Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы

Глава 13. На расстоянии

Нам с Мэй не разрешили увидеть Джиа. Её родители приехали на следующий день и забрали... тело. Мы с Мэй почти не разговаривали, только по очереди смотрели на аккуратно застеленную кровать. Мэй тихо плакала, но я не находила сил утешить её — да и не умела этого делать, — поэтому невольно вздохнула с облегчением, когда Мэй ушла. Вещи Джиа исчезли вместе с ней — остался только забытый её родителями ловец, на нитях которого по-прежнему блестели росинки снов. Её снов.

Кай куда-то уехал, должно быть, на одном пароме с родителями Джиа. Когда я зашла к нему тем вечером — нашла прибранную горничными и готовую к заселению новых гостей спальню. Не знаю, что именно почувствовала в тот момент. Разочарование? Облегчение? Одиночество? Чувства затупились, забились куда-то глубоко, вытесненные из сознания. Так было легче. Этому я научилась ещё давно.

Незаметно для себя я забыла обо всем: об Анне, о нападениях, о Надзоре — и послушно ходила на пары, почти не замечая, как проходят дни, сменяя друг друга. Думаю, если спросить меня о чём была хоть одна лекция, я не вспомню ни слова. Разве что припомню практическое занятие профессора Тота, на котором я едва не сварилась заживо, опрокинув на себя котелок с едким зельем. Если бы не Эндрю, вовремя оттолкнувший меня в сторону, я бы заработала серьёзные ожоги.

Кстати об Эндрю. Я оторвала взгляд от тарелки, смутно осознавая себя в столовой. Эндрю Фостер сидел рядом с Мэй. Его правая рука была забинтована — последствия моего спасения от котла. Он неловко орудовал вилкой левой рукой, пытаясь наколоть непослушные макароны с сыром.

— Ты опять ничего не ешь, — сказала Мэй, глядя на меня с нескрываемым беспокойством. Она сидела к Эндрю так близко, что их плечи почти соприкасались. Мэй наклонилась и подвинула ко мне тарелку с томатным супом, который я налила, но к которому так и не притронулась. — Ты не заболела?

Я приложила ладонь к груди, в которой тяжело билось сердце, его стук отдавался во всем теле. Как бывало перед экзаменами, когда я засиживалась допоздна, до отказа накачиваясь крепким кофе. Руки были холодными и липкими от пота, а от одной мысли о еде меня начинало тошнить.

— Всё в порядке, — соврала я. — Просто плохо спала.

— Переделывала эссе для профессора Блай? — сочувственно спросила Мэй. Она не ночевала в комнате, поэтому не видела, как я всю ночь лежала, пялясь в потолок. Поэтому я кивнула. Профессор Блай вернула мне эссе со словами, что моё творчество — «худшее, что она читала». Но ничего переделывать я не собиралась — пренебрежительная «D с минусом» меня вполне устраивала. Не знаю, зачем я врала Мэй, возможно, потому что беспокойство и жалость в её взгляде меня убивали. Я не хотела быть причиной её переживаний — нам их и без того хватало.