Save yourself

45 глава

Чон Чонгук

Всегда ли запах роз был повсюду? Или это просто еще один побочный эффект моего нового наваждения? Образ Джису, только вчера распростертой на столе, перед которым я сижу, пока я ел ее киску, заполняет мой разум, не оставляя места ни для чего другого. Даже для разговора, разворачивающегося прямо на моих глазах, между моими братьями.
Последние две недели я посвятил тому, что поглощал каждый сантиметр кожи, каждый запах, каждый миллилитр слюны, которые могла дать мне девочка. Я не мог ждать даже больше семи дней, чтобы погрузиться в тугую киску Джису, хотя ее месячные еще не наступили.
Меня это не волновало настолько, чтобы не позволить себе кончать в нее день за днем, при любой возможности, размазывая свою сперму по всему ее телу. И тот факт, что она ни разу не сказала мне "нет", хотя и знала о риске, - еще один стимул для моего абсолютного отсутствия контроля.
Испытание ее границ стало для меня новым видом игры - растягивать их, чтобы узнать, когда она скажет мне "нет". Я начал отдавать ей глупые маленькие приказы для обозначения ее действий.
Я приказал ей принимать душ только с моим мылом, потому что хотел, чтобы мой запах постоянно присутствовал на ее коже. Еще один примитивный способ пометить ее. Джису даже не моргнула, услышав это требование.
Я приказал ей всегда быть голой на наших занятиях по плаванию. Я никогда не был человеком, склонным к фантазиям, но не смог отказать себе в удовольствии исполнить эту, и снова все, что сделала девушка, это сказала "да".
Достаточно было Джису распахнуть халат в бассейне, впервые обнажив свое полностью голое тело, чтобы я понял, что ни за что на свете не позволю ей снова войти в бассейн в одежде. К черту все, даже если, это означало бы выколоть некоторым глаза, даже если бы они случайно увидели то, что не должны были видеть.
Я запретил ей носить трусики в доме, потому что хотел иметь свободный доступ к ее сладкой киске в любое время суток, неважно, было ли у меня всего пять свободных минут или несколько часов.
Ее послушание заставляло меня приходить домой при любой возможности, даже если речь шла о том, чтобы заставить Джису кончить на мой язык посреди дня или просто почувствовать, как ее набухший клитор пульсирует на моей ладони, когда я проникаю пальцами глубоко в нее, где всегда влажно для меня.
Два дня назад я вставил ей анальную пробку в задницу, готовясь трахать ее задницу. Это не было испытанием, потому что с той первой ночи, после вендеммии, Джису всегда была готова ко всему, чему я хотел подвергнуть ее тело.
Испытание заключалось в том, что она должна была приходить и просить меня вставить ей ею в задницу каждый вечер в девять вечера, независимо от того, в какой части дома я находился или что делал. Если только мы не лежали вместе в моей постели, она должна была приходить ко мне, принося свой подарок, и перед сном, независимо от того, насколько она измотана, просить меня вынуть ее.
Именно так я оказался с лицом между ее ног вчера вечером, после того как совершенно красная Джису прервала наш с Дарио разговор в этом самом кабинете почти бесшумным стуком в дверь, словно намереваясь, чтобы ее не услышали.
Я не случайно был не один, я просто хотел узнать, хватит ли у нее смелости прервать то, что она, вероятно, считала встречей, чтобы подчиниться абсурдному приказу попросить меня в заранее оговоренное время вставить пробку в ее анус.
Я отпустил Дарио, как только раздался едва слышный стук, и когда Джису вошла в мою комнату, я едва успел поместить драгоценность в ее попку, прежде чем утонул в ее складках. Все, что связано с девочкой, приводит меня в полное равновесие, и с каждым днем я все больше наслаждаюсь этим ощущением, вместо того чтобы раздражаться от него.
- Может, нам стоит съездить в Бразилию, - предлагает Юнги, заставляя меня отвлечься от размышлений о том, как оказаться между ног Джису. - Если бразильянке удалось отвлечь Гука, то эта женщина, должно быть, действительно из другого мира.
- Так вот почему ты наконец оставил горничных в покое, Юнги? - Спрашиваю я, не обращая внимания на раздражение, которое вызывают у меня мысли брата о том, какой женщиной является Джису. - Тебя тошнит от итальянок? Или это как-то связано с тем, что ты преследуешь именно мою экономку? - Глаза младшего босса сужаются, прежде чем он отворачивает лицо от моего вопроса.
- Чертов комплекс всезнающего бога, - ворчит мой брат, а я даже не даю ему почесать горло в знак признания.
В этих стенах не происходит ничего такого, о чем бы я не знал. Именно поэтому попытка тех солдат несколько недель назад прикоснуться к Джису вывела меня из себя. В этих стенах никогда не потерпят изнасилования, и все же эти крысы решили, что им все сойдет с рук только потому, что в жилах Джису течет не итальянская кровь, не обращая внимания на то, что, независимо от национальности девочки, ее жизнь, так же как и их, принадлежит мне, чтобы защитить или уничтожить, так что они мертвы.
И если в тот день перспектива того, что могло произойти, приводила меня в ярость, то сегодня она грызет меня с такой силой, что заставляет встать на ноги. С каждой секундой мысль о том, что к Джису может прикоснуться любая другая рука, любой другой рот ощутит мягкость ее кожи и вкус ее губ, становится еще более неприемлемой.
Они оставили на ней свои отметины. Эти сукины дети имели наглость пометить мою собственность, и я в тысячный раз жалею, что их нет в живых, чтобы убить их, медленно, и насладиться каждым их криком.
- Мы куда-то едем? Мы еще не обсудили контракты, связанные с Эритреей, их нужно подписать, Чонгук, - предупреждает Джанни, вставая, как и Юнги с Техёном, сразу после меня.
- В офис в учебном центре, - предупреждаю я.
Юнги не нужно об этом знать, но он прав. Я отвлекаюсь, и будет невозможно сосредоточиться, когда изображения обнаженного тела Джису прикреплены к каждой стене в этой комнате, когда звуки ее стонов, ее крики, когда она кончает, отдаются эхом в моем сознании, стоит только взглянуть на мой собственный стол.
Офис учебного центра - нейтральная обстановка, если, конечно, воспоминания в моей голове подпитываются не пространством, а желанием укрепить свою власть над Джису после того, как в моем сознании воцарился хаос от простой возможности того, что ее трогал другой мужчина, кроме меня.
Я открываю дверь своего кабинета и прохожу через него, не оглядываясь, надеясь, что не увижу Джису на пути к лестнице. Однако испуганный вид моей экономки, когда я появляюсь в гостиной, невозможно игнорировать.
Я останавливаю свои шаги, заставляя Юнги, Техён и Джанни сделать то же самое. Лицо Рафаэлы белеет с каждым словом, которое она слышит через прижатый к уху телефон.
- Я... я дам ему знать, - запинаясь, отвечает она, и мое тело тут же напрягается, несмотря на невозможность того, что что-то действительно серьезное может быть сообщено мне сообщением от экономки.
- В чем дело? - Рафаэла, охваченная собственным отчаянием, кажется, осознает мое присутствие только тогда, когда слышит мой голос, хотя нас разделяет менее двух метров. Девушка моргает своими голубыми глазами, но ничего не отвечает.
- Рафаэла, - зовет ее Юнги, и она поворачивается в его сторону. Неловкий обмен взглядами происходит за секунду до того, как она снова смотрит на меня.
- Это был звонок из конюшни, дон. На Джису напал Галард.
- Что? - Я слышу слова, но они не имеют никакого смысла.
Джису посещала конюшню последние несколько дней, но это меня не беспокоило, хотя я знаю темперамент каждого из моих животных, потому что девочка никогда не подходит близко к лошадям.
Я несколько раз наблюдал за ней на камеру, причем гораздо дольше, чем можно было бы считать приемлемым, и, как и в тот раз, когда она застала меня за тренировкой Галарда в загоне, Джису держится достаточно далеко, чтобы не вторгаться в пространство животных. Информация о том, что Галард напал на нее, нелогична.
- Конюх не... - Рафаэла начинает объяснение, но я не жду конца.
С непонятным ощущением, от которого кровь пульсирует в ушах, я спускаюсь по лестнице к выходу из дома, не заботясь ни о чем, кроме как о том, чтобы добраться до места назначения. В еще менее адекватном состоянии я сажусь на мотоцикл Техёна, припаркованный у главной двери. Ключ в замке зажигания, и я преодолеваю расстояние между особняком и конюшней менее чем за пять минут.
Заставив себя проявить самообладание на публике, я как можно аккуратнее паркую мотоцикл, затем глушу его. Вокруг огромного загона, где содержатся лошади, скопилось множество служащих, и глаза каждого из них устремлены на меня. Я заставляю свои ноги идти так же непринужденно, как и всегда, и вхожу в помещение, покрытое плиткой.
Открывшаяся мне картина настораживает своей сущностью. Галард стоит возле своей кабинки. Крупное, внушительное тело находится в конце коридора, лицом ко мне, а позади него, сидя на полу и прислонившись спиной к стене, сидит заметно пострадавшая Джису. По ее лбу стекает струйка крови, и она не сводит глаз с руки, которая давит на правую сторону ее ребер, как бы проверяя, не сломано ли чего.
Впервые за все время ее глаза не распознали мое присутствие сразу же, когда мы оказались в одной комнате. Это само по себе говорит о многом. Я оглядываюсь по сторонам в поисках сотрудника, любого сотрудника, но никого не нахожу. Видимо, все они сочли хорошей идеей собраться возле конюшни и просто оставить девушку там, на милость животного, чей нрав, как известно, непрост. Я до боли сжимаю зубы, прежде чем подойти к нему твердым шагом, не отрывая взгляда от огромных черных радужек Галарда.
- Гулять, - приказываю я ему, открывая дверь в стойло, но конь едва шевелится.
Кажется, он делает небольшое движение назад, в сторону Джису, и мне стоит больших усилий не показать, что это движение вызывает у меня опасение. Галард никогда раньше не реагировал ни на что, кроме контроля, и сейчас определенно не время для испытаний.
Джису поднимает на меня глаза, как только слышит мой голос. Несколько прядей ее волос распущены и падают на лоб, но я не позволяю себе сосредоточить внимание ни на этом, ни на каком-либо другом участке ее тела, пока. По крайней мере, пока она не заговорит.
- Все в порядке. Не ругай его, Галард уже извинился передо мной. - Я трижды прокручиваю в голове ее слова, прежде чем их полное отсутствие смысла отражается на моем лице.
- Что?
- Он извинился передо мной, - повторяет она, а затем стонет от боли, пытаясь пошевелиться. Интересно, как сильно она ударилась головой. Если судить по ее положению, то очень сильно и прямо в стену.
- Галард! - Имя животного вырывается между зубами, когда в моих жилах поселяется небывалое желание добраться до Джису и проверить ее состояние.
- Не ска..., - начинает она, но останавливается, снова задыхаясь от боли, и я решаю, что поставить Галарда в стойло - не более приоритетная задача, чем добраться до моей малышки.
В любом случае лошадь не станет нападать на нее снова, когда я здесь. Однако, когда я делаю шаг, намереваясь сократить расстояние между мной и Джису, Галард бросает мне такой явный вызов, что я останавливаю свой шаг, ошеломленный. Заметив поведение животного, Джису с некоторым трудом испускает долгий вздох.
- Все в порядке, Гал. - Она только что назвала Галарда по прозвищу? Гал? - Он не будет спорить ни со мной, ни с тобой. Он понял, что это был несчастный случай, - объясняет она, будучи абсолютно уверенной, что лошадь слушает ее, и я с удивлением наблюдаю, как Галард отступает, а затем поворачивается спиной ко мне и приближается к Джису настолько, что может коснуться ее мордой.
Самое несносное животное Сицилии ласкает лицо Джису, и я моргаю, не в силах поверить в то, что вижу. Девочка издаёт болезненный смешок и продолжает разговор с лошадью.
- Я знаю. Я знаю. Все в порядке, Гал. Я уже сказала, что простила тебя, не драматизируй. -Наступает пятисекундная пауза, во время которой, видимо, голоса в голове Джису шепчут ответ, который она приписывает лошади, прежде чем бразильянка снова заговорит. - Я в порядке. После душа я буду выглядеть отлично, но что с твоей лапой? Тебя укусила змея, Гал?
Я смеюсь, не в силах сдержать себя, потому что она бредет. Джису в бреду! Ее сбило животное размером с Галларда, и теперь она гладит его и пытается успокоить, беспокоясь о здоровье лошади, в то время как ее собственное тело явно нуждается в уходе.
Джису улыбается мне в очередной бессмысленной реакции. Ей больно, она переживает за лошадь больше, чем за себя, и улыбается мне. Это результат сотрясения мозга. Так и должно быть. Даже она не может быть настолько неразумной.
Я качаю головой из стороны в сторону, медленно отрицая это, но улыбка на моем лице отказывается умирать.
- Ты можешь помочь мне встать? - Спрашивает она, пробуждая меня от оцепенения, в которое меня погрузила невероятная ситуация, и я начинаю двигаться. На этот раз Галард не вмешивается, и мне удается добраться до девушки.
Я опускаюсь рядом с ней на колени и ощупываю ее тело, ища переломы. Она хнычет, когда я касаюсь ее ребер, но ничто не указывает на серьезную травму, и я не скрываю облегченного вздоха, который вырывается у меня.
- Я собираюсь поднять тебя, - говорю я ей, обхватив ее руками за шею и пропустив свои под ее спиной и коленями. Она кивает, подтверждая, и я встаю, увлекая ее за собой.
Держа ее на руках, я поворачиваюсь, готовый покинуть конюшню. Однако пять пар глаз, которые я нахожу, уставившись на меня, останавливают меня. Моя мать, мой отец и три моих брата находятся в конюшне и наблюдают за происходящим с изумлением, которое было бы оправдано, если бы вместо меня, держащего Джису на руках, перед их глазами стояла сама Ла Санта с розой и кинжалом.
Я даю им не более двух секунд, прежде чем начинаю идти, хотя тот факт, что забота о Джису помешала мне заметить появление пяти человек, да, заслуживает внимания. Но не сейчас. Однако почти шепчущий голос малышки заставляет меня остановиться, опасаясь, что я причинил ей какую-то боль своим движением.
- Дон. - Я понимаю, что она впервые называет меня так. Ты и сэр - почти всегда ее любимые формы обращения, за исключением тех случаев, когда она кончает, когда Джису выкрикивает мое имя. Я смотрю вниз на ее лицо, и ее темные глаза наблюдают за мной, волнуясь. - Что ты делаешь?
- Несу тебя домой.
- Я могу идти, сэр, - мягко говорит она, и смех, вырвавшийся из моего горла, лишен юмора.
- Нет. - Я возвращаюсь к ходьбе и смотрю прямо перед собой.
- Дон.
- Нет, Джису.
- Чонгук. - Голосом, который слышу только я, она призывает к близости, и все, что я делаю, это снова смотрю ей в лицо. - Люди смотрят, - говорит она так, словно мы совершаем величайшее из преступлений.
- Ну и пусть.