— Один. . . Два. .
— Громче.
— Один. . Два. . .
— Ты знаешь, я не люблю повторяться.
Голос на секунду дрогнул. Страшно.
Глаза лихорадочно забегали по предметам интерьера, лишь бы не словить взгляд верховного на себе.
Хотелось прямо сейчас исчезнуть с лица земли, никогда не рождаться. . .
Но каждый раз подобные мысли перебивались предыдущими целями.
Ради чего они были? Чтобы сейчас сдаться? Что бы сказали другие?
Резкое осознание ударило в голову, будто острие клинка.
Почему его никто не ищет? Почему до сих пор ни единого знака, что они хотя бы пытались?
-"Никто не собирается мне помочь. . . Я останусь здесь. . Навсегда? . "-
Сил бороться не было, но каждый раз становилось тошно от своей же беспомощности.
—Один! Два! Три!
— Хорошо. . . Это значительно лучше. . .–Тонкие бледные пальцы накручивали пряди охотника, слегка завивая их. — А теперь вернёмся к обсуждению твоего поведения.
Руки дрожали лишь от одной мысли того, что же может случиться после.
–"Опять сломает палец? Что-то похуже? Укусит? Оставил глубокий порез?"
Катана всегда находилась вблизи, но попытки ей воспользоваться были тщетными.
Каждый раз Музан был на шаг впереди, то выхватывая ее, то намеренно позволяя нанести незначительное ранение, чтобы потом поглумиться над этой жалкой попыткой.
Танжиро дрожал.
Колени совсем не слушались, а разгоряченное от недавних слез личико, если сдерживалось, чтобы вновь не заплакать.
Он-Охотник на демонов, сейчас сидел возле главного зла этого мира, прижимаясь к его груди, руками опираясь на сильные плечи, а что самое пугающее-это успокаивало.
— Танжиро. . .
Имя, словно бархатом стелилось и так приятно зазывало к себе.
Музан прижал голову мечника к своему плечу, медленно разделяя яркие волосы на пряди.
— Я. . .
— Тш-ш-ш. . .
Не хотелось никак нарушать эту идиллию, поэтому Кибудцуджи лишь сильнее прижал мечника к себе, в каких-то успокаивающих объятиях.
Такой блаженный запах. . Кажется, мед, уголь и какие-то полевые растения, так приятно.
Неосознанно Музан даже привязался к своей очередной игрушке, начиная запоминать его повадки, запах и сердцебиение.
Почти всегда спокойное, лишь изредка сбивающиеся на чуть более быстрый ритм, будто метроном, всегда задавал ритм главной мелодии: служил основой.
