Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы

Глава 16. Модранихт

Дни сменялись неделями, туманы — дождями, и снова — туманами. Жизнь в Стоункладе продолжалась, лекции, проходившие под размеренный шорох капель, вгоняли в дрёму, меня не беспокоили ни преследователи, ни призраки, и даже стало казаться, что всё вернулось на круги своя. Почти. Я всё ещё старалась не смотреть на пустующую кровать в комнате и периодически просыпалась от шорохов. Ах да, а ещё Эндрю Фостер. Он прочно вошёл в мою жизнь, точнее, в жизнь Мэй, которая везде таскалась с ним, будто с собачкой. А когда Эндрю не было рядом, Мэй только о нём и болтала. Через пару недель, я знала об Эндрю Фостере всё и была уже готова на стенку лезть от любого упоминания о нём, но старалась не подавать виду. На первом курсе, по уши влюблённая в Генри, я досаждала Мэй не меньше. И если Джиа могла попросить меня заткнуться, то Мэй стойко терпела рассказы о том, какие красивые у Генри глаза и какие классные штуки он умеет вытворять языком.

Спасаясь от удушающей атмосферы влюблённости, прочно поселившейся в комнате, я завела привычку выбираться по вечерам на прогулки, которые уводили меня далеко, к утёсу. Я слушала, как шумит море, и иногда вместе со мной море слушал Кай. Мы могли сидеть так до глубокой ночи, а потом Кай провожал меня до комнаты. Днём я его не видела, но ощущала незримое присутствие. Не знаю, что именно это было: наваждение или наша связь, которая с каждым днём становилась крепче, наполняясь силой Потока. Мне казалось, что если закрыть глаза и прислушаться, то я без труда найду Кая в лабиринтах Стоунклада. Иногда я так и делала, когда грудь тянула тяжесть тревоги, я прикрывала глаза, ныряла в воды Потока и искала в них успокоения.

Я не заметила, как наступил декабрь, в коридорах запахло хвоей и омелой, а в гостиных поселились украшенные лентами ели. Солнце пряталось за горизонтом ещё до того, как закончатся пары, а я намертво срослась с любимым синим свитером.

— В прошлом ведьмы, в попытке сохранить секреты своего мастерства, при описании ритуалов нередко прибегали к использованию метафор и различного рода иносказаний, — мелодичный голос профессора Пирс, которая читала курс по прикладной литературе, убаюкивал, и я в попытке не растерять внимание, набрасывала в тетради её портрет. Профессор Пирс была невысокой, худощавой и очень красивой молодой женщиной с белым ёжиком волос. Она напоминала пикси, поэтому я пририсовала ей вытянутые крылышки, как у стрекозы. — При работе с историческими источниками, мы должны быть предельно внимательными. Неправильное толкование записей может стоить вам не только зря потраченного времени, но, в некоторых случаях, даже жизни.