Американские дикари "Дж. Дж. МакЭвой" (3 часть)

ЭПИЛОГ

   «Одежда, покрытая красным,
Веки воспаленные и синие,
Никогда не забывай безжалостных
Потому что тебя не забыть им».
   — Дж. Дж. МакЭвой

МЕЛОДИ
Я терпеливо сидела, скрестив ноги и сложив руки на груди. Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие, пока учительница передо мной рассказывала о том, что, возможно, не так с моим сыном.
— …я лично убеждена, что у вашего сына социальное тревожное расстройство. Он редко играет или разговаривает с другими детьми. На самом деле, за все время, что он здесь, я никогда не видела, чтобы его интересовало что-то, кроме его каракуль. Я понимаю, что вы оба невероятно…
— Извините, мой сын отстает по вашему предмету? — Я спрашиваю ее сквозь улыбку.
— Нет, но…
— Он вел себя неуважительно?
— Опять же, нет…
— Вы лицензированный психиатр?
Ее ноздри раздулись, когда она сделала глубокий вдох.
Я улыбнулась.
— Я приму это как «нет». Вы учитель, отмечу, очень хорошо оплачиваемый учитель. В конце концов, это лучшая частная школа в штате. Теперь, если бы вы нашли время, чтобы взглянуть на эти каракули, вы бы увидели, что у него большой талант и очень богатое воображение. Я предполагаю, что причина, по которой он не заинтересован в ваших занятиях, в том, что ему скучно… Те задания, которые вы даете, он делает менее чем за несколько минут дома. Так что вместо того, чтобы обвинять моего сына или пытаться навесить на него ярлык расстройства, которое, как мы уже установили, не входит в ваши должностные инструкции, почему бы вам не попробовать другой подход к ребенку?
У нее отвисла челюсть, как будто она не ожидала, что я что-нибудь скажу, как будто я должна была просто взять своего сына и проверить его голову.
— Я думаю, мы закончили, мисс Хендерсон, спасибо, что пригласили нас. — Лиам встал и поправил свой костюм и галстук, прежде чем предложить мне руку.
— Конечно, мистер Каллахан. И губернатор, я просто хочу, чтобы вы знали, что я ярый сторонник…
— До свидания, мисс Хендерсон, — оборвала я ее и взяла Лиама за руки.
Федель и Монте оба стояли в дверях.
— Почему ты такой мрачный, сахарная слива? — Спросила я сына, когда он раскачивал ногами взад-вперед на скамейке в холле.
— У меня неприятности? — тихо спросил он.
— Нет, твоя мама накричала на твою учительницу, — хихикнул Лиам.
Его голова с темно-каштановыми растрепанными волосами поднялась, а рот открылся.
— Мамочка! — крикнул он.
— Я не кричала. Я просто указала на ее ошибки, вот и все, — сказала я ему, и он скрестил руки на груди и посмотрел на меня так, как будто не верил мне.
— Я не хочу, чтобы меня снова переводили в другой класс, мне уже начал нравиться этот, — простонал он, обхватив голову руками.
Опустившись перед ним на колени, я оттолкнула его руки. Но он по-прежнему отказывался смотреть на меня.
— Уайатт, посмотри на меня, пожалуйста.
Он вздохнул и посмотрел на меня своими знакомыми большими карими глазами, хотя в них были зеленые крапинки.
— Если тебе нравится класс, почему ты молчишь? Или не поговоришь с другими учениками? Я знаю, что ты не такой застенчивый, каким притворяешься. Вы с Итаном можете заговорить слона. — Сказала я с улыбкой, щекоча его живот.
Он попытался не улыбнуться, когда отодвинулся от меня.
— Я не знаю. Теперь мы можем пойти домой? — Он посмотрел на Лиама, который стоял позади меня.
— Хорошо, — сказала я, протягивая ему руку, но он встал между мной и Лиамом и схватил нас обоих за руки.
— Папочка, мы можем купить бургеры в «Сэлс»? — он умолял.
— Бабушка устраивает пикник сегодня, быть сытым перед ним не лучший вариант. — Ответил Лиам.
Уайатт бросил на него взгляд.
— Папочка, мне уже семь, мой живот больше. Я могу есть так же, как дядя Нил.
  Боже, надеюсь, что нет! — Подумала я, когда мы вышли на улицу.
Подъехала наша машина вместе с двумя другими, одна спереди, а другая сзади. Кейн вышел и открыл нам дверь, а Уайатт запрыгнул внутрь, снял свой рюкзак и отбросил его в сторону.
— Пожалуйста, отвези нас в «Сэлс», _ потребовал он, прежде чем пристегнулся
— Уайатт, я сказал «нет», — строго сказал ему Лиам, когда мы сели в машину рядом с ним.
— Разве мы не можем договориться? На этот раз я обещаю взять что-нибудь для Итана и Доны. — Он улыбнулся, и я рассмеялась.
— Ты хочешь переговоров или компромисса? — Спросила я, проведя рукой по его волосам.
Он пожал плечами.
— В зависимости от того, что принесет мне бургер.
— Правило седьмое, — напомнил ему Лиам.
Уайатт надулся, скрестив руки на груди.
— Никогда не спорь с боссом.
— Верно, так почему мы все еще говорим об этом? — спросил он его.
— Ладно, не корми меня. Дона больше никогда не заговорит с тобой, — вздохнул он, залез в карман темно-синего пиджака, чтобы вытащить свой mp4-плеер. Включив свою музыку, он отвернулся от нас, и я изо всех сил боролась с собой, чтобы не рассмеяться.
Лиам застонал, ущипнув себя за переносицу.
— Я слышу, как мой отец смеется надо мной. Но, честно говоря, я не помню, чтобы меня это так расстраивало, — прошептал Лиам.
Я сжала его бедро.
— Уверена, что нет. Расслабься, он просто похож на Итана, — сказала я.
— Ты ещё так быстро забеременела после Итана. Как будто одного упрямого сына нам мало.
— Прости? Чья это была идея провести второй медовый месяц?
— У нас никогда не было первого, так как же мог быть второй? Кроме того, вам понравился Лондон, губернатор.
Мне захотелось пнуть его. Вместо этого я скопировала Уайатта и повернулась к нему спиной. Я все еще не могла поверить, что прошло восемь лет с тех пор, как мы избавились от Авиана. Восемь лет с тех пор, как я снова забеременела, на этот раз близнецами; Уайаттои Седриком Каллаханом и Донателлой Авиелой Каллахан. Я любила их обоих, но иногда, общаясь с Донателлой, я чувствовала то же самое, что Лиам чувствовал с Уайаттом. Должно быть, это из-за того, что они были так похожи на нас. Донателла с легкостью обвела Лиама вокруг пальца, что даже не смешно.
Это были восемь долгих лет контролируемого хаоса, и поскольку мы с Лиамом никогда не хотели, чтобы произошедшие события когда-либо повторились, необходимо было внести изменения. Теперь мы были далеки от наркоторговли. Торговля по-прежнему контролировалась нами, но мы больше не пачкали руки так сильно. Травка процветала, и у нас была самая большая доля на рынке. Тем не менее, все еще существовал спрос на обычные наркотики — кокаин, метамфетамин и героин, но они больше не производились в Иллинойсе. В конце концов, план Лиама в отношении первой женщины-губернатора Иллинойса состоял в том, чтобы навести порядок на улицах.
Мы позаимствовали положения из римского регламента — по сути, мы позволили продавцам продолжать продвигать товар в обмен на уменьшение насилия. Дело было не в деньгах, а во власти, в контроле. Авиан научил нас этому.
Торговцы наркотиками вели себя на удивление вежливо, когда к их головам приставляли пистолет. Мелкие банды и картели — это совсем другая история. Они, как правило, выходили из-под контроля, и мы обычно вынуждены посылать команду по зачистке. Потребовалась добрая дюжина групповых смертей, чтобы остальные поняли кровавое послание. Они понятия не имели, кто мы такие, и это только служило нашей цели, пугало их до усрачки. При всем блеске Чикаго я была избрана не только на один срок но и на второй. Я занимала свой пост уже почти пять лет.
Сначала я думала, что баллотироваться должен Лиам, но он сказал, что ему нужно поддерживать деловой аспект нашей жизни… Хотя я знала, что втайне ему нравилось носить титул Безумного Шляпника. Я отдала этому штату почти пять лет, и теперь все напряженно ждали, каким будет мой следующий шаг.
— Мелоди. — Лиам оторвал меня от моих мыслей, показав предупреждение на своем телефоне. — Очевидно, кто-то в ФБР проверял нас.
В этом не было ничего необычного. ФБР проверяло каждого губернатора… в основном потому, что они, как правило, занимались коррупцией. Единственной разницей между ними и нами был тот факт, что нас нельзя было поймать. Как только здание имени Эдгара Гувера было восстановлено, мы с Лиамом пожертвовали сто миллионов долларов на новые технологические лаборатории. Деклан, Монте и я, сами того не ведая, создали программу оповещения. Если кто-нибудь когда-нибудь интересовался нашими именами или нашей жизнью, мы мгновенно узнавали об этом и решали, как с этим справиться.
— Чтоо они смотрели? — Спросила я, пока он листал.
— Налоговые декларации. — Он покачал головой, прежде чем положить телефон обратно в карман.
— Конечно, — хихикнула я, когда Уайатт расслабился в моих объятиях.
— Этот пикник сведет меня с ума. — Он застонал, когда мы подъехали к парку. — Обещай мне, что будешь милой.
— Я всегда милая.
— Знаешь, после всех этих лет я все еще тебе не верю. — Он подмигнул мне.
Игнорируя его, я вытащила один из наушников Уайатта.
— Мы на месте, и мне кажется, я вижу бургеры.
Он сел и прижался лицом к окну.
— Я ничего не вижу, камеры мешают.
Чертова пресса. Мы не могли покинуть чертов особняк без того, чтобы они не преследовали нас повсюду.
— Мы скоро выйдем, и, пожалуйста, будь вежлив со своими кузенами, — сказала я ему.
— Я всегда вежливый, мамочка, — сказал он как ни в чем не бывало.
— Какая мать, такой и сын, — пробормотал Лиам позади меня, и я толкнула его локтем.
ЛИАМ
— Папочка! — Донателла закричала, как только я вышел из машины. Она бежала так быстро, как только могла, и прыгнула в мои объятия.
— Итак, кто ты? — Спросил я, держа ее в своих объятиях. Она была почти точной копией своей матери: темно-каштановые волосы, ослепительная улыбка… Но у нее были мои глаза… мои зеленые глаза.
— Папочка, ты знаешь, кто я. — Она надулась на меня.
— Ты выглядишь знакомо? Ты когда-нибудь воровала один из моих галстуков?
— Я кое-что позаимствовала.
— Теперь я вспомнил тебя. — я притянул ее к своей груди. — Ты ешь все мои любимые хлопья, одалживаешь мои галстуки и подшучиваешь над своими братьями.
— Папочка! — Она хихикнула и обвила руками мою шею, пока мы шли к заросшему травой парку. Она спрятала лицо в изгибе моей шеи, раздраженная всеми камерами так же сильно, как и я.
— Мистер Каллахан, планирует ли ваша жена в будущем баллотироваться в президенты?
— Мистер Каллахан, каковы ее планы на оставшуюся часть второго срока?
— Дамы и господа, — обратился я к ним, пересаживая Донателлу к себе на бедро. — Когда моя жена примет решение, вы все узнаете об этом. А теперь, если вы нас извините, у нас семейный пикник…
— И бургеры! — Уайатт крикнул откуда-то издалека. Он обнял свою мать, как будто это могло спасти его от меня. Мел изо всех сил старалась сдержать смех, я видел это, когда она погладила его по голове.
  Уайатт был ее ребенком.
— Нам нужно заняться пикником и бургерами, — сказал я им.
Донателла вывернулась из моих рук, и я поймал себя на желании надуться, когда она подбежала к Уайатту и схватила его за руку, прежде чем они оба направились к Нилу, который стоял у костра.
— Еда важнее отца. — Мел взяла меня за руку.
— Можно подумать, мы их никогда не кормим, — пробормотал я, осматривая местность в поисках каких-либо признаков Итана.
Его не было с детьми Мины и Нила. Нил удочерил дочь Мины за год до того, как она родила их сына Седрика. Мина была хорошая партия для него, что более важно, хороша для нас, поскольку теперь она была менеджером кампании Мелоди. Что касается Нила, я знал, что больше всего его привлекала в ней ее честность… она была открытой книгой. На их самом первом свидании она сказала ему, что это Мел хотела, чтобы они были вместе. Он злился на нее целых пять секунд, прежде чем решил не смотреть дареному коню в зубы.
— Где Итан? — Я нахмурился про себя, все еще не видя его.
Его не было с Коралиной и Декланом, которые были заняты танцами под музыку, в то время как двое их детей танцевали вокруг них. После выздоровления Коралина сама не могла выносить ребенка. Поэтому вместо этого они удочерили девочку Хелен, а затем, с помощью суррогатной матери, у них родился мальчик Дарси. Хелен и Донателла заключили союз против всех мальчиков в семье. Каждая драка в воде, снегу и грязи была их рук делом.
— Вот он. — Мел указала на Итана, который надел свою любимую шляпу, и сидел с книгой на ветке дерева. — Похоже, он снова пытается казаться взрослым.
Поскольку он был старшим мальчиком, он старался вести себя так, как будто был выше своих братьев и кузенов. Он хотел, чтобы к нему относились как ко взрослому.
— Ты сходишь, или я? — спросила Мел.
— Я.
Она кивнула и подошла к моей матери, которая сидела за своим мольбертом и пыталась рисовать. Это было единственное, что делало ее счастливой, конечно, за исключением семьи. И она стала действительно хороша в этом. Она даже написала семейный портрет и сумела поместить моего отца именно там, где он должен был стоять.
— Итан, — зову я.
— Привет, папа, — сказал он, не отрываясь от своей книги, которая на самом деле была не книгой, а итальянским словарем.
— Ты пытаешься выучить итальянский? — Это что-то новенькое.
Он пожал плечами и посмотрел на меня сверху вниз.
— Я хотел узнать, что мама сказала мама, когда кричала на тебя.
— Она не кричала…
— Она кричала, была действительно злая, а мама говорит по-итальянски только тогда, когда ты делаешь что-то плохое, — заявил он.
  Эти дети убьют меня.
— Ну, и чего ты добился на данный момент, умник?
Он ухмыльнулся, поднимая словарь.
— Ты что, блядь…
— Ладно, хватит, — обрываю я его.
— Да, в любом случае, это все, что я понял. Она говорила слишком быстро.
— Ну, а теперь ты можешь присоединиться к семье?
Он оглядел парк, затем покачал головой.
— Они все дети, а ты сказала мне, что я должен быть мужчиной.
— Я имел в виду, что ты должен был перестать доносить на своих дядей и на меня, когда мы проводим вечера покера без твоей мамы. — Ему нужно было перестать воспринимать все так буквально.
— Папа, я не хочу, чтобы мама кричала на меня на итальянском. Правило шестнадцатое: никогда не расстраивай маму.
  Теперь он использовал наши правила против нас.
— Да, но правило Пятьдесят один гласит: всегда говори своей матери правду, если это не противоречит благополучию твоего отца.
У него отвисла челюсть, и он спрыгнул с дерева. Я поймал его, но он вырвался из моих рук, убедившись, что этого никто не видел.
— Это не правило! — сказал он, снова надевая шляпу на голову.
— Правило. — С этого момента.
— Это не так.
— Итан, ты не можешь спорить с создателем правил.
— Я хочу, чтобы эти правила были написаны, как Библия или что-то в этом роде. — Он фыркнул, когда я рассмеялся… когда-нибудь он тоже будет придумывать правила, как и я.
— Итан, пришло время семьи, иди веселись и веди себя как ребенок, это приказ.
Он надулся, но вздохнул.
— Хорошо, но только потому, что ты сказал мне, что это приказ.
— Конечно. — Он кивнул и пошел прочь. Внезапно я вспомнил, о чем собирался его спросить. — Итан?
— Да? — Он остановился и снова посмотрел на меня.
— Почему твой брат не разговаривает в школе?
Он ухмыльнулся.
— Это секрет.
— Итан.
Он вздохнул.
— Ему нравится девочка, и он довел ее до слез, так что теперь он боится что-либо сказать, когда она рядом. Не говори ему, что я рассказал тебе, ладно? И не говори маме!
— Хорошо. — Я не смог удержаться от улыбки.
Итак, Уайатт был влюблен. Я знал, почему он не хотел, чтобы их мать знала.
— Мистер Каллахан, — Эйвери Бэрроу, мой бывший сокамерник, подошел ко мне в сопровождении Монте. За эти годы он превратился в весьма уважаемого политического корреспондента и репортера.
— Эйвери, спасибо тебе за то, что приготовил это.
— Конечно, мистер Каллахан, я полагаю, пришло время мне выплатить свой долг? — Он улыбнулся, и я кивнул, прежде чем отвернуться от семьи.
— Мне нужно, чтобы ты кое о чем позаботился для меня, — сказал я ему, когда Монте протянул ему фотографию.
У него отвисла челюсть.
— Есть проблема? — Я спросил его.
Он покачал головой, но все равно открыл рот, легкая улыбка задержалась на его губах.
— Я всегда думал, что плохие парни в конце концов проиграют. Этот мир должен был привести себя в равновесие.
Моя бровь приподнялась, когда я хихикнул.
— Ты знаешь, почему они изобрели супергероев? Почему миллиарды цепляются за вымышленных персонажей в фильмах и книгах?
Он покачал головой.
— Потому что они знают, что здесь, в реальной жизни, миром правят злодеи. Почему еще хорошие люди умирают молодыми?
— Я хочу прожить долгую жизнь, — ответил он, напомнив, как сильно он изменился.
— Сделай так, чтобы она выглядела хорошо, Эйвери, — ответил я, оставляя его, и направился обратно к своей жене.
Она сидела на белом одеяле, в то время как Донателла бегала туда-сюда каждые несколько секунд и каждый раз оставляла в руке матери одуванчик.
— Что происходит? — Спросил я, снял обувь и сел.
— Она хочет сделать корону из одуванчиков, но ветер все время уносит их, — ответила Мел, когда Донателла вернулась с одним одуванчиком и вложила его ей в руки.
— Милая, ты же знаешь, что можешь сорвать больше одного за раз, верно? — Спросил я.
— Я знаю, — сказала она, прежде чем вернуться за другим.
Я смотрю на Мел, которая просто пожала плечами. Все должно быть сделано либо как хочет Донателла, либо вообще никак.
— Итак, Эйвери…
— Он позаботится об этом, — сказал я ей.
— Разве ты не будешь скучать по Чикаго? — прошептала она, глядя на небоскребы, возвышающиеся вдалеке от парка. Она уже забегала вперед… Но опять же, мы всегда получали то, что хотели.
— Это всего на восемь лет.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее, когда мне в лицо ткнули одуванчиком. Я взглянул на Донателлу, которая ухмыльнулась, когда я принял его. Затем, не сказав больше ни слова, она снова убежала.
Я заправил его за волосы Мел, прежде чем сказать:
— Мелоди Каллахан, будущий президент Соединенных Штатов Америки, я люблю тебя.
— Лиам Каллахан, будущий Первый муж, я люблю тебя больше. — Она поцеловала меня.
Это моя жизнь. Наша жизнь. И я бы не променял ее на весь чертов мир.