Луч, прорезающий дебри

17

Максу снился кошмар. Может быть, это было вызвано ядом лианы, а может и стрессом. Или и тем, и другим вместе.

Кошмарные сны он видел не то чтобы часто, особенно учитывая то, что последнее время, за исключением этих двух дней, его жизнь была вполне монотонной. Конечно, насколько это возможно для человека, живущего в лесу, где полно магических тварей, добрая половина из которых так и мечтает закусить свежим мясом.

Обычно Максу либо не снилось ничего, либо что-то серое и незапоминающееся. Хотя с дурными снами он был отлично знаком из детства — тогда ему частенько снились такие ужасы, что он вскакивал с криком. Это были чудовища, кровожадные убийцы, пожары, войны... Но сейчас охотник видел нечто во сто крат хуже.

На нём жутко неудобные сапоги, сжимающие ноги, словно пыточное орудие, но зато блестящие и украшенные золотыми пряжками, скрипучий, шурашащий и скользкий на ощупь камзол, штаны, обтягивающие так, будто их и нет вовсе... И шляпа. Пижонская шляпа с огромным мерзким пером.

Вокруг снуют люди: дамы в платьях шириной с хорошую площадь, всякие герцоги, маркизы, графы и прочая дрянь. Они пьют что-то из малюсеньких бокалов, которые осторожно держат двумя пальцами, обмахиваются веерами и беспрестранно о чём-то шепчутся.

А вот и король. И Второй принц, Линнеус, рядом с ним. Оба почему-то в тёмно-серых одеждах.

Король Авитус манит пальцем Макса. Тот подходит, морщась от острой боли в ногах при каждом шаге.

— Так это ты? — негромко спрашивает правитель.

— Что — я? — совершенно не по этикету, грубо, прямо, с некоторой агрессией в голосе переспрашивает охотник.

— Убийца, — король переходит на шёпот. — Убийца принца.

Макс кивает.

— Тогда ты должен быть вознаграждён за то, что избавил меня от этого негодника.

Авитус делает жест рукой, и двое слуг скромно кланяются, прежде чем тихо исчезнуть за дверью, закрытой тяжёлыми шторами.

— Болезнь точит меня, — вздыхает король. — Мне осталось недолго.

А затем без лишних предисловий переходит к сути:

— Ты станешь придворным. Будешь служить мне до конца моих дней, а после последуешь за мной в могилу. Это великая честь.