Слово пацана. Зажигалки

Глава 4. Берлин

С нашим переездом в Германию жизнь изменилась. Первый месяц ушел на операцию и реабилитацию Пашки и мою адаптацию к новой работе. По приезде я сразу написала письмо подруге:

«Адочка, мы в уже Берлине. Пашку приняли в больницу, нам выделили квартиру в центре. Все хорошо, но тут нет балкона, как в Адлерской квартире, и тебя. Уже скучаю! Как твои дела? Диана»

А на второй месяц нашего пребывания тут случился распад советского союза. КГБ СССР был ликвидирован, начался процесс его преобразования. Я понимала, что период неразберихи мог сыграть мне на руку, ведь после Казани работать на органы я больше не хотела. Так, я сменила работу и квартиру, ведь в служебной жить больше не могла. Заручилась полезными знакомствами и сделала нам с сыном документы. Получив ответное письмо подруги, я сразу отправила следующее:

«Ада, я безумно рада, что у тебя все хорошо. Как видишь, у нас теперь новый адрес, пиши на него. Пришлось сменить квартиру, но новая нравится мне даже больше. Высокие потолки, большие окна. Еще я сменила работу. Теперь перевожу документы в одной государственной компании. Пашку пока не отпускают домой, навещаю его в больнице в обеденный перерыв и после работы каждый день. Но операция прошла успешно, врачи говорят, пару месяцев реабилитации, и будет бегать, как будто ничего и не было. Скажи, ты пробовала устроиться на работу в то ателье, как хотела? И почему молчишь про свои свидания, я хочу знать все. Надеюсь, скоро встретимся! Диана»

Не знаю, что произошло, но больше писем от подруги я не получала. Отправив еще штук пять, я поняла, что это бессмысленно. Проверяя почту и не обнаруживая там письма, я вспоминала свои первые дни в Адлере и ожидание письма от Вовы. Сердце болезненно щимило от осознания того, что близких людей у меня не осталось. Но вскоре и это прошло. Пашку отпустили домой в январе, а к лету он зашагал так же, как до операции. Я вновь привыкла жить самостоятельно и в работе, как это было когда-то до Казани и Вовы. Только теперь у меня был сын, единственный человек, способный вызывать у меня искренние смех и улыбку. Я не хотела отдавать его в садик в раннем возрасте, но и не работать не могла. Отличный вариант подвернулся сам собой.  В Берлине мне снова повезло с соседкой. На этот раз ею оказалась пожилая немка, фрау Бруна. Женщина прошла через войну и потеряла там мужа и детей, но сохранила душевное тепло и любовь. Сначала она соглашалась присматривать за Пашкой, которого немцы стали называть Пауль для упрощения, а затем стала его няней. Мы относились друг к другу как к членам семьи, поэтому она никогда не соглашалась принимать от меня деньги, но я всегда незаметно клала ей их в карман фартука, из-за чего она частенько ругалась.

Так незаметно пролетел год. И, хотя Паша полностью восстановился и уже не нуждался в присмотре врачей, я приняла решение остаться в Берлине. Меня больше ничего не держало в России. Как и о Вове, я не знала ничего о том, что с Адой. В Берлине у меня появилась стабильная работа, а у Пашки наступил возраст, когда его нужно было устраивать в сад. За то время, что он провел с фрау Бруной, он научился говорить по немецки, поэтому адаптация в саду была для него быстрой.

Время стало бежать с невероятной скоростью. Сын рос, и все больше становился похожим на отца. Карие глаза, русые волосы, черты лица. В три года он стал осознавать, что других детей из сада забирают не только мамы, но и папы. И, конечно, задал мне этот вопрос по дороге домой.

- Сынок, твой папа тоже тебя очень любит. Но он далеко-далеко, на острове, и не может оттуда приехать.

Сын кивнул и переключил свое внимание на что-то другое. Я вздохнула с облегчением, понимая, что рано или поздно, ему придется рассказать правду.

Фрау Бруна ни раз пыталась посватать меня сыновьям своих подруг, убеждая меня в том, что Пашке тоже будет лучше с папой, хоть и не родным. Возможно, в чем-то она была права, но мое общение с противоположным полом ни разу не закончилось моей симпатией к кому-то. Сердце стало холодным, и я не могла дать мужчинам что-либо, кроме безразличия. Радовало только то, что с годами я перестала засыпать и просыпаться с мыслями о Суворове. Для себя я решила, что он умер, так было проще жить.

Тем временем, Паше стукнуло 4. К этому возрасту мой кареглазый мальчик впервые влюбился в садике, поэтому теперь мы с фрау Бруной по очереди давали ему советы и помогали собирать букеты объекту обожания. Но Паша рос не только галантным ухажером, но и сыном своего отца. Драки были нашей проблемой.

- Тут нужна мужская рука в воспитании! - снова говорила фрау Бруна.

Мне оставалось лишь пытаться поговорить с сыном и надеяться, что это пройдет.

- Диана, тебя к телефону! - окликнула меня фрау Бруна.

Был выходной день, поэтому мы с Пашкой собирались на прогулку.

- Родной, оденешься сам? - обратилась я к сыну, подходя к телефону.

- Я вас слушаю.

- Диана Андреевна? - уточнил мужской голос на русском на другом конце провода.

Немного растерявшись, услышав родную речь, отвечаю:

- Да. Слушаю Вас.

- Морозов Константин Викторович, заместитель начальника управления ФСБ. Не думали вернуться на родину и продолжить службу в России?

Я осмотрелась и прижала телефон ближе к уху. Старые привычки: о работе нельзя говорить в чьем-либо присутствии. Безусловно, чувство страха не минуло меня: откуда они знают мой номер? У меня будут проблемы, из-за того, что я ушла 4 года назад или из-за Казани? Вопросов было много. А на том конце провода ждали ответа.