрожащим голосом. Так, что Лазутчикова не выдерживает и зажмуривается, стараясь не выпустить наружу предательские слёзы.
Брюнетка медленно касается губами шеи и чувствует, как Андрияненко напрягается, но не двигается, а только сильнее сжимает ее ладони, надеясь, что девушка не остановится. Единственное, чего ей действительно хочется, — это перестать чувствовать омерзительные фантомные ожоги, а под руками и под губами Иры они болят меньше.
Шея. Ключицы. Грудь. Лазутчикова касается с такой осторожностью, будто Андрияненко фарфоровая и одно неловкое движение разобьёт ее вдребезги, она хочет остановиться и просто обнять Лизу, прижать к себе и успокоить, но в ушах звоном бьется «Пожалуйста», и она продолжает. С каждым разом все сильнее она на себе чувствует боль Андрияненко, сдавливающую рёбра.
Ира плачет, роняя капельки слез на шёлковую бледную кожу, тут же стирая их губами.
Лиза плачет, сжимая зубы и тяжело дыша. Она чувствует, как на пепелище едва заметно просыпаются бабочки, стряхивая пепел с опалённых крыльев, и пока она верит, что это действительно может сработать, она будет терпеть, чувствуя через боль катастрофическую нежность.
Лазутчикова целует живот и тонкую полоску кожи над тканью нижнего белья и снова возвращается к губам, позволяя Лизе кусать их и впиваться руками ей в плечи. Медлит. Боится. А потом осторожно кладёт ладони на рёбра блондинки и ведёт вниз, чувствуя, как девушка напрягается и вздрагивает. Ее тело отзывается ярым протестом и желанием одновременно, и только брюнетка может сделать так, чтобы второе победило. Она осторожно, едва касаясь, проводит по коже, вниз по животу и замирает, когда в поцелуе тонет полувсхлип-полустон. Лизу разрывает. Давящий ком внизу живота доводит ее практически до исступления, но вместе с этим в голове все ещё играют кадры злосчастной киноплёнки. Брюнетка не двигается, но и не убирает руки, только целует, пока ладонь Андрияненко не оказывается на ее собственной и не ведёт вниз.
— Лиза… — Девушка не знает, чем это может закончиться, и ее саму начинает дико трясти от страха.
— Ира, ты обещала, — тихо проговаривает Андрияненко, задыхаясь в собственных ощущениях, и Лазутчикова сдаётся, залезая кончиками пальцев под ткань нижнего белья. Она действует настолько осторожно, что ее саму на пару секунд это поражает. Каждое движение сконцентрировано до максимума, и пока Лиза судорожно сжимает руками простыни, Ира целует ее на пределе всех скопившихся чувств.
Вместе с волной животного наслаждения блондинку накрывает дикая истерика от того, что внутри все разом взорвалось. Пленка сгорает на ее глазах, развеиваясь пеплом, а на коже остаются только целебные поцелуи Иры, которые приятно греют катастрофической нежностью. Она прижимается к ней, утыкается в плечо и просто плачет, чувствуя, как брюнетка бережно обнимает ее и укрывает их обеих одеялом, осторожно перебирая волосы Андрияненко, пока она пытается придти в себя.
Остатки невыгоревших воспоминаний выходят наружу со слезами, и душа обретает такую небывалую лёгкость, что, кажется, будто ещё немного и девушка взлетит.
Лиза понимает вдруг для себя одну важную вещь. Ира вместе с ней сломала барьер, который так долго мешал ей дышать. Ира стала тем человеком, который напрочь стёр всю ноющую боль в груди. Ира — та, кто мягко целует ее в лоб, пока Андрияненко пытается придти в себя. Меняться нужно не ради, а с помощью, потому что иначе есть ли в этом хоть какой-то смысл? Высшая миссия родственных душ — вытаскивать друг друга из пропасти собственного отчаяния…
Лиза поднимает голову и ловит в глазах Иры жуткое переживание за нее, и в голову приходит мысль о том, что именно она только что заставила ее пережить.
— Ира, прости… — Андрияненко тянется вперед и замирает на губах легким, почти невесомым поцелуем с трепетным отзвуком нежности и весны.
— Все хорошо, — шепчет брюнетка и кончиками пальцев заправляет за ухо прядь волос. — Теперь все хорошо…
Ира лежит на животе, немного повернув голову вбок, и наблюдает за тем, как медленно Андрияненко обводит кончиками пальцев россыпь родинок на ее руках, пытаясь собрать из них созвездия. Интимность этого момента зашкаливает настолько, что в легких распускаются ромашки, и пока будто бы под гипнозом блондинка рисует картины на теле Лазутчиковой, брюнетка самозабвенно теряется в мягких чертах идеального лица.
— Мы можем поговорить? — Шепчет Ира хриплым голосом, от которого тело Лизы мгновенно покрывается мурашками.
— О чем? — Андрияненко переводит взгляд на лицо Лазутчиковой и широко улыбается.
— У тебя глаза изменились, они синие, темно-синие, или это мне просто так кажется? — Ира переворачивает на бок и внимательно смотрит на девушку, которая не может перестать улыбаться.
— Ира, твои лавандовые, — Андрияненко смеется и тянется чуть ближе. — Как думаешь, что бы это могло значить?
— Если честно, даже близко не представляю, — Лазутчикова подается вперед и накрывает губы девушки, а та в свою очередь укладывает ее на спину, перекидывает ногу и усаживается сверху, поднимая руки вверх, переплетая пальцы и вжимая их в матрас.
— Знаешь, Вероника мне рассказывала об одной теории, что в мире есть человек, предназначенный тебе судьбой, — шепчет блондинка в шею девушке и тут же целует, чувствуя, как Ира напрягается и чуть выгибается в спине. — Сначала они видят друг в друге только глаза, а потом, после первой близости, глаза меняют цвет, — Андрияненко аккуратно цепляет зубами ключицу и слышит стон, пробивающийся через плотно сжатые губы.
— То есть, ты хочешь сказать, что мы с самого начала были предназначены друг другу? — Спрашивает Лазутчикова, поднимая вверх бровь.
Лиза зависает над ней, склонившись так низко, что короткие волосы падают на лицо брюнетке.
— Я хочу сказать, что люблю тебя, Ирина Лазутчикова, — шепчет тихо-тихо и тут же целует, чувствуя, как внутри все переворачивается несколько раз и встает на свои места. Все правильно. По-настоящему.
Брюнетке бьет по ушам так сильно, что она теряется и не верит, что такое возможно. Неужели ее действительно можно любить? Вот только Лиза каждым действием, каждым жестом доказывает правоту своих слов, и Ира верит.
— Я тоже люблю тебя, —отвечает девушка и знает, что эти слова как никогда точно описывают все то, что происходит у нее внутри. Она действительно любит Лизу в самом трепетном и сильном смысле этого слова.
Когда родственные души находят друг друга, они становятся целостными, сильными и настоящими. Душа соединяется воедино из двух разбитых осколков и заставляет, наконец, осознать, какого это — в мире, полном людей, найти действительно свою половину.
Кто-то сказал: «Глаза — зеркало души», и если эта самая душа обретает былую силу, глаза сияют так, что становятся маяком друг для друга даже в самой непроглядной тьме.
***
— Откуда он у тебя? — Ира водит кончиками пальцев по шраму на лице Лизы, который вверх от подбородка поднимается по лицу и прячется в волосах за ухом.
Андрияненко съеживается, прикрывает глаза и чуть сжимает руки. Это не больше, чем глупая, идиотская история, которая оставила на ее лице отметину на всю оставшуюся жизнь.
— Пару лет назад я пьяная вернулась домой и не заметила стоящие в коридоре новые стекла для окон, которые папа так долго ждал. Я зацепила одно ногой, и оно разбилось, а я не удержала равновесие и упала сверху. Крови было… В итоге семьдесят швов и глупые обещания того, что это вообще когда-нибудь затянется, но я привыкла к нему, если честно, он больше меня не пугает, — блондинка тяжело выдыхает и думает о том, что выглядела бы гораздо более привлекательной, если бы тогда не напилась. Не споткнулась. Была чуть более внимательной. Но она даже не замечает, что она особенная, уникальная, и, как бы странно это не прозвучало, травма, полученная пару лет назад, нисколько не портит ее. К сожалению, Андрияненко этого не понимает. К счастью, понимает Лазутчикова.
Ира ничего не говорит, только тянется чуть ближе и покрывает неровности кожи медленными, тягучими, сухими поцелуями, от которых звезды взрываются. Кажется, что от этих трепетных касаний все внутренние шрамы затягиваются, и ей не хочется думать ни о чем, только чувствовать и растворяться во вселенной этих ощущений без попытки вернуться обратно.
Андрияненко обнимает девушку и притягивает к себе так близко, что между ними нет места даже для воздуха. Ноги переплетены, руки сжимают друг друга, а губы сливаются в нежном поцелуе, от которого распускаются цветы.
***
— Самойлова, поднимайся, ты собираешься проспать весь день? — Настя пытается разбудить спящую девушку, но та только сильнее сжимает подушку и смешно морщит нос от яркого солнца, которое бьет прямо в глаза. — Блин, ты же первая отключилась, причем еще в баре, как же можно спать так долго, — Борцова падает рядом и закрывает руками глаза, тяжело выдыхает и улыбается. Вероника выглядит как котенок, смешно обнимая подушку, на которой прошлой ночью спала брюнетка, морщит нос и кое-как открывает заспанные глаза, которые первое время пытаются привыкнуть к свету и найти хоть что-то, за что можно было бы зацепиться. Смешно трет руками лицо и потягивается как кошка, снова возвращаясь в прежнее положение.
— Привет, Настя, — рыжая улыбается и переворачивается на спину, не отводя любопытных глаз от девушки. — И почему я совсем не помню, как оказалась в твоей кровати? — Вероника хитро улыбается, и даже несмотря на то, что девушка была в ужасно нетрезвом состоянии, она помнит то ощущение нежности и тепла, которое согревало ее всю ночь.
— Еще бы, ты так накидалась вчера, что удивительно, как ты вообще меня еще помнишь, — Борцова смеется и проводит пальцами по немного спутанным волосам.
— Ну, вообще-то, мы были на вечеринке, так что вопрос в том, почему вы не накидались и не составили мне компанию? — Самойлова трет нос и усаживается на кровати. Последствий похмелья нет даже близко, она удивительно бодро себя чувствует, даже не подумаешь, что девушка вчера уснула за столом.
— Ладно, проехали, давай в ванну, а я буду ждать тебя на кухне, — Борцова тоже поднимается, и ей кажется, что вся эта ситуация до безобразия похожа на романтическую комедию, в которой они главные персонажи.
— Только не говори, что ты приготовила завтрак, Настя, неужели ты сделала это для меня? — Самойлова подносит ладони к своему лицо и большими глазами смотрит на девушку с кошачьей наивностью.
— Так, все, прекращай! Вставай давай, — проговаривает Борцова и выходит из комнаты, чувствуя, как краска предательски подступает к щекам. Самойлова поворачивает голову вслед за ней и хищно улыбается, она чувствует что-то и знает, что это взаимно.
На кухне Вероника появляется, слегка пританцовывая, напевая давно забытую мелодию, которая случайно вдруг снова появилась в ее голове и звучала непрерывно каждую секунду, вытесняя любые другие мысли, так что девушке ничего не оставалось кроме как просто напевать слова.
— У тебя подозрительно веселое настроение, — Настя садится на стул и внимательно изучает девушку.
— По утрам всегда так, — Вероника пожимает плечами и опускается напротив, не отводя взгляда от чуть расширенных глаз Борцовой.
— И как только Лиза живет с тобой, оставаясь в адекватном состоянии? — Брюнетка смеется, а Самойлова вдруг напрягается и вытягивает в струнку, будто бы вспомнив что-то важное.
— Кстати, а куда делась моя подружка? Почему она не тащила меня в комнату как полагается? — Вероника ставит локти на стол и кладет голову на ладошки, готовясь внимательно выслушать рассказ.
— Я решила их пожалеть. Тащить твое спящее тело до четвертого этажа — это испытание, особенно учитывая, что они тебя почти на голову ниже, так что я позвонила брату и он забрал нас, а потом помог дотащить тебя до кровати, — Настя делает глоток кофе и облизывает губы, в то время как Самойлова жадно хватает это глазами, даже не думая о том, что возможно стоило бы быть немного более скрытной. Борцова краснеет, ей хочется спрятаться, закрыться чем-нибудь, и одновременно наброситься на Веронику и поцеловать ее, тем более рыжая хотела того же и брюнетка была в этом абсолютно уверена.
— То есть Лиза осталась в комнате одна?
— Скорее всего, хотя что-то мне подсказывает, что то, как именно они раздевали друг друга весь вечер глазами, явно обрело продолжение, — Борцова смеется.
— Ладно, посмотрим по глазам, — довольно тихо проговаривает Самойлова и берет в руки большую кружку с кофе.
— Что?
— Да нет, ничего, так, мысли в слух, — рыжая делает глоток и отмечает для себя, как приятен на вкус свежесваренный вручную кофе.
Настя уходит в собственные мысли, неотрывно глядя на рыжую девушку, сидящую перед ней.
Вероника странная, особенно в те моменты, когда говорит вдруг что-то совершенно несвязное или явно выбивающееся из темы разговора, когда ни с того ни с сего начинает петь, шепотом или во весь голос, когда смеется просто так, без повода, и отчего-то совсем не хочет говорить, что именно происходит в ее голове.
Вероника может совершенно спокойно сидеть на месте, а потом резко вдруг подскочить и убежать в неизвестном направлении. Она может остановиться и вытянуться в струнку, если ей покажется, что она услышала что-то крайне интересное. Каждый раз, когда она садится, то обязательно поджимает ноги к себе и упирается подбородком в коленку, что смотрится забавно и мило.
Ее глаза всегда смотрят с хитростью, игрой, какой-то загадкой, которую безумно хочется разгадать. Ее повадки сильно напоминают кошачьи, когда девушка жмурится от воды, случайно попадающей ей на лицо, или не отрываясь следит за летающими вокруг бабочками.
Когда Настя замечает, как солнечный луч падает на ее наручные часы и отражается на стене небольшим кружочком света, она чуть переводит их в бок, тем самым перемещая солнечного зайчика на щеку Самойловой, которая смешно щурится и пытается сбросить его руками, не сразу понимая, что именно происходит.
Вероника — кошачья принцесса.
***
— Как думаешь, нам стоит выбраться из кровати и сходить хотя бы за кофе? А то время уже к вечеру, а мы даже не завтракали, — спрашивает Лиза, продолжая рисовать на руках Иры звездную карту их собственного мира. Ей так нравилось это делать, что она буквально не отдавала себя отчета, а просто как завороженная касалась кончиками пальцев хаотично разбросанных родинок, и ей больше ничего не нужно было.
— У меня завтра смена, мы можем хотя бы сегодня обойтись без кофе, пожалуйста? — Шепчет Лазутчикова.
— Как скажешь, — Андрияненко тянется вперед и осторожно целует в нос.
— Но если ты хочешь и у тебя будет время, ты могла бы заглянуть завтра и посидеть со мной до вечера, а потом можно сходить куда-нибудь, — брюнетка чуть поднимается на локтях и сверху вниз смотрит на Лизу, которая довольно улыбается.
— Мне кажется, или ты зовешь меня на свидание?
— Не в этот раз, но в следующую пятницу у меня выходной, и, Елизавета Андрияненко, ты пойдешь со мной на официальное первое свидание? — Лазутчикова широко улыбается и тянется вперед.
— Я подумаю, — блондинка тянет губы в хищной улыбке и из-под пушистых ресниц смотрит на Иру.
— А так? — Лазутчикова наклоняется и нежно целует девушку, чувствуя, как та обвивает ее шею руками и притягивает близко-близко к себе.
— Конечно, я готова пойти с тобой куда угодно.
***
Вероника возвращается в комнату уже под вечер и находит Лизу, которая увлеченно ищет что-то в ноутбуке.
— Ну, привет, подружка, — Самойлова берет стул и садится рядом с кроватью, заставляя девушку оторваться от компьютера и посмотреть на нее.
— Привет, ты что-то припозднилась, неужели не могла оторваться от Насти? — Андрияненко саркастично улыбается, пытаясь заставить рыжую смущаться.
— Не хотела мешать вам, ну или вдруг придти и случайно застать тебя в постели с девушкой, — Самойлова ухмыляется и едва сдерживает смех, глядя как Лиза вздрагивает, а щеки ее предательски заливает краска.
— Ну и с чего ты вдруг решила это? — Блондинка скрещивает руки на груди, стараясь не выдавать внутреннее волнение, но Самойлова тянется вперед и застывает в паре сантиметров от ее лица.
— Глаза, Андрияненко, тебя выдают глаза, — ликование рыжей несравнимо ни с чем, мало того, что она оказалась права по поводу ночи, так еще и ее теория о соулмейтах сработала успешно, и теперь небесно-голубые глаза Лизы стали ярко-синими.
— Черт! Вероника! Ты действительно оказалась права, но как такое может быть? — Девушка разводит руками и все еще пытается принять тот факт, что в самом обычном мире существуют настолько магические вещи.
— Что, не можешь поверить в мою правоту? — Рыжая ухмыляется и щёлкает подружку по носу.
— Нет, мне непонятно, как возможен тот факт, что мы оказались теми людьми, которые предназначены друг другу судьбой или чем там еще, я не знаю.
— На самом деле, это было слишком понятно, и только ты, человек, упрямо не верящий хоть в какую-то романтику, стороной обходила каждый раз мою теорию, но раз ты уже обо всем знаешь, наверное, мне стоит рассказать тебе одну важную вещь, — Вероника в секунду вдруг становится слишком серьезно и смотрит на блондинку. — Давай двигайся.
Самойлова залезает, усаживается рядом и прячется под одеяло, прижимая к себе подружку.
— Детка, ты меня пугаешь, — Андрияненко напрягается и кладет голову на плечо рыжей.
— Слушай, когда вы только расстались с Сарой, я хотела узнать, почему вдруг она так быстро сдалась, потому что, на мой взгляд, вы были практически идеальной парой, — Самойлова берет блондинку за руку и смотрит ей в глаза.
— Тал, что ты сделала? — Шокированная блондинка едва не срывается на крики только лишь от осознания того, что ее подруга пошла к ее бывшей девушке с вопросом "А какого черта ты не стала бороться?", учитывая, что вообще-то Сара видела ее целующейся с другой.
— Так, тихо, не возникай, я сначала договорю, а потом ты уже будешь высказывать свое мнение. Она сказала, что нет смысла играть против соулмейта, потому что с кем бы вы ни были и как бы вас не любили в отношениях, вы все равно как магнитом будете притягиваться друг к другу, и это ничего не изменит. Сара встретила своего человека, но он погиб практически у нее на руках, и когда ты сказала ей, что не можешь перестать думать о ее глазах, стало все понятно, и она сразу же отступила. Я хотела рассказать тебе сразу, но Сара просила подождать и сделать это только тогда, когда ты сама все поймешь, а, судя по тому, что твои глаза поменяли цвет, и что-то мне подсказывает, что и глаза Иры тоже, то вы обе более-менее понимаете, что происходит, поэтому я решила поговорить с тобой и рассказать, что это все действительно правда.
— Ник, ты с ума меня сведешь, если честно, мне так страшно, неужели это все правда? Как можно поверить в то, что такие вещи существуют не только в фильмах, а в реальной жизни тоже, это буквально то, что взрывает мне мозг... — Андрияненко сжимает голову руками и опускает глаза вниз.
— Слушай, расслабься, она ведь нравится тебе, очень сильно нравится, и если ваши чувства еще и подкреплены тем, что обе вы с самого начала предназначены друг другу, это наоборот повод беречь и любить друг друга всеми возможными силами и способами, тем более, я больше, чем уверена, вы обе чувствуете, что это все не просто так, — Самойлова тепло улыбается и крепче прижимает к себе блондинку.
— Ты слишком умная, Самойлова, и, пожалуй, тебе стоит знать, что я очень сильно люблю тебя, очень.
— Я тоже люблю тебя, даже несмотря на то, что ты все время влипаешь в какие-то странные истории.
***
Когда Вероника спала, Лиза решила выползти на улицу, чтобы выкурить одну сигарету и немного проветрить голову. Сегодня на нее свалилось слишком много новых эмоций и ощущений, так что для того, чтобы Андрияненко смогла уснуть, ей действительно стоит хоть немного успокоиться.
Вечерняя улица была освещена тусклым светом давно умирающего фонаря, и под ним силуэт Лизы выглядел настолько магическим, что казалось, что она не человек, а существо, сбежавшее из магического леса, будто бы вот-вот у нее вырастут крылья.
— Привет, — к ней подсаживается девушка, которая будто свалилась прямо на нее, и от неожиданности Андрияненко вздрагивает, кое-как стараясь привести в порядок слишком учащенно бьющееся сердце.
— Не стоит в следующий раз так неожиданно появляться, если ты не хочешь довести человека до инфаркта, — проговаривает Андрияненко и позволяет себе потратить пару минут на то, чтобы полностью рассмотреть гостью. Светлые недлинные волосы, едва достающие до плеч, слишком худощавое телосложение, плавные черты лица и огромные голубые глаза. Девушка была довольно симпатичной, и Лизе было интересно, почему вдруг она ни с того ни с сего решила подойти к ней прямо посреди ночи.
— Прости, я буду осторожней.
— Ты что-то хотела?
— На самом деле да. Ты Лиза? — Незнакомка опускается на лавочку, и Андрияненко сильно напрягается, даже не представляя, чего вообще можно ожидать от девушки.
— Допустим, — Лиза выбрасывает сигарету в мусорку и скрещивает руки на груди, пытаясь хотя бы где-то на уровне подсознания понять, что именно от нее нужно и откуда вдруг непонятная девушка знает ее имя.
— Я Хейзел. Хейзел Холд. И мне нужно с тобой поговорить, — улыбчивая блондинка вдруг в один момент становится серьезной, и Лиза замечает синие круги под глазами, искусанные губы и немного пожелтевшую кожу. Возможно, ей только так кажется, и во всем виноват тусклый свет фонаря, но неприятный холод пробирается по коже, заставляя девушку напрягаться и подсознательно готовить себя к чему-то ужасному.
— О чем? — Голос отчего-то дрожит, и как бы не старалась Коллар уверить себя в том, что все хорошо, у нее не получалось, девушка знала, что просто так ничего не бывает, и если ей удалось несколько недель почувствовать себя действительно счастливой, значит вот-вот на голову свалится какое-нибудь дерьмо, и катастрофичность его будет прямо пропорционально тому, насколько счастливо она чувствовала себя последнее время.
— О Ире. Ей нужна помощь...