Save yourself

27 глава

Ким Джису

Я вытираю руки о форменную юбку, когда в конце рабочего дня на кухню входит Луиджия. Мы с Рафаэлой обмениваемся тревожными взглядами, я не видела экономку весь день, а это значит, что момент, когда я узнаю, как она отреагирует на последние события, скорее всего, настал.
Я ни в чем не виновата, знает, что этого должно быть достаточно для меня, но дело в том, что в какой-то момент мнение Луиджии стало для меня важным. Я стала восхищаться этой женщиной, которая железным кулаком командует настоящим замком, относясь к своей работе настолько серьезно, что ни у кого из подчиненных нет шанса поступить иначе. Мне бы не хотелось, чтобы она возлагала ответственность на меня, мне бы не хотелось, чтобы она не понимала, что я - жертва.
- У меня нет всей ночи, Джису. - Говорит Луиджия, когда я не двигаюсь с места, и только тогда я понимаю, что она ждет, чтобы отвести меня в спальню. Что ж, по крайней мере, мы сделаем это наедине.
Рафаэла протягивает руку и пожимает мою, я слабо улыбаюсь ей, а затем следую за экономкой. Мы пересекаем уже знакомые коридоры, ведущие из служебной части крыла синьоры Наён к небольшой боковой двери, через которую можно попасть в гостевую зону. Однако Луиджия проходит прямо через эту дверь, и я хмурюсь.
- Синьора Луиджия, - окликаю я, и она смотрит на меня через плечо, но не прекращает идти. - Дверь, - предупреждаю я.
- Я стара, но не слепа. Я знаю, куда идти. - Я открываю рот, чтобы возразить, но какой в этом смысл?
Я пожимаю плечами и просто продолжаю идти за ней. Однако, когда Луиджия начинает подниматься по лестнице, ведущей в крыло дома Чонгука, я останавливаюсь. Экономка преодолевает несколько ступенек, прежде чем понимает, что я перестала ее преследовать. Она лишь поворачивает лицо и снова смотрит на меня через плечо. Мне кажется, я вижу в ее глазах что-то похожее на жалость, прежде чем она заговорит.
- Твои ноги перестали работать?
- Э-э-э... - Я заикаюсь. - Нет.
- Тогда почему ты перестала двигаться? - Я пожимаю плечами, выдыхаю и, не имея выбора, поднимаюсь по лестнице.
Крыло Чонгука мало чем отличается от остальных, в нем больше общих комнат, чем личных, и Рафаэла как-то сказала мне, что раньше это было крыло синьоры Наён и дона Франческо, но, когда Чонгук стал доном, родителям пришлось переехать. По-моему, это очень странно, но, очевидно, меня никто не спрашивал.
Мое сердце и желудок делают кувырок, когда Луиджия в конце коридора, ведущего к частным и гостевым помещениям, поворачивается в сторону той зоны, где, как я знаю, находится комната дона.
Я никогда раньше не была в комнате Чонгука. Экономка никогда не посылала меня в эту часть дома, однако, если только занятие помещений Чонгука не противоположно занятию остальных трех крыльев дома: слева - посетители, справа - жильцы. В данном случае - единственный жилец.
Коридор длинный и полный дверей, которые все закрыты. Стены - успокаивающего светло-голубого оттенка, который я никогда бы не представила в доме такого человека, как Чон Чонгук, но именно такого цвета все внутренние стены особняка, кроме тех, что оклеены обоями.
Луиджия открывает первую дверь слева от нас и машет мне рукой. Хотя я знаю, что это коридор с комнатами, я все равно удивляюсь, когда захожу в одну из них. В качестве наказания я ожидала больше работы, но вскоре пришло понимание, и мои глаза расширились.
- Синьора Луиджия...
- Твои вещи уже принесли сюда. - Она прерывает меня. - Одежда в шкафу, а твои конспекты на столе. - Я моргаю с открытым ртом в течение нескольких секунд, прежде чем мне удается что-то сказать. Выражение лица Луиджии ничего не говорит, но это и не ее традиционное выражение недовольства.
- Почему? Это потому, что я вчера попала в беду? - Я не хочу верить во что-то подобное, но никакой другой возможности мне не приходит в голову. - Синьора, я...
- В том, что случилось вчера, нет твоей вины. - Она прерывает меня заявлением, которое невозможно оспорить. Я чувствую, что впервые делаю полный вдох с тех пор, как она пришла за мной на кухню. Ее мнение действительно было очень важно. - Ничего из того, что случилось вчера, деточка, не было твоей виной, - повторяет она, и я моргаю еще несколько раз, чувствуя, как горят глаза.
- Тогда почему?
- Я лишь выполняю приказы, девочка. Только это. - Между нами воцаряется молчание, словно экономка дает мне время обработать информацию. Мне понадобится гораздо больше, чем несколько минут, чтобы сделать это. Однако она снова заговорила. - И сегодня был твой последний день в качестве прислуги там.
Мои глаза из немигающих и водянистых превращаются в широкие.
- Мне поменяли место, но я же смогу...? - Спрашиваю я, хотя знаю ответ на этот вопрос.
- Нет, девочка. Отныне ты будешь находиться только в этом крыле.
- Но как же мои уроки? Рафаэла? Но как же... - Вопросов сразу возникает так много, что осознание того, что мне вдруг стало нечего терять, заставляет меня замолчать. Не знаю, что ошеломляет меня больше - сама потеря или понимание.
- Мне жаль, Джису, - говорит Луиджия, и мне кажется, что я впервые слышу, как она извиняется за что-либо перед кем-либо.
- За что, синьора Луиджия? - На ее губах появляется грустная улыбка. Еще один первый раз и никакого ответа на мой вопрос.
- Комната Дона в конце коридора. - В ее тоне звучит предостережение, и я понимаю, что в нем скрыто предупреждение: ни при каких обстоятельствах я не должна туда идти. Я медленно киваю, не представляя, что делать, что может означать эта внезапная перемена. - Спокойной ночи, деточка.
- Спокойной ночи, Луиджия, - говорю я на прощание, и женщина выходит из комнаты, даже не притронувшись к двери.
Экономка оставляет проход открытым - прекрасная метафора того, что должно произойти с черным ящиком, который я похоронила глубоко в своей груди. Ведь я хранила его не под землей, а под бесконечностью повседневных дел, банальных предметов, хаоса кухни и уроков итальянского. Но в одиночестве, будучи единственной, кому нужно разобраться с пустотой в собственной голове, я не знаю, сколько времени понадобится, чтобы все, что я игнорировала и прятала, просто взорвалось изнутри.